Олег Авраменко - Реальная угроза
Капитан Павлов вышел из кают-компании. За ним последовали командор Томассон и старпом Крамер.
– Вот это да! – произнес кто-то за моей спиной. – Оказывается, мы ведем шпионские игры с Землей.
– Шпионские или нет, – заметил мичман из службы систем жизнеобеспечения, – но это не игры. Земляне открыли что-то серьезное. Может, нашли артефакты какой-то древней цивилизации.
Топалова раздраженно фыркнула:
– Будь моя воля, я бы запретила это слово чуть что, сразу «артефакты». После каждой экспедиции родственники достают меня расспросами об этих мифических артефактах.
– Но что-то там есть, – сказал я задумчиво.
– Ясное дело, – отозвался Вебер. – Что-то такое, от чего Земная Астроэкспедиция зашибает нехилые бабки. А наше начальство решило примазаться к их открытию, чтобы и себе заполучить от правительства толстую денежную сиську… Атлантида! – Он мечтательно прищурился. – Должен признать, звучит очень заманчиво. И многообещающе.
2Вскоре жизнь на корабле вошла в колею и потянулись обычные полетные будни – для кого рутинные, а для меня праздничные. Каждый раз я приходил на вахту, как на первое свидание, а когда наступало время покидать мостик, я наряду с усталостью испытывал легкую горечь перед предстоящей разлукой. А в выходные, положенные по трудовому законодательству (потому-то, собственно, наш штат и был увеличен до четырех групп), я с нетерпением ждал следующего дня, чтобы опять окунуться в работу.
Еще во время предэкспедиционных сборов и тренировок мне удалось доказать Томассону и Топаловой, что я отлично справляюсь с обязанностями оператора погружения, и в конечном итоге я сменил на этом посту Гарсию, которому пришлось перекочевать в кресло помощника штурмана – наименее престижное место из всей вахтенной четверки. И хотя мы время от времени менялись постами, контроль над вакуумными излучателями все же оставался моей постоянной обязанностью, тогда как Гарсия, садясь за пульт погружения, чувствовал себя лишь гостем. Ввиду всего этого большой любви он ко мне не питал, но мне было наплевать – в друзья к нему я не набивался.
В конце концов командор Томассон заметил, что неприязнь ко мне со стороны Гарсии все возрастает, внося нервозность в нашу работу, и быстренько перевел его в другую группу. Новый помощник штурмана, суб-лейтенант Козинец, на мое место не претендовал, так что мы с ним неплохо поладили.
Через две недели после отлета у меня, помимо основной работы пилота, появилось еще одно занятие. Узнав, что в колледже моей сопутствующей специальностью была биология, руководитель научно-исследовательской группы предложил мне посещать семинары ксенобиологической секции. Просто ради интереса я сходил один раз, другой – а затем увлекся.
Семеро ксенобиологов, входивших в состав экспедиции, сильно отличались от университетских преподавателей, которые приходили в наш колледж читать лекции и проводить лабораторные занятия. Эти люди были не учителями, а исследователями, помешанными на своей науке энтузиастами. Раньше я почему-то считал, что в начале экспедиции ученые большей частью бьют баклуши и лишь по прибытии на место принимаются за дело – собирают данные, анализируют их и так далее. Но не тут-то было. Наши ксенобиологи располагали массой еще не обработанного материала из предыдущих экспедиций, да и сама космическая биология таила в себе множество нерешенных проблем, и все семеро ученых буквально дневали и ночевали в своей лаборатории, ставя бесконечные опыты, устраивая дискуссии, предлагая гипотезы и тут же разнося их в пух и прах.
Я помогал им то в качестве лаборанта, то просто мальчика на побегушках, а иногда набирался смелости и участвовал в обсуждении особо интересных проблем. В основном я говорил глупости или предлагал идеи, уже давно проверенные и либо принятые, либо отвергнутые, но никто надо мной не смеялся – напротив, меня поощряли к «свободному, раскованному мышлению». Руководитель секции как-то сказал, что я очень способный парень, и грозился за год-полтора подготовить меня к сдаче экзаменов на степень магистра.
