Ник Перумов - За краем мира
Молли очень захотелось спросить маму, пороли ли её саму так, что она «запомнила на всю жизнь». Но испугалась — испугалась саму себя, поднимающуюся откуда–то из глубины холодную, ледяную злость, жестокую и рассудочную.
— Немедленно! Чтобы этой хвостатой… хвостатой гадости здесь не было! А потом лично, мисси, лично, ручками всё тут отмоете и перестираете! Я не собираюсь заставлять делать это беднягу Фанни!
— Мр-р, — ободряюще сказала кошка, глядя на Молли. Та осторожно протянула руки, и кошка дала себя взять.
— Фу! — брезгливо отстранилась мама. — Помойкой- то как разит!
Это было неправдой. Кошка совершенно не пахла никакими помойками, но возражать было уже бессмысленно.
Молли медленно шагала вниз по ступеням. Словно конвой, позади спускались мама и Фанни.
— На улицу эту тварь! Быстро! — приказала мама.
Фанни, удовлетворённо ухмыляясь, протопала в кухню.
— С вашего разрешения, миссис Анна, пойду. У меня соус доспевает.
— Конечно, конечно, Фанни, милочка. А вы, мисси, — я кому сказала? Тварь — на улицу!
— Хорошо, — сквозь зубы ответила Молли. — Только можно тогда на задний двор? Не хочу, чтобы её сразу же убили.
Молли опустила обязательное «мама», но это, похоже, прошло незамеченным.
— Ладно уж. — Мама поджала губы. — Но только быстро! И чтобы я видела!
Она широким и быстрым шагом направилась через гостиную в кухню.
Молли плелась следом, держа на руках спокойно по- муркивающую кошку
Фанни с выражением нескрываемого удовольствия распахнула заднюю дверь, что вела к мусорным бакам.
— Быстро!
Молли вышла на середину кухни и остановилась.
Мама и Фанни обе глядели на неё.
А из угла кухни на них всех глядела крыса.
Огромная, отвратительная и наглая крыса. Серый крысюк.
Крыс в Норд—Йорке было немало. Их травили, но без особого успеха; мама, смертельно их боявшаяся, регулярно нанимала крысоловов и крысобоев, раскидывавших в подвале и на заднем дворе отравленные приманки. Правда, помогало это не очень. Если же честно — то не помогало совсем, по мнению Молли.
Крыса выбежала из угла, ничего не боясь, потрусила через кухню.
И тут её заметили и Фанни, и мама.
Дальнейшее не поддавалось никакому описанию.
Фанни завизжала, кинулась к дверям, словно хотела их захлопнуть, внезапно передумала, бросилась обратно. Заметалась бестолково, хватаясь то за угольный совок, то за щипцы.
Мама же — мама издала душераздирающий вопль, не крик даже, не взвизг, а именно вопль, пронзавший стены и перекрытия и, не сомневалась Молли, слышимый во всём квартале. В следующий миг мама взвилась в воздух, совершив головокружительный прыжок — в длинных юбках до самых пят! — и вскочив с пола прямо на высокий разделочный стол.
И затопала ногами, подбирая подол, словно крыса только и думала, чтобы по складкам ткани взобраться наверх и впиться ей в лицо или в руку.
— И–и–и-и-и! — завизжала Фанни, тоже вспрыгивая на табурет.
— А–а–а-а-а! — вопила мама, вся содрогаясь так, что Молли испугалась, что её сейчас хватит падучая.
— Мр! — коротко сказала кошка. Мягко извернулась, словно нечто текучее, постоянно меняющее форму, так же мягко, но очень сильно оттолкнулась — Молли аж отшатнуло назад — и взвилась в воздух.
Это был великолепный бросок. Бросок, достойный льва или даже тигра. Крыса дёрнулась, кинулась наутёк, но было поздно.
Кошка придавила её лапами, впилась когтями. А затем стремительно вонзила зубы крысе в холку, вздёрнула и тряханула.
Крыса обвисла и больше не шевельнулась.
Кошка так и застыла, держа крысу в челюстях и выразительно глядя то на маму, то на Фанни.
