Андрей Калганов - Родина слонов
Гридя подыграл приятелю, повис на руке:
— Не надо, не надо, Кудряш, лучше гору живую забери, как договаривались!
Вишвамитра с грустным: видом обошел вокруг коня, поцокал, покачал головой.
— Да на что мне эта гора, — уже не тихарился, орал во всю силу легких Кудряш, — конь мне заместо брата был... Ежели бы не он, кости бы мои уже истлели, спасал меня... Зарублю!!!
Вишвамитра дождался, когда Кудряш устанет кричать, и невозмутимо заявил:
— Путник не знает, куда приведет его путь. Невмешательство — одна из добродетелей. Благодарю тебя, мудрый витязь, за науку!
Кудряш ошалело посмотрел на гуру:
— Ты чего плетешь, дед?!
— Вишвамитра не должен был помогать тебе, Вишвамитра заплатит за науку живой горой.
Так у славян появился слон, который, впрочем, не особенно им пригодился.
Глава 3,
в которой рассказывается о кузнецах и военном заказе
Пока Гридя разглагольствовал, они добрались до посада. Мужики, завидя Белбородко, степенно кланялись, девки смущенно улыбались, строили глазки. Степан мужикам отвечал, а девок демонстративно игнорировал — и так не дают прохода, а приветишь какую — хоть из града беги. Ведь местные-то как? Увлекут красавицу на сеновал, и ну пежить. Другое дело Белбородко — с чувством, с толком, с расстановкой; полночи прелестница охами да вздохами исходит...
В общем, из чувства самосохранения на дам Степан старался обращать как можно меньше внимания.
— Ну, что одра вы на слона выменяли, это я понял, — прятал улыбку в бородищу Степан, — а при чем тут Дубровка?
Гридя, заметив, что гроза миновала, повеселел:
— Вишь, батька, чего вышло-то — перебрал Чуек медовухи. Утром гульбу продолжил и перебрал. А когда Чуек переберет — сильно говорливый становится, не заткнешь. Вот и стал трепаться, как он странников облапошил, как одра подсунул, а вместо него гору живую взял. Народ слушал, дивился. Еще бы не дивиться! Ежели бы врал Чуек, побили бы, и вся недолга, а так — гора живая у Кудряшовой родни на подворье живет. Почитай весь Куяб видел... Значит, не блазнит парень, правду говорит.
— Постой, постой, — Степан попридержал Гридю, — как это — на подворье?
— А чего? Та же скотина.... И сено жрет, и траву... Даже репой не брезгует.
— Он же потопчет там всех?!
— Да ни-и, — ухмыльнулся Гридя, — тятька Кудряшовый мужик правильный, такого не потопчешь. Вишвамитра ему показал, как с горой управляться — чисто как с коровой, только вместо хворостины дрын посерьезней надобен. Ежели что не так, сразу дрыном промеж глаз... А ежели полезное чего гора сделает — репу послаще, да чтобы прямо из рук.
«Вообще-то даже не плохо, что хлопцы умыкнули слона, — подумал Степан. — Элефанта вполне можно использовать в военных целях. Одеть в брони, на ноги — железные башмаки, против «чеснока»; посадить на спину погонщика и двух-трех стрелков. Серьезное подспорье пехоте получится».
— Так и чего Чуек? — напомнил Белбородко.
— Я и говорю, — встрепенулся Гридя, — слушок по Куябу пополз...
— Ну а Дубровка-то при чем?!
— Дык, дошли до пришельцев те слухи...
— Ну?
— Дык, скупили всех одров полудохлых на куябском Торжке... И в Дубровку продали... Говорят, Вишвамитра на ведуна Дубровки Угрима морок напустил. Угрим за тех кляч жита немерено дал...
Степан не знал, плакать ему или смеяться. Это ж надо, Гридя с Кудряшом предков цыган блазнить научили!
— Слона-то как звать? — только и спросил Белбородко.
— Это, как его... — напрягся Гридя, — имя такое диковинное, вроде как не имя, а брань срамная... А, вспомнил — Рабиндранатом кличут.
* * *
Кузнецы уже истомились их ждать. Вернее, двое истомились, третий — небольшого роста плотный мужик с рыжей бородищей и такой же рыжей шевелюрой — был занят ковлей. Хозяин кузни, звали его Вихраст, держал длинными щипцами раскаленную болванку, обозначал молоточком, куда надо шарахнуть. Молот, коим ворочал здоровенный парень по кличке Сычок (тоже рыжий), опускался аккурат в указанное место.
— Ты не дураком бей, а с душой, удар в уме прикидывай, не сосну валишь, — наставлял парня голубоглазый кузнец из скучающих, — запорешь, батька-то, небось, шкуру спустит.
Хлопец молчал.
— Ты молот-то как держишь, скрючился, ровно горбун, смотреть тошно... Спину-то, спину больше распрямляй, когда взмахиваешь... Сподручнее будет вниз обрушивать...
Хлопец отмалчивался, только пыхтеть начал.