Против этого я не возражал, так как уже знал, что в Астроэкспедиции поощряется многопрофильность. Например, старпом Крамер был доктором психологии – впрочем, это полагалось ему по должности. Яна Топалова тоже была психологом, капитан Томассон имел степень доктора физических наук, даже периодически публиковал статьи по вопросам взаимодействия вакуума с материей, а старший навигатор Вебер готовился защитить докторскую по математике, причем в самой отвлеченной и наименее практической области – теории чисел. Остальные летчики были магистрами по разным прикладным специальностям – термоядерная и вакуумная энергетика, сетевые коммуникации, кораблестроение и прочее. Я рассудил, что в нашей летной команде не окажется лишним дипломированный ксенобиолог.
Элис искренне радовалась моим успехам, а я так же искренне переживал за нее. Впрочем, пока она держалась молодцом и даже пыталась находить удовольствие в своей работе. Я верил, что в реакторном отсеке ей интересно, однако понимал, что все ее помыслы устремлены к рубке управления.
На корабле мы с Элис стали еще ближе, чем были раньше, когда учились в колледже и жили в одной квартире. Мы проводили вместе большую часть своего свободного времени – благо старпом Крамер, основываясь на наших анкетных данных, постарался максимально синхронизировать ее вахты с моими. Но, увы, наша близость по-прежнему оставалась сугубо платонической. Еще до отлета у Элис появилась новая подружка – Лина Каминская из интендантской службы, стюардесса, которая обычно дежурила на мостике во время наших вахт. В ее обязанности входило готовить нам кофе и сандвичи, а также исполнять разные мелкие поручения; кроме того, она работала и в медсанчасти, рассчитывая со временем переквалифицироваться из стюардесс в медсестры. Это была милая юная особа, принадлежавшая к тому типу девушек, которые служат молчаливым украшением любой компании. В нашем обществе Лина вела себя тише воды ниже травы и не претендовала на то место, что я занимал в жизни Элис, а вполне довольствовалась свободным местом в ее постели. Я же, как и раньше, довольствовался тем, что был для Элис самым дорогим и близким человеком…
Вопреки моим надеждам и расчетам командора Томассона, перевод Гарсии в другую группу, хоть и снял напряжение на вахте, окончательно проблемы не решил. Гарсия давно зарился на постоянную должность оператора погружения, и с уходом моего предшественника он уже решил было, что это место у него в кармане. Но тут появился какой-то сопляк (в смысле я) и потеснил его.
В своей новой группе Гарсия тоже стал помощником штурмана, что его отнюдь не удовлетворило, и с каждым днем он становился все более злым и раздражительным, часто жаловался знакомым, что к нему относятся несправедливо. В своих бедах он винил то мое коварство, то происки Топаловой – дескать, она положила на меня глаз и воспользовалась своим влиянием, чтобы обеспечить мне быструю карьеру.
По совету старшего помощника командор Томассон часто сажал Гарсию на место штурмана, и в итоге получалось, что добрую треть своего вахтенного времени тот возглавлял группу. Другой бы на его месте только радовался (например, я), но в голове у Гарсии, похоже, сломался какой-то переключатель, и он счел это жалкой подачкой. В результате его неприязнь ко мне переросла в откровенную враждебность, и он задался целью сделать мою жизнь на корабле невыносимой.
К сожалению, Гарсия был старожилом на «Марианне», а я всего лишь новичком, и многие в экипаже если не поддерживали его, то относились к нему с сочувствием, а ко мне – с предубеждением. Единственное меня утешало, что это не касалось летно-навигационной службы. Поскольку конфликт начался на профессиональной почве, летчики быстро разобрались, что к чему, и встали на мою сторону – кто из убежденности в моей правоте, а кто из-за того, что Гарсия вел себя неэтично, предавая огласке наши внутренние проблемы, образно говоря, вынося сор из избы.
Впрочем, постепенно Гарсия растерял сочувствующих и среди остальной части команды. По своей глупости он замахнулся на то, что в условиях замкнутого мирка из четырех сотен человек считалось священным и неприкосновенным – он начал разбирать мою личную жизнь. Как-то один знакомый сообщил мне, что Гарсия распускает слухи, будто бы я консультировался у начальника медсанчасти по поводу перемены пола, жалуясь ему, что моя подруга Элис Тернер отдает предпочтение женщинам и пренебрегает мной как мужчиной.
Дальше стало еще хуже. Гарсия принялся преследовать нас с Элис, когда мы были на людях, и то и дело отпускал во всеуслышание похабные шуточки в наш адрес. Вдобавок он прохаживался и отдельно по Элис, утверждая, что она якобы оказалась настолько бездарным пилотом, что ее не захотели брать даже в каботажники. Подобного рода нападки Элис переносила куда болезненнее, чем публичные разборы наших с ней отношений.
