Александр Пиллаев - Мария в Заповеднике
Там положили трубку и Пер услышал, что Министр положил свою только минуту спустя, будучи, наверно, в больших раздумьях. Пер прошел в аппаратную. Йоцхак сидел за пультом и барабанил по нему пальцем.
– Они не только рады игрушкам, Йоцхак, но теперь еще готовы верить любому шарлатану, – сказал Пер.
– Магнус не шарлатан, – возразил ему оператор. – Он в чем-то даже профессионал...
– Ты узнал его?
– Еще бы! Ведь это его проповеди стоили существования Союзу в Южном Полушарии.
– Может быть, мы несколько преувеличиваем его возможности, но будем, тем не менее, осторожней – он опять появился вместе с признаками каких-то наближающихся событий. Боюсь, это мое предположение не лишено смысла. Подожди, не отключай сеть. На вот, передай через спутник...
Пер протянул ему бумажку с нацарапанными на ней словами:
«ДОНЕСЕНИЕ 2
В стаде проявляет активность самка.
– Пер».
ГЛАВА VIII
Рано поутру тишину Заповедника вблизи Резиденции прорезал невообразимый зоологический крик – так наверное кричит новорожденный после первого глотка воздуха, но это был крик в пятьдесят раз капризней. Истома Магнус, который спал у себя с открытыми окнами, как был, в трусах, выскочил в окно и после долго сам удивлялся анахронизму этой странной реакции своего организма. Он даже не сразу остановился и пробежал еще до самого угла Резиденции. Но дальше ноги его отказались его нести.
За углом, на площадке перед парадным входом в Резиденцию, были солдаты. Они держали в кольце низкорослое существо, которое еще раз прорезало утреннюю тишину пятидесятикратным воплем младенца, но тут же получило удар поддых от охранника.
Существо скрючилось, обратившись с невнятной речью к близстоящим – скорей всего, что-то нецензурное, но в эту самую минуту на крыльце показалась... Мария.
Охранники сразу расступились перед ней, и Магнус испугался, как бы странное существо не бросилось и не перегрызло ей шею, но оно вдруг, наоборот, замерло и уставилось снизу вверх на Марию в страхе... впрочем, тут бы окаменел и саблезубый тигр, – Мария казалась в эту минуту взбешенной фурией.
– Что, Цаца, свежий воздух тебя так бодрит? – зловеще произнесла Мария.
Тот, кого она назвала Цаца, вдруг шагнул к ней, охрана напряглась, но Мария нетерпеливо махнула рукой, и все опять замерли.
– Ты не рад судьбе? – снова произнесла Мария, смягчившись. – Что же, подумай еще: там тебя ждет стенка и пулемет, здесь – Ольгины ложесна, там – неизвестная могилка, а здесь ты станешь священной жертвой на глазах у Империи. Ну что, хорошо подумал?
Вдруг существо проговорило человеческим голосом:
– Госпожа! Мария! Матушка наша!
– За что приговорен? – оборвала его племянница Прокурора Калиграфка.
Существо оживилось и отвечало с готовностью и удовлетворением:
– Два убийства, первоклассные ограбления, тоже с трупами... Жаль умирать, матушка, еще не насытился.
– Когда казнь? – опять прервала его Мария.
– Нам не говорят, – пожаловался Цаца.
– Здесь тебя заранее предупредят о дне Обряда, – сказала Мария ему, как одарила сокровищем.
Магнус стал дрожать всем своим голым телом. И без всего услышанного, только лишь глядя на Цацу, можно было догадаться, что его вытащили из камеры смертников: у него торчали уши – и в прямом, и в переносном смысле слова – настоящего вора и убийцы. Но зрелище ширилось и из леса, со стороны Усадьбы, материализовался Прокурор Калиграфк. Цаца сразу осмелел и напустил на себя внешнюю независимость.
Прокурор вклинился к ним с видом опоздавшего человека.
– Кажется, дядюшка, отца-производителя привезли, как ты и заказывал, – сказала Мария.
– Идиоты! Вы куда его привели! – вместо приветствия набросился Калиграфк на приезжих. – Немедленно в Усадьбу! Прочь отсюда! Там ему клетка приготовлена специально!
– Какая клетка, дядюшка? – со льдом в голосе удивилась Мария. – Это же человек!
Она отвернулась с презрительностью и быстро растворилась в дверях Резиденции.
– Черт подери, несите же его в Усадьбу, наконец! – опять приказал Калиграфк.
– Я тебе не чемодан, чтобы меня носить, – вдруг произнес Цаца и гордо двинулся в сторону, куда показывал рукой охранникам Прокурор.
Несколько метров все за ним следовали, но вдруг охрана подхватила его под руки и поволокла. И сразу лес огласился третьим уже за утро, но на этот раз сдавленным, слабым и коротким вскриком, – это был Магнус: он увидел прямо перед собой кривоногого Коменданта, в которого уткнулся ягодицами, начав пятиться обратно к своему окну по окончании зрелища.
