Антропогенный фактор - Забирко Виталий Сергеевич

Я не стал вызывать медиколога и просить, чтобы он проверил возраст останков Аранея темпоральным зондированием — и так все ясно. Вместо этого запросил в информотеке данные о сверхновой Патимата, надеясь, что их оттуда не удалили, как данные о «зеркалах мрака».

Сведения о сверхновой Патимата нашлись в разделе Астрофизика, но ничего интересного для моего расследования не представляли: сугубо космологические характеристики звезды и ее странного планетоида до взрыва и после. Спектр излучения, масса звезды, параметры необычной орбиты планетоида, энергия взрыва, дата, расстояние до Марауканы… И ни слова об экспедиции Минаэта. Понятное дело, в раздел астрофизики вносятся исключительно достоверные научные данные — домыслы и дикие теории сюда не попадают…

Перед глазами всплыл эпизод трапезы коммодора с Аранеем: паукообразное, ловко орудуя хелицерами, отрезало кусочки инколани и отправляло их в ротовое отверстие… Темнит что-то Борацци — какая к черту кукла может так виртуозно управляться с обедом?! Но затем в памяти всплыл фантом Марко Вичета, вспомнилась прочитанная по артикуляции губ фраза «Как трудно быть живым…», и моя убежденность, что Араней способен на самостоятельные действия, пошатнулась. Если уж прослеживается связь между Патиматом и Марауканой, то почему не может быть связи между фантомами и Аранеем?

Вконец запутавшись, я вызвал Аоруиноя, рассказал все, что знал об Аранее, о его «даре» продлевать жизнь Гримуру и Ктесию, о Патимате, и попытался доказать, что у событий на Мараукане вовсе не антропогенные корни.

Инспектор терпеливо выслушал и был вынужден согласиться с моим мнением. Однако согласие он высказал таким тоном, что в нем слышалось недоумение. Причем, как показалось, недоумение относилось не к изложенным фактам, а ко мне лично. Будто я не понимаю какой-то простой истины, наподобие «дважды два — четыре».

— Знаете, уважаемый Вольдемар, — сказал он после небольшой паузы, словно специально сделанной для того, чтобы я уловил направленность его недоумения, — на моей родине, Каратоиде, существует древняя легенда о существах, чем-то похожих на Аранея. Они тоже обладали способностью продлевать жизнь тем, кто их содержал. Память у нас передается по наследству, но, к сожалению, сведения об этих существах восходят чуть ли не к началу мироздания, и кое-что все-таки потерялось. В частности, внешний вид существа. Осталось лишь название — слоах…

Я замер. Знакомое буквосочетание, только не слоах, а слоаг. И в случайное совпадение я не верил, тем более что эти буквы очень близки по звучанию. Не знаю, чего добивался инспектор, но мне показалось, что с темного экрана он внимательно наблюдает за моей реакцией.

— Спасибо, глубокоуважаемый Уэль, — сухо поблагодарил я, — но, думаю, ветхозаветные сказки Каратоиды здесь ни при чем.

— Как знать, уважаемый Саныш, — сказал Аоруиной, — как знать…

И отключился.

А я почувствовал, что в этот раз имя Саныш он произнес с каким-то значением. Подтекстом.

— Да пошел ты к черту со своими намеками! — взорвался я. Будь что-нибудь под рукой, обязательно запустил бы в дисплей.

Взяв себя в руки и немного успокоившись, я вдруг понял, что в расследовании пошел по неверному пути. Как ни прискорбен факт гибели Марко Вичета, но не смерть биомеханика является причиной моего присутствия на Мараукане. Это всего лишь частность…

Встав с кресла, я раздраженно прошелся по лаборатории. В голове воцарился сумбур, и ничего не удавалось систематизировать. Выглянув в окно, я с удивлением обнаружил, что на Мараукане наступила ночь. То-то ничего не соображаю… Надо отдохнуть, а утром на свежую голову попытаться снова продолжить анализ.

— Расшифровка кристаллозаписей закончена, — совсем не ко времени сообщил секретарь.

Я обреченно вздохнул.

— Что удалось извлечь?

— С восьмидесятипроцентной достоверностью восстановлено два визуальных фрагмента.