— Ты не бычься, — «подбодрил» сынка Вихраст, — Василек дело говорит, он коваль знатный — старого на молодого перекует. За науку благодарить должен. До весны помахаешь, може, я тебя к тонким работам приставлю... Слухай, чего люди умные говорят!
— Да слухаю я, батя! — опустил молот хлопец.
— Ты зубы-то не показывай, молчи!
— Батя самому Перуну брони сковать может, доброго коваля он из тебя, хлопче, сделает, как пройдешь обряд посвящения в мужи, так из подмастерьев уйдешь, верно говорю, а, Вихраст?
— Поглядим, — буркнул Вихраст. — Бона Рябчик — юнак еще, а к тонкому делу допущен, потому — разумение в нем имеется и к старшим почтителен.
— Да когда я непочтителен был?.. — возмущенно шарахнул по заготовке Сычок.
— Цыть! Поговори у меня, сучье племя!
— Слушайся батьку!
Пот застил глаза молотобойца... Вихраст отер руки о кожаный видавший виды фартук, кликнул подмастерья:
— Эй, Рябчик, подь сюды... Перейми...
Степан невольно улыбнулся. Рябчик походил скорее на бычка-трехлетка, чем на рябчика. Ничего не поделаешь, уж ежели прилипло прозвище... Пока не пройдет обряд инициации, придется носить детское имя[14].
Подмастерье взял щипцы и молоточек, нацелился, застучал легонько.
— Лепо, — одобрил Вихраст и обратился к сынку: — А тож, как ты, Сычок, разуменья кузнечного не имел. Смотри, как выстукивает.
— Тю!.. — мрачно ответил молотобоец. И шарахнул в обозначенное место.
Степана Вихраст заметил уже давно, как не заметить, когда сотник и Гридя вошли в кузню. Но даже головы не повернул, видать, обижался на то, что ждать Белбородко себя заставил.
Наверное, решив, что достаточно подержал гостей «в дверях», Вихраст наконец подошел к Степану:
— А уж я думал — занедужил ты.
«Начальство не опаздывает, начальство задерживается, — подумал Степан, — кроме того, начальство не болеет, а поправляет здоровье».
В каком-то смысле он действительно был начальством. В Куябе с легкой руки Белбородко образовалось что-то вроде артели. Три кузни получили один на всех «государственный военный заказ». И весьма выгодный — Белбородко то и дело подкидывал идеи, которые кузнецы воплощали в металле. Идей было много, а кузнецов в Куябе мало, потому работали сообща, можно сказать, конвейерным методом — каждая кузня выполняла свою часть работы, а потом Степан осуществлял «отверточную сборку» изделия, вернее, не Степан, десять особо сметливых кметей под Степановым чутким руководством.
Вихраста Степан обучил азам слесарного искусства и ставил задачи рыжебородому кузнецу почти что на инженерном языке — с чертежом, нацарапанным на бересте, в котором даже размеры были прописаны. Правда, вместо привычных для инженера сантиметров и миллиметров использовались «ноготь» и «полногтя».
Но зато имелись эталонные образцы длины, выкованные по заказу Белбородко все тем же Вихрастом. Кроме того, Вихраст выковал три стальные пластины (по одной для каждой из кузней), нанес на них деления. На изготовлении линеек настоял Белбородко. Вихраст переводил Степанову задачу другим кузнецам в понятных им терминах: «Присобачь енту коряжину к ентой хреновине да шарахни легонечко...» Старшой на то и старшой — должен говорить со всяким на его языке.
— Здорово, Вихраст, — сказал Белбородко.
— И ты здоров будь, — неспешно огладил бородищу кузнец, — мы уж думали, расходиться пора.
Степан повинился:
— Замешкался, мужики. Сам не знаю, как вышло. Рыжий немного оттаял, усмехнулся:
— Знамо как — девка не отпустила...
— Да одна ли? — показал зубы Василек — кузнец, стоящий позади Вихраста. Глаза у Василька были голубые, потому и прозвище у парня было цветковое. — Ядрен у тя корень, Степан!
— Спасибо на добром слове.
Вихрастов пацан скалился, с интересом поглядывая на Степана. Опустит молот — посмотрит, ухмыльнется. Занесет молот — посмотрит, ухмыльнется... Батьке поведение сынка не понравилось:
— Вот я уши-то твои гадючие пообрываю, ишь баба любопытная...
— Да я ж, — удар молота, — чай, — взмах, — не глухой, — удар молота, — батя... — виновато проговорил хлопец.
— Опосля потолкуем...
Вся компания во главе с Вихрастом вышла во двор. Строжил кузнец сынка, пекся о моральном облике.
А на дворе было пасмурно, по небу гуляли хмурые тучи. Не задался денек.
— Сказывают, важно ты девок... это самое... — хмыкнул, но хмыкнул невесело, с затаенной обидой кузнец по имени Жеребяка и завернул узлом подкову, которую доселе преспокойно держал в руках. Жеребяка был парном видным — русые кудри, косая сажень в плечах, глаза карие, бесстыжие. До того, как появился Степан, слыл Жеребяка наипервейшей грозой девок. — Они это... как мухи на мед...
