Сыщик Бреннер - Шенгальц Игорь Александрович

Лишь четыре посольства могут принадлежать одному миру, четыре, и не больше. А раз все они уже здесь, то и надобность в проводнике отпала. Адди перестал представлять собой ценность, он выполнил свою функцию.

Лизу и Петру я оставил на кровати в комнате, только прочно запер дверь снаружи, чтобы никто не мог побеспокоить их вечный сон. После, если буду жив, заберу их оттуда и похороню, как подобает. Сейчас же я должен отомстить за девочек и пролить кровь того, кто косвенно виноват в их гибели.

Пройдя уже половину пути, я вдруг сообразил, что позабыл броню и химмельшток у дома Серафимова. Смерть близняшек лишила меня разума на время, заставив броситься из дома, не думая ни о чем. Боевой костюм исчерпал свой ресурс, но химмельшток мог бы мне пригодиться. Однако возвращаться я не стал.

Адди в очередной раз споткнулся о брусчатку и чуть не упал. Вздохнув, я все же решил сделать небольшой крюк и пристроить мальчика.

Дверь мне открыла взволнованная Элен. Она нисколько не удивилась моему появлению, только бросила внимательный взгляд на Адди, переминающегося с ноги на ногу за моей спиной.

— Заходите скорее, только Грэга нет дома! Я переживаю за него!

— Все будет в порядке, ты же его знаешь: работа превыше всего. Но он всегда осторожен. Волноваться не о чем.

— Это сегодня волноваться не о чем, когда за окном стреляют, словно на войне?!

— Там и идет война, самая настоящая, но Грэг не дурак, он под пули не полезет. Скоро все успокоится, и он вернется.

Уж не знаю, поверила ли Элен моим словам, но тему она сменила:

— Кто это с тобой?

— Это Адди, мой… хм… подопечный. Пусть он посидит у тебя, пока все не уляжется. Он слегка со странностями, но тихий и спокойный.

— Конечно, Кира, пусть остается. — Элен задумчиво осмотрела паренька с ног до головы. — Не дело ребенку в такое время по улицам разгуливать.

Из дальней комнаты на звуки голосов выбежала девочка лет пяти — Дара, дочка Грэга и Элен. Очевидно, она тоже ждала появления отца и выскочила его встречать, но, узрев вместо него незнакомого мальчика, не испугалась, а показала себя с лучшей стороны — сказывалось правильное родительское воспитание. Она подошла к Адди, взяла его за руку и заговорила:

— Здравствуйте! Меня зовут Дара. А вас? Хотите, я покажу вам моих кукол? У Красотки сегодня день рождения. Мы пьем чай с печеньем!

Мальчик серьезно кивнул.

— Очень хочу.

Это решило все сомнения Элен.

— Дара, познакомься, это Адди. Он побудет у нас некоторое время. Проходи, Адди. Чувствуй себя как дома…

Я откланялся, но, спускаясь по лестнице, спиной ощущал внимательный взгляд Элен. Она старательно скрывала свое волнение перед детьми, но сомнения все же прорывались сквозь маску спокойствия… Я прекрасно понимал Элен. Грэг с его безрассудством вполне мог влезть в самую гущу событий и поймать случайную пулю, ему вовсе не предназначенную. Таков был его характер, поэтому он и пошел в профессию, где риск и опасность встречались так же часто, как плохое зрение у счетоводов. И револьвер в кармане имел при себе каждый уважающий себя репортер, как тот же пресловутый счетовод носил очки.

За то время, что я провел у Элен, на улице окончательно стемнело. Все разумные горожане прятались по своим домам. Уличные кафе и рестораны, обычно работающие до полуночи, были закрыты — никто не стал бы ждать посетителей в такой день, — на всех окнах тяжелые ставни, мощные двери заперты изнутри на засовы.

В Фридрихсграде бесчинствовали временные короли города, стараясь урвать как можно больше за краткий срок своего правления.

Я крался проходными дворами, стараясь не соваться на широкие улицы, где риск повстречаться с одним из «страусов» или шайкой революционеров был чрезвычайно высок.

