Сыщик Бреннер - Шенгальц Игорь Александрович

Сельма Сигизмундовна — статная женщина лет пятидесяти — встретила меня настороженно, но, узнав причину моего визита, всплеснула руками и пригласила в дом. От чашечки чая я не отказался, и вскоре мы уже сидели за столом, а от напитка в изящных фарфоровых пиалах, наполняя столовую приятным ароматом трав, поднимался легкий пар.

Я вкратце сообщил госпоже Бельге, что являюсь сотрудником популярного фридрихсградского листка «Городские новости» и собираюсь написать заметку о некогда весьма известной банде «офицеров», в том числе — о ее брате, судьба которого меня весьма интересует. Представляться посланником властей и даже частным сыщиком я посчитал излишним. Вряд ли Сельма Сигизмундовна сохранила о них приятные воспоминания — двадцать лет назад полиция не гнушалась использовать самые жесткие средства, вплоть до пыток, добывая необходимые доказательства. Это уже при нынешнем императоре была введена более либеральная методика, включавшая возможность подозреваемому в преступлении иметь собственного защитника, и многое другое, крайне затруднявшее работу следствия. Я нововведения не одобрял, хотя понимал их необходимость. Сколько раз на моей памяти невиновный попадал за решетку, и только малая часть подобных бедолаг умудрялась впоследствии обрести свободу. Остальные оканчивали жизнь, будучи повешенными или расстрелянными, в зависимости от собственного статуса. А потом, спустя какое-то время, полиция ловила настоящих преступников. И вешала их тоже. Однако тех первых, невинных, было уже не воскресить.

— Вы спрашиваете меня о Генрихе? Мне есть что вам рассказать, господин газетчик. Он всегда был настоящим патриотом, истинным сыном нашей Родины! Поверьте! Но та история его уничтожила и переменила…

— Его судьба мне вкратце известна, — закивал я, — но каким образом он и его боевые товарищи ступили на этот порочный и преступный путь? Как они начали грабить?

— Ох, это все их вера в себя, в то, что они могут вершить судьбы мира. — Сельма чуть покачала головой, ее взгляд затуманился, она вновь погрузилась в воспоминания. — Вы бы знали, какими они были — Генрих и его боевые друзья. Молодые, красивые, знаменитые! Барышни сходили по ним с ума, но их интересовала только слава страны, ее будущее. Какие великие прожекты они строили, но все были так наивны. Поэтому судьба их печальна и закономерна. Только брату повезло — выжил, но сломался. Исчез тот, кого я знала, а на его место пришел совсем другой человек — угрюмый, злой, без веры в сердце. Грешно говорить, но лучше бы и он тогда умер…

— Генриха, кажется, сослали?..

— Да, расстрел отменили, а через какое-то время и каторгу заменили обычной ссылкой. Я однажды навестила его там… он стал дикарем! Заросший бородой грубый человек. У него и жена там появилась, и даже детишки — погодки, сейчас им должно быть лет шестнадцать-семнадцать. Но после того моего визита мы больше не общались. Я не смогла…

— Отчего же?

— Он стал чужим. Он и его новая семья. Они простолюдины, но я бы никогда не побрезговала его выбором. Однако меня там воспринимали как пришлую. Словно я чужая стала и только они — его настоящая семья.

Я видел, что Сельма готова разрыдаться. Удивительно, как легко и просто она рассказывала о своих личных проблемах и переживаниях постороннему человеку. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — Сельма говорила сейчас не со мной, она говорила сама с собой. Высказывала вслух то, что скопилось за столько лет у нее в душе, и старалась понять причины произошедшего.

— А Кречетов? Что вы скажете о нем?

Сельма подняла на меня свои светлые глаза и чуть грустно улыбнулась.

