Александр Пиллаев - Мария в Заповеднике
Выждав, пока Магнус напитается достаточно зрелищем, Мария шагнула на поляну и поманила его, но Магнус словно прирос.
– Что случилось, Магнус? – удивилась она. – Вас что там, парализовало?
Он, и правда, напоминал столб. Мария проследила за его взглядом и только теперь заметила фигуры в маскировочных нарядах, словно выросшие из-под земли и нацелившие на Магнуса отвратительные стволы крупнокалиберных пулеметов.
– Магнус! – рассердилась племянница Прокурора. – Я вас пригласила сюда, чтобы показать Усадьбу, а не сторожей на ее территории. Что вы на них уставились? Пускай целятся – пока вы со мной, они вам ничего не сделают. Я забыла предупредить вас, Магнус, что здесь живет мой дядюшка, Калиграфк. Его домик во-о-он в том углу, – показала рукой Мария, – а это – из его псарни, – показала она и на опасные фигуры с оружием.
Магнус бросил настороженный взгляд в дальний угол поляны и, действительно, нашел там квадратный сарай из толстых бревен, чем-то напоминающий архитектуру пенитенциария. И хотя далеко не все, слава богу, лично имели несчастье эту архитектуру наблюдать, почему-то каждый по едва уловимым для глаза признакам станет мучиться догадками: а не то ли это самое? – хотя решеток на окнах, колючей проволоки и высоких заборов вокруг он не обнаружит в данном конкретном случае.
У Магнуса не было никаких оснований не доверять племяннице Прокурора, и, положась на попечение судьбы, он шагнул в зону обстрела...
Чем ближе подходили они к Усадьбе, тем больше она приобретала очертания чудного мохнатого страха, нависавшего над ними сверху своими рыхлыми очертаниями, в которых можно было только угадывать то ли дверь, то ли стену, то ли окно или, наконец, то, что можно было бы назвать крышей. Наверное, крыши строителям Большой Империи не давались уже в те далекие времена, когда весь этот тлен был еще каким-нибудь новеньким «домашним очагом» из свежеотесанных бревен, – так, по крайней мере, можно было думать, вспоминая о «кастрюльной крышке», над Резиденцией Министра.
Магнус даже не заметил, каким именно образом они прошли внутрь: Мария лишь приблизилась вплотную к мохнатым складкам и поверхностям, преградившим ей путь, сделала еще один шаг и – скрылась из глаз, будто растворилась в гигантской флоре. Магнус так же приблизился нос к носу к флоре, и перед ним лениво расползлась мохнатая расщелина, обнажив продолговатое древесное дупло; он неуверенно шагнул внутрь и опять увидел Марию, раздвигавшую руками с превеликой осторожностью толстый занавес ниспадавшей с потолков паутины. Когда новое узкое пространство было вскрыто, Мария, все с той же осторожностью, скользнула вглубь дальше, и Магнусу ничего не оставалось, как опять следовать за ней по пятам. Он машинально искал ногой пол, но пол, наверное, сгнил уже сотню лет назад, и внизу теперь стлался толстый ковер зеленого мха, местами вздыбленный большими валунами из-под земли, либо истлевшими остовами каких-то замысловатых, в прошлом деревянных, устройств, назначение которых теперь невозможно было угадать. Мария всё с той же осторожностью раздвигала руками паутину, которая то и дело липла у них на пути, как будто бы ей после пришлось самой все обратно занавешивать и она ленилась много напортить здесь,
В замкнутом зеленом пространстве, где теперь оказался Магнус, стоял столь изумрудный полумрак, что лучи, проникавшие сюда сквозь щели где-то на внешних поверхностях, казалось, били через увеличительные линзы.
Мария хранила таинственное молчание, и Магнус, также молча, все шел и шел за ней по пятам, пригибаясь под нависшими сверху балками и переступая широко через углубления и щели под ногами. В одном из таких вот черных проемов Магнус отчетливо услышал течение воды. Он замешкался, преодолевая препятствие, и, пока осторожно перешагивал журчащую канаву, меньше всего желая оказаться в ее загадочной черноте, вдруг с неприятным чувством обнаружил, что потерял Марию из виду. Магнус повертел головой, подумал и тогда тихо позвал:
– Мари-и-я?..
Больше он уже ничего не успел сказать. И даже самое пожалеть о том, что осмелился произнести хоть слово в этой древесной усыпальнице, – он смог только много минут спустя, когда пространство вокруг него опять улеглось. Магнус решил, что на него обрушился не только весь этот невозможный мохнатый дом со всеми его столетиями в придачу, но и само небо сверзилось напоследок ему на голову – ночные птицы, перепуганные, как дуры, в невероятном количестве поднялись внезапно от своих невидимых гнезд и в полном молчании, но зато с оглушительным хлопаньем мерзостных жирных крыльев, долгую минуту носились, кажется, с намерением окончательно разнести свое изумрудовое гнездовье.
