Сергей Лукьяненко - Школьный Надзор
Дреер вспомнил про императора Павла, которому из высших соображений не позволили стать тем, кем он мог бы стать.
– Вы нам после всего не верите? – спросил Артем.
Тогда словесник вспомнил уже Стригаля, говорившего: и вы после всего, что видели, откажетесь?
– Они все не могли быть Иными, – сказал Дреер. – Такое нельзя скрыть. Первый выпуск почти поголовно оставил какой-то след в истории. Есть биографии, документы… Из них же декабристов сколько вышло! Вы можете представить себе Иного, который не ушел бы от третьего отделения?
– А никто не говорит, что все. Только семь. Трое Темных и трое Светлых.
– Цифры не сходятся.
– Еще один с неопределенной аурой. Его взяли в качестве потенциального Зеркала. Вы же знаете, что это?
Да, это Инквизиторам преподавали. Слабый маг с чистой аурой, не успевший или не захотевший склониться ни к Свету, ни к Тьме. Если какая-то из сторон в вечном соперничестве опасно перевешивала, Зеркало против своей воли приходило на помощь другой, восстанавливая баланс. А потом исчезало в Сумраке, когда само делалось опасно сильным.
– И кто был этим… потенциальным Зеркалом?
«Поэты» снова переглянулись.
– Он самый, – сказал Карен. – Тот, о ком вы подумали.
– Быть не может. Он был человеком. Это я точно знаю. Я же Инквизитор, в конце концов!
Дмитрий вспомнил, как Александр читал ему «Демона», когда они шли ловить Чижова с подельниками. Типичная стратегия вербовки Темных, рассказывал он тогда.
Конечно, учитывая все, что говорил и делал мнимый куратор от Инквизиции, можно было не особенно этому и верить. Однако зачем Александр вообще заводил о том речь?
– Если кто-то был человеком всю жизнь, это не значит, что он не мог быть Иным.
Дмитрий опять подумал о хозяине Михайловского замка. А потом вспомнил пушкинское: «Видел я трех царей. Первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку…»
– Пойдемте сядем, – предложил Артем. – Вон скамейка. Мы все расскажем, что знаем.
Они вышли из Сумрака и уселись на ближайшую к террасе скамью на Рамповой аллее. Дмитрий отметил, как темнеет.
Пожалуй, это был самый насыщенный день в его жизни, особенно по свалившимся на голову откровениям. И этот день еще не кончился.
Дреер оказался ровно посередине. Справа от него были Артем с Голубевой, слева сели Карен с Алексеенко.
Клюшкин сообщил, что уже насиделся.
– Где, кстати, остальные? – спросил Дмитрий. – Иван, Маша, Буреев?
– Патрулируют. Их очередь, – ответил Комаров и спросил тоном экзаменатора: – Что вы знаете про Лицей?
– Что вам рассказывал, то и знаю. Уникальное для России тех времен высшее учебное заведение, предназначенное для царских детей и будущих государственных чиновников. Хотели воспитать просвещенных деятелей европейского уровня и воспитали на свою голову…
– Ничего не напоминает?
– А что должно напоминать?
– Обычную попытку Светлых. – Артем покосился на Голубеву. Девочка скривила лицо, но ничего не сказала. – В школе этому не учат, но Темные часто про такое говорят. Между собой.
Дмитрий представил себе кухню, где благонадежные вампиры пьют кофе – спиртного они ведь не переносят, – курят и беседуют за жизнь, как простые работники интеллектуального труда.
– Ну хорошо, преподай мне урок истории, как Высший Высшему.
– А чего тут преподавать? Первой такой серьезной попыткой изменить людей была Французская революция.
– Светлые ее не устраивали.
– Они поддержали, Инквизиция разрешила, Темные не возражали. Все как всегда. Правда, тогда еще не как всегда. Но с революцией не получилось, да и Светлые с Темными все же сцепились. Тогда решили полигон для экспериментов передвинуть куда-нибудь подальше. Куда не жалко. В глухую северную страну, где медведи. Тем более что там назревали перемены… Только в этот раз уже поняли, что Свет и Тьма все равно так легко друг друга не переборют. Вот и решили попробовать научить жить друг с другом в мире. Опять же, ничего не напоминает?
– Напоминает, – мрачно согласился Дреер.
– Школ Дозоров еще толком не было, одна в Петербурге, одна в Москве да еще одна в Киеве. Учили по старинке, с глазу на глаз. А тут как раз устраивают Лицей. Само собой, наши что, в стороне останутся? Мы ведь Иные, а не рыжие. Вот и родилась гениальная идея, чтобы среди людей учились и маги, причем поровну Темных и Светлых. Каждой твари по паре. Чтобы продвинуть своих в верха без особенной промывки людям мозгов и наложения чар. Не все же Иные тогда были дворянами. Пусть, мол, будущая элита Дозоров учится вместе с человеческой. Чтобы потом создать гармоническое государство, в котором и конституция будет, и Договор соблюдается.
