Сергей Лукьяненко - Школьный Надзор
Дмитрий, впрочем, знал, что таким решением все и должно закончиться. Да, им всем тяжело будет расстаться… пока не сотрут память. Что же, неплохая анестезия. Они, конечно, могут потом опять встретиться. Анна с Комаровым, возможно, даже поженятся, когда вырастут. Их будет всех тянуть друг к другу, но это уже не сотрешь никакими заклинаниями.
Куда сложнее будет семьям. Матери Анны проще, у Толика вообще никого нет.
«Мертвые поэты» сидели с каменными лицами, похожие сейчас на статуи в Екатерининском парке.
– …Инквизиция также принимает во внимание отсутствие корыстных целей означенных лиц. Поэтому Трибунал постановляет через десять лет на заседании специальной коллегии рассмотреть вопрос об условно-досрочном восстановлении магических способностей. До этого момента воспитанники будут находиться под надзором Инквизиции. Надзор поручается младшему Инквизитору Дмитрию Дрееру.
Одна фраза Дмитрия по-настоящему обрадовала. Куда больше, чем возможность для «мертвых поэтов» вновь стать Иными, когда повзрослеют.
«Из объединенной школы-интерната воспитанники переводятся в обычные человеческие». Зачем, ведь тех, первых лицеистов-нарушителей, никуда не переводили? Они и потом собирались всю жизнь, и даже камень «Гению места» поставили – вот где прорвалось желание творить артефакты! Значит… школа-интернат все же не будет обычной человеческой. На ней не поставят ни крест, ни магическую печать.
– Вам ясен смысл решения Трибунала? – Эдгар строго посмотрел на «мертвых поэтов».
И тогда Анна встала.
– А можно… не стирать мне память?
Эдгар обменялся быстрыми взглядами с Дункелем.
– Это возможно. Но для вашего же блага…
– Я выдержу, – твердо сказала девочка.
Дмитрий покачал головой.
Знаешь ли ты, глупенькая, что это такое – десять лет чувствовать себя безрукой и помнить, как была другой?
– Хорошо, – сказал Эдгар. – Зафиксировано.
– Тогда и мне, – встал Комаров.
– И мне… и мне… – «Мертвые поэты» опять поднялись, все как один.
Инквизиторы-однокашники Дреера зашептались на галерке.
– Добровольный отказ от блока памяти принимается, – объявил Эдгар. – Именем Договора. Наложить печати!
Судьи, они же исполнители приговора, тоже поднялись. Остались сидеть только Дункель и Хена. Инквизиторы простерли руки к подросткам. Дмитрий сейчас не мог видеть летящие сгустки энергии, но отлично помнил всю механику действа.
– Заседание объявляется закрытым, – сказал Эдгар. – Все могут покинуть зал. Кураторы! Выведите несовершеннолетних и обеспечьте их отправку домой ближайшим рейсом!
– Инициацию наставника Дреера я выполню сам, – негромко сообщил, вставая, Кармадон.
Он явно был доволен лично отрежиссированным спектаклем.
– Грандмейстер, разрешите мне… попрощаться с ребятами, – попросил Дреер.
– Попрощаться? – удивился Кармадон. – Вы же теперь их часто будете видеть. Хорошо, даю пять минут.
– Благодарю, Грандмейстер! – Дмитрий склонил голову.
Но Дункель уже повернулся к нему спиной и привычным, отшлифованным веками движением сбросил инквизиторский плащ. Судейская коллегия молча удалялась. Если они и говорили друг с другом, то через Сумрак, но скорее всего молчали и там.
Стригаль, направляясь к выходу, слегка кивнул Дмитрию. Эдгар вытирал пот со лба. Максим деловито подошел к самописцу, аккуратно вложил перо в книгу, захлопнул том и бережно понес вон из зала.
Дреер повернулся к ученикам. Однако все, что он хотел бы им сказать, вдруг вылетело из головы. В самый неподходящий момент, как всегда и случается. Тогда Дмитрий брякнул первое, что пришло на ум:
– Ну, привет, человеки…
Сноски
1
Здесь и далее стихи Николая Заболоцкого.
2
Майлгун (валл. Maelgwn) – букв. «вождь собак».
3
Kleine Wolfchen (нем.) – волчата.
4
Die schlechten Groschen (нем.) – негодники.
5
А. С. Пушкин, «Демон».
6
Эта история подробно рассказана в романе В. Васильева «Лик Черной Пальмиры».
7
И сидит, сидит зловещий ворон черный, ворон вещий,
С бюста бледного Паллады не исчезнет никуда…
…И душа моя из тени, что волнуется всегда,
Не восстанет никогда!
