Валерий Генкин - Водолей и Весы
«Это я-то физик и астроном? Слегка привирают прорицатели».
Листая дальше, Володя наткнулся на главу «Как составить точный гороскоп». Он взял чистый лист и не торопясь выписал то, что относилось к нему, если исходить из точной даты его рождения:
Знак зодиака — Водолей
Ведущая планета — Сатурн, Уран
Планета декады — Сатурн, Луна
Планета дня Венера
Планета года — Луна
Планета цикла — Сатурн
Если верить астрологам, то он, Владимир Судариков, есть сплетенное взаимовлияние четырех планет. «Вот ведь чушь, — думал он, выписывая свой «точный гороскоп», — а как завораживает!» Оказалось, что судьбу его ведут в основном два небесных тела — Сатурн и Луна. «Влияние Луны несет с собой глубокую восприимчивость, развитую интуицию, а вместе с ними и подвластность настроениям, нерешительность… Требуется большая самодисциплина, чтобы уберечься от праздности, к которой склоняют Луна и Венера, от расплывчатой мечтательности, от бессмысленной траты сил». А Сатурн? Боже! Эта планета выплеснула на него всю апатию, синюю меланхолию, робость, мелочное самокопание и тоску.
Володя поднял глаза, невидяще уставился в окно. Да, да. Так и есть.
Угораздило же родиться под несчастной планетой!
«А ну посмотрим еще кого-нибудь. — Володя вспомнил ярко-желтую куртку рядом с Лелей. — Вот, скажем, этот Бусел. Веселый, уверенный. Кажется, он родился в конце марта, Лелька еще звонила, поздравляла. Так, это будет… Овен. Что же тут?» Володя стал читать: «Овен — знак огня. Покровительство Юпитера и Марса. Характер сильный, натура властная. Рожденные под знаком Овна одарены жизненной силой и энергией…» Вот оно как! Пришла в голову мысль проверить гороскопы на друзьях. Он припоминал их дни рождения и чем больше читал, тем больше находил поразительных совпадений. Встречались и неточности, но совпадений было куда больше. «Так можно мистиком стать. Жалким человечком, верящим в эти сказки, — размышлял Володя. — Поверь в них хоть чуть-чуть, а там пойдет, покатится…»
Динькнул звонок. Володя побежал открывать. Вошла Леля.
— Судариков, ты дома?
— А где ж мне быть? — мрачно ответил Володя.
— Ты почему такой бука?
— Не знаю. Может быть, этой чепухи начитался. — Он тряхнул папиросными листками.
— Ах, это. И как впечатление? Интересно?
— Интересно, — согласился он. — Но объясни, что это такое?
— Юра Гаевский перевел. На Западе сейчас бум астрологии. Он дал почитать для общего развития.
— И вы, астрономы, в это верите?
— Ну, что ты, Судариков. Но забавно, согласись.
— Забавно, — сказал он. — Скоро будет и у нас бум.
В перерыве между занятиями на кафедре зашел разговор о психотронике.
— Под Калугой, в Алабышеве, один дед живет, ему уже девяносто, — рассказывала старший лаборант Эвелина Семеновна. — К нему больные едут отовсюду. А он, дед, только глянет — и сразу решение готово: или будет лечить, или прогоняет. А лечит он так: рукой заряжает воду в трехлитровой банке и велит пить понемногу. А еще определяет, кому какой камень или металл носить можно, а какой нельзя. А еще может сказать, кем ты был в прошлом воплощении.
— И вы, Эвелина Семеновна, в деда этого верите? — спросил ассистент Алик Григорьев, высокий, сутулый, в очках.
Эвелина Семеновна пожала плечами, закуривая сигарету.
— Приспичит — поверите, — кисло изрек доцент Адонис Петрович Мурашкин. — Небось у Чумака-то по телевизору лечились?
— Ну уж, извините, — начал вскипать ассистент Грищук, крутя длинным носом и жилистой шеей, — тогда надо наплевать на всю науку, которая уже триста лет со времен Галилея…
— Господи, да при чем здесь наука? — Эвелина Семеновна снисходительно выдохнула дым. — Вот вы можете мне сказать, что есть человек? А? Кстати, вы не видели фильма, где Жозе Ариго кухонным ножом снимает катаракту? Нет? Советую посмотреть.
— А где? — наивно спросил Грищук.
— Лечение, спириты там всякие — еще куда ни шло, — сказал Адонис Петрович. — Все же какое-то взаимодействие организмов. Что касается телевизора — тут психологическое воздействие. Но вот с телекинезом я никак не могу согласиться. Те, которые двигают предметы, ложки, там, стрелки, — иллюзионисты или шарлатаны. Чтобы без всякого физического агента человек воздействовал на мертвую вещь — это уж чистая мистика.