– Дозоры возглавляют Великие, – сказал Дреер и тут же подумал о нынешних слабосильных питерских Ночном и Дневном. Впрочем, и столица теперь другая.
– Все шестеро были потенциально Высшими.
– Кто это? – Дмитрий ожидал, что у него опять, в энный раз за сегодня, собьется дыхание, когда Артем назовет знакомые имена.
– Неизвестно, – вместо Комарова сказала Анна.
– Как так?
– А вот так! – весело подхватил Толик Клюшкин. – История умалчивает.
– Можно только гадать, – продолжила девочка. – В книге… ну, которую Стасик увидел в музее, там была ссылка на докладную записку в санкт-петербургское отделение Инквизиции. Я сумела копию… нарисовать. Там нет имен. Даже кто был Зеркалом…
– Что вы мне тогда голову-то морочите?! – Дреер чуть не вскочил. Забрезжила призрачная надежда, что выдумкой окажется вообще все, кроме Фуаран и деинициации.
– Дмитрий Леонидович, вы дослушайте, – тихо сказала Анна. – Потом сами решайте.
– Ладно, – обмяк словесник.
– Короче, – снова заговорил Комаров. – С Иными в Лицее вышла неувязка. Они подружились. А еще поняли, что разница между ними и людьми как раз в выборе. Они же вместе учились, только у Иных еще отдельные курсы были, когда остальные типа отдыхали. Никто ничего не знал, кому не надо. Там столько Сфер Невнимания было, мама не горюй. В общем, они решили, что нужно объединить Темных и Светлых. Для общей пользы. У Лицея девиз такой был. Тогда и Темные были патриотами, не то что сейчас…
– Многие Темные воевали против фашистов, – сказал Дмитрий.
Да, это преподавали на истории. Вампиры хаживали в разведку через Сумрак, порой даже зарабатывали ордена. Сельские ведьмы наводили порчу на оккупантов или посылали гитлеровские отряды в глушь и топи. Оборотни-партизаны рвали карателей в лесах, и было известно немало случаев добровольной инициации.
– У них был курс магии вещества, там учили делать артефакты, – продолжал Артем. – А у кого-то оказались еще способности к математике. Он вычислил, как надо все расположить, и они под шумок стали тут все заряжать. Тем более часть контура уже была, до них постарались, при Екатерине и раньше. А там еще Наполеон наступал, они сначала хотели против него оружие сделать магическое. На войну-то их ведь не брали, вот и хотели бить французов прямо из школы.
– «Вы помните, текла за ратью рать…» – прочитал наизусть Дреер. – Но ведь они так и не пустили это в ход?
– Этот парк с дворцами – как будто большая магическая линза. Ее можно сконцентрировать на чем-нибудь и распространить туда любое заклинание. А можно сделать так, что оно разойдется кругами. Как взрывная волна.
– Погодите, – спохватился Дреер. – У них же не было Фуаран!
– Лишить Иного способностей в сто тысяч раз проще, чем дать способности человеку, – сказала Анна.
Про это Дмитрию тоже было отлично известно. За преступления против Договора одно из самых легких наказаний – лишение магии, частичное или полное. Тогда Инквизиция накладывала специальную печать. Она любила накладывать печати.
– Просто с Фуаран это смогла даже я…
– Но почему они тогда не сумели?
– А вот этого мы уже не знаем. Наверное, их раскрыли. Отняли способности и память стерли.
Гуманно, подумал Дреер. Прожить целую жизнь, помня о том, что когда-то был волшебником, – такое не каждый взрослый выдержит. А тут – подростки.
Хотя когда это Инквизицию волновали соображения гуманности? Скорее всего блок памяти нужен был, чтобы скрыть конструкцию артефакта. Это вам не статический портал. Потому и всех Иных из Царского Села удалили. Скорее всего сам Кармадон – Совиная Голова за этим следил, лично приезжал, самые ценные камни забрал в Европу. Бюро тогда квартировало отнюдь не в Праге, да и звалось вовсе не Бюро, а Канцелярией Старого Света.
А затем Дмитрия таки прошибло.
Словесник опять подумал про Александра. А не он ли придумал назвать заведение Ликеем, по образу школы своего учителя Аристотеля, когда проект обсуждался в Инквизиции? И вот откуда портрет Аристотеля в кабинете их директора Сорокина в череде изображений великих педагогов прошлого.
Интересно, Сорокин знал?
– Доказать ничего нельзя, – сказал Дреер. – Не брать же во внимание книгу и докладную записку. Они появились так же, как вымышленная Стивенсоном сыворотка мистера Хайда. Извини, Аня, для твоих способностей нет разницы, что творить – правду или фантазию.