— Когда-то я была влюблена в него до беспамятства. Судите сами: спаситель наследника, бравый офицер, друг моего брата — он часто бывал у нас в доме, как и мы у него. Генрих тогда повсюду таскал меня за собой — перезрелую деву около тридцати, с ветром в голове, которая никак не могла отыскать себе пару. Но однажды все переменилось. Генрих сообщил, что Дитмар обвинил Карла в трусости! Представляете! И вдобавок залепил ему пощечину. Благо наедине. Но и этого хватило. Карл подобного не простил бы никому…

Она, вероятно, сама не понимала, что говорила мне сейчас. За этот ее рассказ Сельма и сейчас бы легко получила пожизненную каторгу без права переписки, а то и лишилась языка, дабы не порочила имя императора. Нравы у нас хоть и стали изрядно либеральными, но не до такой степени, чтобы прощать клевету на первое лицо государства.

Я поспешил сменить тему:

— И что случилось потом?

— А потом они решили стать благородными разбойниками, но из этого ничего не вышло и их всех убили.

И вновь этот ее пронзительный взгляд. Я видел, ей и сейчас тяжело об этом рассказывать, она переживает так, словно все произошло лишь вчера. А может, она до сих пор любит своего героя-офицера Дитмара Васильевича Кречетова, спасителя цесаревича?..

— И вы больше никогда не видели брата?

— Вы знаете, молодой человек, видела. Дважды. Один раз — лет пять назад. Мы встретились случайно на рынке. Не знаю, зачем он тогда приехал во Фридрихсград, но поговорить со мной не пожелал. Он выглядел все так же — страшный бородатый крестьянин с грубыми руками. И это был мой брат — некогда один из самых красивых молодых офицеров флота…

— А второй раз? — напомнил я.

— Любопытно, что вы спросили. Второй раз — всего лишь с месяц назад. Но… вы знаете, я до сих пор не уверена, что видела именно его…

— Отчего же? Вы могли ошибиться?

— Знаете, нас разделяла улица, я увидела его в районе Большого рынка, он шел очень быстро, и я бы ни за что не обратила внимание на этого человека, если бы не одно обстоятельство. Генрих после давнего ранения чуть приволакивал ногу, и я всегда обращала внимание на хромых людей, они напоминали мне брата. И на этот раз я внимательно посмотрела на этого человека… а потом он обернулся — это был он, мой брат, и не он одновременно. Ничего деревенского и грубого в нем больше не осталось, но и бывший морской офицер совершенно растворился в этом новом облике. Мне показалось, что он узнал меня, поэтому прибавил шаг и вскоре исчез за поворотом. Я не побежала за ним вслед, ведь я не была уверена, что это Генрих… Но сейчас мне кажется, что я не ошиблась — это все же был он, чисто выбритый, холеный, хоть и одетый в мундир старшего унтербанмастера с такими, знаете, зелеными вставками.

Я вновь почувствовал охотничий азарт. Сельма, сама того не понимая, кажется, навела меня на след.

— Вы имеете в виду нашивку на рукаве мундира?

— Да, именно. На левом рукаве, если не ошибаюсь.

Она не ошибалась. Такие нашивки носили только чиновники, инженеры и старшие мастера, занятые в самом грандиозном проекте за всю историю Фридрихсграда — строительстве первой во всей Руссо-Пруссии линии подземной дороги — унтербана, или метрополитена, как ее еще называли на франкский манер, — призванной соединить транспортной сетью самые отдаленные кварталы города.

И как только я подумал об унтербане, то сразу сообразил, где именно могли укрыться наши заезжие стрелки, да так, что вся полиция города до сих пор не обнаружила их следов.

Подземные туннели — идеальное место для беглых преступников.

XIX

Унтербан

Грандиозность проекта «Фридрихсград унтербан» заключалась в том, что патронирующий его великий князь захотел все и сразу. А именно, он решил не довольствоваться поочередным запуском сначала одного пробного маршрута, а затем и последующих, а приказал запустить все три запланированные линии одновременно. Поэтому получилось, что подземные работы велись сразу во все стороны и направления, к строительству привлекли уже почти двадцать тысяч рабочих и специалистов, но рабочих рук все равно не хватало, подземные туннели уходили все глубже, а окончанию работ не было видно ни конца ни края.

Финансовые резервы великого князя постепенно истощались, но он все же не оставлял надежды утереть нос венценосному брату и запустить первый проект унтербана именно в Фридрихсграде.