– Ну, где же вы, Магнус, идите сюда! – услышал Магнус из глубин паутины спокойный голос Марии, когда птицы, наконец, невидимо расселись.
Он решил быть осторожней теперь, но внезапная мысль вдруг остановила его совершенно.
– Магнус! Я вас жду, – все так же спокойно произнесла где-то рядом Мария.
– Но... – Магнус в удивлении подбирал слова.
– Что опять стряслось там с вами? – позвала Мария.
– Но ведь они... эти... с крыльями... не оборвали ни одной паутины!
– Идите, идите сюда, не обращайте внимания, тут есть много чего... – позвала его нежно Мария.
Магнус пожал плечами и теперь, собственно, не церемонясь, полез вперед напролом. Паутина залепила ему лоб, глаза, но зато он сразу наткнулся на свою провожатую.
– Осторожно, здесь вода, – предупредила Мария, огибая что-то в углублении.
Магнус услышал отчетливый плеск ниспадавшего где-то рядом с небольшой высоты потока. Он сделал еще несколько шагов, стараясь ступать след в след за Марией, и они остановились перед небольшой каменной чашей, вода в которой набиралась, вытекая из мшистых камней, кружила тихо вдоль каменных берегов и стекала вниз, с мягким шумом перекатываясь через небольшую запруду.
– Мы почти у цели, – сказала Мария и повернула вдоль озерца вверх – туда, где виднелось какое-то нагромождение из камней.
Они взошли невысоко вверх по камням, и Магнус, вслед за Марией, оказался перед входом в глубокий грот. Здесь Мария остановилась, обернула свое лицо к Магнусу и долго посмотрела ему в глаза.
Магнус этот взгляд с честью выдержал, и даже без тени сладострастия: Москва! Цивилизация держала его в узде! Мария стояла, выгнув спину, откинув назад голову, и почти касалась Магнуса своей высокой грудью под рубашкой с решительным воротничком. Она, правда, была в брюках, и это не слишком помогало огню вожделения несколько старомодного, модернистского художника Магнуса, любившего, видеть на женщине длинные платья, но было бы странным даже для Москвы – даже Цивилизации! – если бы он вообще не подумал о себе сейчас хоть на минуту – хоть секунду! – как о многодумном пленнике Цирцеи, и не стал бы готовиться тайно к чему-то очень определенному.
– Вот мы и пришли, – прошептала Мария самым глубоким, грудным, не оставляющим никаких сомнений женским голосом.
ГЛАВА X
– Итак, Магнус опять будет говорить этим аборигенкам – с их первобытнообщинными «ушами спаниеля» под платьем вместо аппетитных, новеньких, полиоргансилоксановых грудей – про их превосходство над женщинами Цивилизации, как он это делал в Союзе в Южном Полушарии, будет клясться им, что в Большом Конгрессе такой жертвенности в женщинах уже не встретишь, что они там теперь только мастурбируют в свое удовольствие, лесбиянствуют, мужчин без денег и контрацептива к себе не подпускают – ну и все прочие выдумки, которые только родит воспаленный мозг всех высокодушевных мужчин вообще – и московского Магнуса, в частности...
Йоцхак и Дермот были в креслах у себя в Домике, а Пер опять философствовал, испытывая терпение Персонала.
– Было бы опрометчиво,– сказал он, – игнорировать идеи конкурирующей фирмы, мы просто обязаны со всех сторон рассмотреть эту странную, на первый взгляд, версию...
– Наконец-то у нас мужской разговор, – заметил Йоцхак Смоленскин. – И даже офицер Уэлш на этот раз не заснет.
– Что такое, Йоцхак?
– Я хочу сказать, наконец-то мы поговорим о женщинах...
– Размечтался! – оборвал его Уэлш. – О женщинах! Вот увидишь, Пер будет говорить... о самках.
– Я могу не употреблять этого слова, dear Уэлш, если оно тебе не по душе, – сказал Пер, – хотя с ним мне удобно оперировать понятиями: как только мы станем думать, что речь идет не о первобытном стаде аборигенов, то делать нам здесь будет уже нечего...
– А как же Мария?.. – спросил машинально Уэлш.
– В конце концов, ты волен думать, что хочешь, о моем отношении к племяннице Калиграфка, – отделался Пер.
– По моим сведениям, – продолжил он, перейдя к делу,– до периода длительной войны с соседями – еще более дикими – в этих районах женщину боялись и почитали ее «волшебницей». Местные популяции удержали за собой территорию, но соседний этнос, с которым они имели дело в течение двухсот лет, отличался, по-видимому, качеством не в лучшую сторону...