– Вы так быстро выскочили на улицу, что снайпер несколько опешил, и поэтому вы все еще живы, – без предисловия сказал Комендант.– Ваше пребывание, как это было оговорено, закончилось вместе с лекцией. Сегодня до двадцати четырех ноль-ноль вы должны покинуть Заповедник.
Магнус послушно ответил: – Да.
Он хотел обогнуть кривоногого, но тот опять загородил дорогу:
– Куда?!
– Собирать вещи, – ответил Магнус и кивнул на открытое окно.
– Вход в Резиденцию – там!
Кривоногий показал рукой на парадное с видом, не терпящим возражений.
– Да, конечно, – согласился Магнус и двинулся за угол к парадному крыльцу.
Он взбежал по лестнице, потянул на себя дверь и хотел быстро проскочить холл, чтобы ни с кем не встретиться.
– Магнус! Господин Художник!
Племянница Калиграфка, Мария, выросла перед ним ниоткуда.
– Я вас извиняю за ваш костюм, – сказала она, приблизившись и глядя ему на ноги. – Надо же, целый парашют!
Магнус с очевидным сожалением подумал о своей слабости спать в хлопчатобумажных, бесформенных трусах в цветочек.
– Магнус, это же я вас сюда пригласила?
Она подождала, пока он кивнул в знак согласия.
– А что вам сказал Комендант?
– Выехать до полуночи сегодня.
– Вот именно, – сказала Мария, – до полуночи и... ни часом раньше Вы меня поняли, Магнус? Ни часом раньше! Вы, может быть, еще раз пригодитесь бедняжке Ольге... По одному очень важному делу, – добавила она с особенным холодом.
Магнус, Истома, проводил ее благодарным взглядом и через минуту был уже в раздумьях у себя в номере.
…Днем он бесцельно бродил вокруг Резиденции и даже имел случай снова лицезреть Цацу. Жениха, так сказать, выпустили пройтись с Отцом Невесты. В лес эта парочка, конечно, не углублялась, а ходила на виду у всех, чуть не под ручку, и Цаца несколько раз даже похлопал по плечу Шенка совсем по-родственному. Последнее обстоятельство, разумеется, не замедлило вывести из терпения прилипчивого коменданта, и скоро он выкатился к ним на своих кривых ногах.
– Господин Министр! – Комендант остановился в позе оскорбленного достоинства. – Снайперов опасно нервируют эти обнимки и похлопывания!
Министр был смущен.
– Что говорит этот кривоногий? – спросил вдруг Цаца развязно, с неделикатными уголовными модуляциями в голосе.
Эпитет, которым Цаца украсил свой вопрос, заставил Коменданта еще выше приподнять свой испитый подбородок.
– Папаня, ты ж скажи ему, кто я, а то я сам скажу, – стал теребить Министра Жених.
Шенк поморщился от такой фамильярности, хотя наверное знал, что у уголовных принято называть тестя «папой». И даже «мамой» – тещу.
Комендант с трудом взял себя в руки.
– Наши снайперы отличаются хладнокровием и выдержкой, иначе они уложили бы тебя уже ровно столько раз, сколько ты прикоснулся к господину Министру, а тебе, между прочим, господин Жених, надо еще дожить до известного отправления твоих жениховских надобностей!
Комендант развернулся на каблуках и поколесил прочь. Цаца сделался бледным.
– Обнять нельзя своего папаню! Хуже, чем в тюрьме... – выдавил из себя Цаца.
– Ну, я вам, допустим, не папаня, – ответил Министр неосторожно и Цаца сразу же затаил на него злобу. Душевное состояние Жениха явно оставляло желать лучшего.
– Дожидался бы спокойно у себя в камере казни, – с обидой в голосе проговорил Цаца. – Черт дернул меня согласиться на эту позорную смерть!
– Ну, вовсе не позорная, а наиболее почетная смерть в Империи, – возразил Министр.
– Это на бабе-то?!!
– У вас там, конечно, свой словарь, но у нас здесь не «баба», а Матерь Наследника Власти. Побудьте хоть последние дни своей жизни... культурным. – Министр посмотрел на небо.
– Одно успокаивает, – примирительно сказал Цаца, – что жертвую я не за ради Империи, а за своих же товарищей. Теперь поживут они в свое удовольствие! Со всего мира сюда разбойники съедутся. Они тут свой Большой Конгресс сделают. Вот уж правда так правда, пришло наше времечко! Хватит, попили вы у нас кровь. Уже все правили понемногу: и цари, и аристократы, и военные, и бабы, и помещики, и Министры, и даже пролетарии и крестьяне, люмпены, проститутки и те правили, да что говорить, и наши ребята тоже не раз уже стояли у власти, настоящие воры и даже убийцы, но вот, чтобы открыто, не таясь, со всеми своими регалиями и со всем почетом, – такого еще не было никогда! Царство краймеров! Двухпартийная система – партия воров и партия убийц! Правые и левые... Я бы – с ультраправыми... – уточнил Цаца, где-то слыша такое слово. Его понесло: – Комендант у нас будет шестеркой, Прокурор останется, как есть, паханом, ветеранов назовем благозвучнее – рецидивистами, своя полиция, ну, там, банкир, министр...