— Ну почему же без агента? — возразил Алик Григорьев. — Говорят, пальцы способны излучать ультразвук. Давайте-ка прикинем, какая нужна мощность, — Алик подошел к доске, взял мел, — чтобы удержать на весу, скажем, шарик от пинг-понга. Допустим, шарик весит… — мел застучал по доске, — а направленный ультразвуковой луч…
— Чепуха, — махнул рукой Мурашкин. — Вот скажите, Володя, ведь правда телекинеза быть не может?
— Ну почему же… — тихо ответил Володя и покраснел.
Наступил Лелин день рождения. У Судариковых собрались гости.
Леля испекла свой фирменный пирог с капустой. Было весело и шумно. Поздравляя Лелю, Игорь Бусел произнес витиеватый тост и вручил подарок маленький знак Весов на тонкой цепочке.
— Вот это мудро, — закричала густым басом высокая румяная блондинка, Лелина подруга Наташа, — какой же это астроном без своего знака зодиака!
И тут же возник спор об астрологии.
— А что, — говорила Наташа, — в устройстве мира не все еще понятно. Но может, и вправду действуют на нас планеты.
Наташа работала в редакции одного популярного журнала и отличалась широтой взглядов.
— Умница, Наточка, я тоже за астрологию, — закричала Леля.
Игорь Бусел скептически улыбнулся.
— Ну да, — сказал, слегка запинаясь, Юра Гаевский, маленький взъерошенный усач, чем-то похожий на Дениса Давыдова, — ты, Игорь, конечно, за рафинированную науку.
— Допустим, — ответил Игорь. — А ты полагаешь, что возможна другая наука, так сказать, рука об руку с чертовщиной?
— А данные Кукушевского тебе ничего не говорят?
— Слыхал я все это — Кукушевский, Лоуэл, болтовни-то много.
— Почему же болтовни? — сказал Юра с легкой обидой.
— Могу сказать определенней — не болтовня это, — а лженаука.
— Что это такое — лженаука? — закричал Юра. — А твоя прекрасная наука застрахована от ошибок?
— Дело не в ошибках, а в определенных правилах действий, в определенном строгом языке. По одним правилам — наука, по другим — что-то иное.
— А я тебе скажу так. Пока возможен свободный спор, как на афинской площади, никакой лженауки не будет. И весь вред не от лженауки или каких-то лжеидей, а от декретированных истин. Все помним про единственно верное учение, про самые научные теории. Ну и что получилось? Когда наука вместо аргументов начинает давить авторитетом — тогда и получается лженаука. А так спорь о звездах сколько влезет — вреда не вижу.
— Ну да, такой демагогией можно оправдать и астрологию, и хиромантию, и графоманию… — раздраженно начал Игорь, рубя рукой воздух.
— Графологию — ты хотел сказать, — заметил Юра. — А вообще у тебя типичный снобизм ученой братии, кое-что узнавшей, но вообразившей, что знает все.
— Ребята, кончайте спорить, давайте лучше выпьем, — сказал Володя, вставая. — Посмотрите, у всех налито?
На другой день с утра у Володи не было занятий, и он, перемыв посуду, поехал к Федору. Тот задумчиво сидел на опрокинутом ведре у деревца черноплодной рябины. Услыхав скрип калитки, он поднял голову и сказал вместо приветствия:
— Все обсуждают…
— Кто? — не понял Володя.
— Да на конгрессе.
— На каком конгрессе?
— Да я и сам не знаю. Конгресс идет. Спорят, спорят. Про космос чего-то.
— Ты-то как их слышишь?
Федор посмотрел на него ясными глазами.
— А вот, — ответил, — рябину снимал, да и услышал вдруг. Вроде как радио.
— Интересно?
— Я тебе потом расскажу, а ты посмотри в газетах — может, встретишь где.
— Послушай, Федор, ты под каким знаком родился?
— Ну подо Львом, — неохотно ответил тот. — А чего это ты?
— Скажи мне, знаки эти, планеты — действуют они на нас, на судьбу нашу?
— Вон ты о чем, — протянул Федор. — А ты как думал?
И Володя вдруг понял — действуют.
Леля тихо и мирно дышала. Володя ворочался в постели. Белый луч чертил на стене таинственные знаки. «Луна», — вздохнул Володя. Нет, к Луне у него не было претензий. Эта бледная красавица делала жизнь приятней. «А что, — подумал он, — если бы у Земли было два спутника, как у Марса? Или не было вообще? О, тогда земная поэзия пошла бы другим путем. Поэт не сказал бы «Мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна»… Не родились бы слова «Сижу я печальный; с деревьев листва слетает. В садовой беседке так много луны сегодня». Не было бы Лунной сонаты. И так далее, не говоря о том, что все ночи были бы глаз выколи. Нет, Луна — это хорошо». Но почему-то всерьез обиделся, если не сказать взъелся Володя на далекий Сатурн — планету слабых, беспочвенных мечтателей, планету грусти, лени и разбитых надежд.
