Анатолий Маев - Генетик
«Это же с ума сойдешь — все подштанники внимательно просмотреть! Их тут тысячи три, не меньше!» — прикинул второй человек в партии. Но осмотр начал. За пару часов проверил около сотни, особых находок не делал, не считая длинного седого кудрявого волоса и засохшего таракана. Следуя ценным рекомендациям Вараниева, осторожно положил найденное в литровую стеклянную банку и закрыл ее капроновой крышкой. Злость на Макрицына не проходила. И ведь не в первый раз Еврухерий создал Шнейдерману проблемы! Каждый раз Боб Иванович жаловался руководству, сначала Розогонову, потом Вараниеву, а те, успокаивая, ссылались на необразованность Макрицына. Но сам потерпевший был иного мнения: конечно, Еврухерий — тип туповатый и ограниченный, но хитрости ему не занимать. Не поместил же он в объявлении свой адрес.
Шнейдерман подошел к телефону и набрал номер обидчика.
— Макрица, давай приезжай. Помощь твоя нужна по товару из Кочек. Одному мне не управиться.
Особого желания переться черт знает куда и перебирать трусы Еврухерий не выказал. Тогда Боб Иванович пригрозил в течение часа нанять грузовик и привезти «добро» под дверь ясновидящего. Подобная перспектива Еврухерия никак не устраивала — пришлось соглашаться.
В квартиру, оккупированную вторым человеком в партии, Еврухерий вошел с видом крайне недовольным. А увидев объем, стал еще более грустным. Немного постояв, сел на пол и без особого энтузиазма стал перебирать подштанники. Пока ясновидящий с откровенной ленцой осматривал одну пару, Шнейдерман проверил восемь и высказал претензии:
— Макрица, так дело не пойдет. Эдакими темпами мы и за неделю не справимся.
— А куда спешить? — равнодушно откликнулся соратник.
Шнейдерман объяснил, что Вараниев велел до утра все закончить. Ясновидящий стал работать немного проворнее, однако в третьем часу ночи заявил, что с него хватит. Товарищ по партии вежливо и убедительно дал ему понять, что со всех хватит, но останавливаться нельзя. И они продолжили, почти не разговаривая, вспотевшие, покрытые старой пылью, тупо, но сосредоточенно осматривать трусы, источавшие весьма неприятный специфический запах. За несколько часов кропотливой работы содержимое банки пополнилось еще десятком-другим волос разного цвета и длины, несколькими потрескавшимися желтыми пуговицами и парой спичек, неизвестно откуда взявшихся.
Ближе к рассвету, когда за окном еще не стало светло, но и ночь потеряла густоту черноты, Макрицын, прервав обследование очередной пары, протянул Шнейдерману кусок желто-коричневого картона. Находка размером не более половины тетрадного листа имела отверстие, через которое была протянута зеленая полоска клеенки, завязанная в кольцо. На картоне виднелись буквы, по всей видимости выведенные химическим карандашом: от времени их очертания поблекли, а от влажности расплылись. Спасла лупа, которую Боб Иванович постоянно имел при себе. И с ее помощью удалось прочитать: «Партия белья нательного (трусы) бойцов и младшего командного состава Третьей отдельной кавалерийской дивизии в количестве 3769 (три тысячи семьсот шестьдесят девять) штук. На санобработку по тифу. Кочки. Принято по описи. Начмед дивизии Солодовник».
Реакция Шнейдермана была, мягко говоря, нецензурной. Суть сказанного заключалась в исключительно эмоциональном описании двух придурков, которые, словно сильно нездоровые на голову люди, всю ночь перебирали красноармейские трусы. Был высказан резкий упрек в адрес ясновидящего за ненужную инициативу, создающую проблемы другим товарищам. На это Макрицын имел весомый контраргумент: мол, инициатива его направлена на решение задач, поставленных партией. Раздраженный Шнейдерман предложил, чтобы в следующий раз эти задачи решались на квартире Еврухерия.
— У меня нельзя, — лаконично отверг тот предложение.
— Скажи, почему у тебя нельзя? — спросил Шнейдерман.
— Соседи будут против, — не мудрствуя лукаво, объяснил Макрицын.
Шнейдерман взорвался:
— У тебя, Макрица, действительно не все с головой в порядке или ты из хитрости прикидываешься таким? А мне что, соседи письма пишут с просьбами красноармейские подштанники домой таскать?
Боб Иванович распалялся все больше. Говорил Шнейдерман без перерыва несколько минут, не глядя на Макрицына, нервно шагая из спальни в гостиную и обратно. Когда же наконец остановился и посмотрел на Еврухерия, то нашел его в позе ясновидения — руки соратника лежали на коленях, глаза были закрыты, голова опущена. Шнейдерман, зная, что сие означает, немного успокоился. Во всяком случае, говорить перестал и уселся на стул в ожидании того, когда мозг Еврухерия вернется в этот мир. Ждать пришлось не очень долго.