Иногда мне все же приходилось пересекать открытые участки, но я предварительно осматривал все вокруг, дабы избежать ненужных встреч. Редкие газовые фонари, едва освещавшие перекрестки, помогали мне ориентироваться. Революционерам было не до меня. Они занимались тем, чем обычно занимаются все пираты и разбойники — грабили, убивали, насиловали, а после делили добычу между собой, и нередко этот дележ оказывался столь же кровавым.

Спасти кого-то было не в моих силах, поэтому я даже не пытался вмешиваться, когда в очередной раз видел, как весьма подозрительные типы, больше смахивающие на уголовников, чем на пламенных революционеров, ломились в тот или иной дом.

Повсюду слышалась отчаянная брань. Революционеры требовали отпереть двери магазинов, но в ответ получали отказ. Попытки силой вломиться внутрь не всегда увенчивались успехом. Горожане помогали своим соседям, открывая по мародерам стрельбу из окон.

Только раз я остановился, наткнувшись в очередной подворотне на парочку громил, зажавших в темном углу испуганную девчушку — совсем еще юную и беспомощную. Бедняжка даже не кричала, понимая тщетность любых призывов на помощь.

Я разрядил один из револьверов в спины насильников, не давая им ни малейшего шанса на спасение. Девушку немного забрызгало кровью, она застыла, не в силах пошевелиться от ужаса.

Ничего, придет в себя и, если повезет, найдет безопасное укрытие. Я сделал, что мог. Сунув ей в руки второй револьвер и кивнув на прощанье, я продолжил свой путь и вскоре добрался до Департамента.

Здесь дела обстояли даже хуже, чем в других местах. Дом, находившийся за высокой металлической оградой в некотором отдалении от дороги, в этот день многократно атаковали. Это было видно сразу: двери и окна выбиты, на некогда чистых стенах многочисленные выбоины от пуль. Барон-капитан всегда рьяно следил за чистотой и презентабельностью здания, считая его лицом полиции, к слову, так же требовательно он относился и к внешнему виду полицейских, безжалостно штрафуя всех, кто пренебрегал уставом. Судя по всему, Департаменту пришлось пережить сегодня несколько настоящих штурмов. Но теперь перед зданием не было ни души. Атакующие либо добились своей цели и захватили Департамент, либо же их что-то спугнуло, заставив отступить.

Во всем здании горело только одно окно на втором этаже, все остальные окна были темны и безжизненны.

Я из своего укрытия еще раз осмотрел Департамент и улицу, а потом решился и быстро перебежал дорогу, оказавшись рядом с выбитыми воротами. Никто не открыл по мне огонь, никто не выскочил навстречу. Меня тут не ждали. Заглянув в будку охраны, я нашел там мертвого постового. Бедолага — молодой парень, немногим старше той девчушки, которую я только что спас. Убит выстрелом в упор.

Посыпанная гравием аллея привела меня к зданию Департамента. По дороге я нашел еще несколько трупов полицейских в форме, но ни одного из семеновских. При ближайшем рассмотрении следов от пуль на стенах оказалось еще больше. Департамент яростно обстреливали из крупного калибра — работа «страусов».

Я осторожно заглянул в приемный холл. Никого, но все вокруг перевернуто, бумаги раскиданы. Барон-капитана удар бы хватил при виде подобного беспорядка.

Интерьер Департамента больше напоминал театр, нежели полицейское управление. Мраморные полы, широкие лестницы на второй этаж по обеим сторонам холла, тяжелые портьеры, огромная хрустальная люстра — Мартынов любил роскошь и терпеть не мог безвкусицу. На втором этаже находились многочисленные кабинеты, допросные и служебные помещения. «Дело прежде всего!» — любил повторять барон-капитан, работающий обычно по восемнадцать часов в сутки. Арестантская находилась в подвале, но я туда не пошел.

Держа в руке «дырокол» и готовый немедленно стрелять на поражение в случае необходимости, я направился к одной из лестниц. Несмотря на то что в здании было пусто, освещенное окно второго этажа не давало мне покоя. Насколько я помнил расположение помещений, свет горел в личном кабинете Мартынова. Уж не призрак ли барон-капитана решил наведаться в последний раз на место службы?

Я крался по зданию, стараясь издавать как можно меньше шума. Главное, не наступить на битое стекло. Пока что мне удавалось двигаться тихо, практически бесшумно, насколько это вообще возможно.