— Не густо…

Следовало отложить просмотр на завтра, но я решил не рисковать — вдруг опять кто-то влезет в систему жизнеобеспечения и сотрет результаты? Пусть сейчас не смогу проанализировать, но фрагменты останутся в памяти.

— Показывай, — махнул рукой, возвращаясь к столу.

Фрагментами оказались статичные стоп-кадры. На первом в мутной пелене недоброкачественного снимка просматривались контуры витализатора с приоткрытой крышкой, из-под которой высовывалась когтистая паучья лапа. Все-таки прав я оказался в своих предположениях — Аранея репродуцировали из останков паукообразного, обнаруженного при раскопках на Торбуцинии. Точнее, слоага… Интересно, а что тогда означает «спыфл»? Знает ли это инспектор и стоит ли его спрашивать?

Второй фрагмент был темный, будто засвеченный: на заднем плане на фоне звездного неба проглядывал контур бесформенных скал, а по центру — угольно-черный овал с застывшими в нем барельефами двух человек в пустотных скафандрах. Лица были закрыты непроницаемыми поляроидными забралами, а положение фигур наводило на мысль, что они с натугой пытаются выбраться из клейкой черноты. Вот, значит, какое оно — «зеркало мрака»… Если, конечно, все это не компиляция — слишком художественно выглядела композиция, будто памятник. Каких только сюжетов не встречается на кристаллозаписях, и, возможно, Селлюстий попытался изобразительным способом выдать желаемое за действительное. Когда-то поиски «зеркал мрака» были мечтой его жизни, и я не удивлюсь, если этот статичный фрагмент окажется плодом его воображения.

— Судя по звездному небу и хаотическому нагромождению скал, снимок сделан на планетоиде Патимат-II, — пояснил секретарь.

— Да? — равнодушно спросил я. — А какова вероятность компиляции?

— Двадцать процентов мои, — сообщил секретарь, — без этого не удалось бы воспроизвести фрагмент. Уровень же первоначальной компиляции, если таковая была, не поддается анализу.

— И на том спасибо… — пробормотал я, поднимаясь с кресла. — На сегодня все.

Надо было поужинать и лечь спать, но ни одного, ни другого не хотелось. И голова была пуста. Доработался…

И в этот момент платформу ощутимо тряхнуло, да так, что она закачалась, как утлое суденышко на океанских волнах. Гравитационный удар! Причем где-то поблизости… Однако раскаты грома раздались только через минуту. Но какой же тогда силы должен быть столь далекий гравитационный удар, чтобы платформу закачало?! Сродни планетарной катастрофе, как если бы упала комета…

Я подошел к сейсмографу, включил монитор. Эпицентр гравитационного удара находился на северном полюсе во фторсиликоновом море, и мощность взрыва один к одному совпадала с мощностью взрыва антигравитационной бомбы класса «А». Опять совпадение? Не слишком ли их много? И еще — каким образом сюда докатилась звуковая волна? Ударная — понятно, через несколько минут, когда она обойдет всю Мараукану, сейсмограф зафиксирует очередной всплеск, — но звуковая? Невольно я прислушался, и мне показалось, что привычный ритм марауканского прибоя изменился. Стал резче, злее, что ли, будто надвигался шторм.

Связавшись с зондом над фторсиликоновым морем, я запросил изображение. Вероятность того, что зонд уцелел при таком катаклизме, была чрезвычайно мала, но зонд отозвался и выдал на экран картинку. Я ожидал увидеть что угодно: от грибовидного облака, полностью застилавшего видимость, до громадного кратера на месте фторсиликонового моря, — но ничего подобного! Фторсиликоновое море никуда не подевалось, береговая линия тоже не претерпела никаких изменений, и только в центре моря зияла огромная воронка водоворота, от которого концентрическими кругами расходились волны. Уменьшенное на экране почти в миллион раз фторсиликоновое море напоминало до краев заполненную водой раковину умывальника, из которой вытащили пробку. Ох, не права была Ютта, утверждая, что «нет никаких доказательств, будто на дне моря кто-то мутит воду»… Захотел этот кто-то «помутить фторсиликон» и замутил так, что оторопь брала… Уж не сама ли Ютта к этому руку приложила? Больше вроде бы никто к морю не летал…