— Ну, и что ты нам нагадаешь, Макрюхин?
Ясновидящий очень обижался, когда его отождествляли с гадалкой или переиначивали фамилию, и ответил так:
— Я вижу события, а не гадаю, Шнейдермуд. Второй раз за последние дни видел появление вождя. Похож точь-в-точь! Но одно не могу никак понять: все время я его в птичьей клетке вижу, а вокруг нее небритый сантехник с гаечным ключом ходит.
— И когда же он появится? — усмехнувшись, поинтересовался Боб Иванович.
— Сантехник? — уточнил Макрицын.
— Да на кой черт нам сантехник сдался! Нам вождь нужен! — взвился Шнейдерман.
Еврухерий заявил уверенно:
— Я видел девушку, не москвичку, которая скоро вождем беременна будет.
— Девушки беременными не бывают, — поправил жилец партийной квартиры. Но Макрицын возразил:
— А я говорю, что девушка. Детей у нее нет. А раз детей нет, значит, девушка. Непорочная. Сам видел. Лет сорок ей.
Шнейдерман рассмеялся:
— Во-первых, в слове «непорочная» ударение на втором «о», а не на первом. Во-вторых, ты ее проверял, что ли? В-третьих, не Магдалиной ли зовут? Может, тебе еще разок в вечернюю школу на пару лет сходить?
— Как зовут — не знаю, а образования мне моего хватает, — ответил Еврухерий. — И живу нормально, и все понимаю, и женщинам нравлюсь.
— Что ж ты тогда один? — подзадорил Шнейдерман.
— Да я недавно один. Трудно путевую найти, неправильные все какие-то… Начинаю встречаться — вроде хорошая, желания добрые, говорит «люблю». А пару недель у меня поживет, жаловаться начинает, мол, перед людями совестно — надо замуж. И прописать просит. Одни иногородние мне попадаются. Медом, что ли, я для них намазан?
Шнейдерман от души смеялся, острота обстановки пошла на убыль: товарищи по партии говорили о женщинах.
— Или я сам виноват? — задумчиво произнес Еврухерий. — Мне ведь почему-то одинаковые нравятся.
— Это как? — не понял собеседник.
— Ну, похожие, что ли, — пояснил ясновидящий.
— На кого похожие? — допытывался второй человек в партии.
— Не знаю, как объяснить. Чтобы по характеру подходила. Чтобы спереди меня устраивала и сзади. Короче, чтобы формы имела женские. И еще чтобы правильно ко мне расположена была.
Боб Иванович обыграл объяснения товарища:
— Способная баба сама знает, как ей расположиться.
Теперь Еврухерий не уловил ход мысли Шнейдермана.
— Знаешь, Макрица, я тут как-то занялся поисками подруги… — начал было Боб Иванович. Но ясновидящий удивленно перебил:
— У тебя же вроде есть подруга.
— Да, есть. И что из того? Галочка не подруга, а любовница, она при муже. Женщины, Макрица, вообще как рубашки, — чем больше их у тебя, тем выбор шире. Сегодня одну надел, завтра другую.
— У тебя, — высказал свое мнение Еврухерий, — женщины, как рубашки: сколько хочешь, столько и имеешь, а у меня всегда по одной было. Когда с Ангелиной Павловной жили, я на других женщин даже не смотрел.
Шнейдерман прищурился и подковырнул:
— Когда уж тебе было на других смотреть? Тебе ее одну вокруг оглядеть — полдня занимало. А вот что касается «сколько хочешь, столько и имеешь», ты не прав: не сколько хочу, а сколько удается. Со мной никогда такого не было — у меня сейчас одна Галочка, и это беда, Еврухерий. Все становится — как обед, по расписанию: «Котик, я приду к тебе завтра утром»; «Котик, я в двенадцать должна уйти». И меню не меняется неделями, месяцами, годами. Кошмар! И отказаться не можешь, приходится потреблять то, что имеется, и давиться. Блюда надо менять, Макрица, значит, нужен выбор…
Шнейдермана прервал звонок в дверь. На пороге стояли два неухоженного вида человека и держали массивный кусок металла, местами ржавый, местами выкрашенный в зеленый цвет.
— Вот, по объявлению принесли, — с порога заявил один из них.
— Что это? — недоуменно спросил Шнейдерман.
— Правое крыло броневика. Того самого, на котором вождь стоял, — перебивая друг друга, сообщили мужики.
— Извините, но то, что мне надо было, я уже купил, — вежливо отказался Боб Иванович.
Лица визитеров не выражали признаков радости от его слов.