— И–и–и… — наконец перестала визжать горничная. — М-миссис Анна…
— О-она м-мёртвая? — совершенно серьёзно спросила бледная как смерть мама у кошки.
Кошка, разумеется, ничего не ответила. Только потрусила неспешно к открытой двери на задний двор, скользнула через порог.
Несколько секунд никто не шевелился.
А потом в проёме вновь появилась бело–палевая пушистая кошка, уже без крысы. Она вопросительно глядела на маму и словно чего–то ждала.
— Х-хорошая к-кошечка… — пролепетала мама слабым голосом.
— Видите, мама, какая от неё польза! — тотчас кинулась в атаку Молли. Упускать такой момент было никак нельзя.
— Да, крысоловка отменная, — признала и Фанни, утирая пот. — Ох, и не люблю же я этих тварей — крыс, конечно! — быстро поправилась она, отчего–то странно взглянув на кошку — Но как поймала–то, миссис Анна! Как поймала!
— Н-ну, мисс Моллинэр… — Мама глядела вниз, явно не понимая, как это она ухитрилась так высоко запрыгнуть. — Э–э–э… подайте мне стул, мисс, будьте любезны… что ж… кошка… да… может… быть полезна. Пожалуй… учитывая ваши отметки, кои весьма неплохи, весьма… можете её оставить.
— Ура! — не сдержалась Молли.
— Но, мисс, вы будете целиком и полностью ответственны за чистоту, кормление и за…
Дальнейшая речь миссис Анны Николь Блэкуотер особого интереса не представляет.
…Ночью Молли лежала в постели. Рядом, на её руке, обняв предплечье лапками, посапывала кошка. Оставалось только придумать ей имя…
— Ди. Диана. Я назову тебя Дианой[9], — сонно пробормотала Молли. Отчего–то помуркивающее пушистое существо, придавившее левую руку тёплой тяжестью, успокаивало, отгоняло чёрные мысли. — Раз уж ты такая охотница…
Новоиспеченная Ди, она же Диана, приподняла круглую голову, раскрыла большущие зелёные глаза. Одобрительно сказала негромкое «мяу», поёрзала, устраиваясь поудобнее на Моллиной руке и мигом заснула.
Молли тоже проваливалась в сон, и на сей раз это вновь был яркий, праздничный и очень спокойный сон. Она опять видела исполинскую чёрную гору, очень похожую на ту, что она рисовала, поднимающийся над сумрачным великаном дымок. Взгляд её вновь скользил над заснеженными лесами, замечая то белого по зимнему времени зайца, то глухаря или тетерева. Лоси брели куда–то целым стадом, пробирались своими тропами волки, мышковали на открытых пространствах лисы. Жизнь, совершенно не похожая на узкие улицы Норд—Йорка, на эстакады и дымы, жёлтые окна и битком набитые паровики. Во сне Молли ничего подобного не было. Один лишь лес, великий лес, лес без конца и без начала, лес изначальный, лес, из которого всё вышло и куда всё вернётся.
И Молли видела, как это случится — как деревья выбрасывают несчитаное множество семян, как подхватывают их ветра, послушные воле лесов, как несут над острыми пиками Карн Дреда, как они оседают на землю — повсюду. На железнодорожных путях и заводских крышах, на улицах и площадях, на грязных мусорных аллеях и на громадных складах угля, добытого в близлежащих шахтах, и стали, выплавленной в печах Норд—Йорка.
И как потом, когда с юга приходит тепло, эти солдаты армии Севера пробуждаются к жизни. Тончайшие корни, такие слабые, которые так легко вырвать, находят самые мелкие трещины в кирпичной кладке или в булыжной мостовой. Несмотря ни на что, дотягиваются до земли, забитой в оковы улиц, заключённой в кандалы фундаментов. Дотягиваются и начинают расти с поистине дивной быстротой.
Выворачиваются из насыпей рельсы и шпалы, лопаются костыли, отскакивают гайки, срывая резьбу. Пар свистит из прободённых корнями паропроводов, сдвигаются с опор мосты, не в силах противостоять натиску зелёного воинства. Иные деревья жертвуют собой — на заводах вспыхивают пожары, когда оказываются пробиты резервуары с газом. Но на смену сгоревшим встают новые; а другие, вырастая на крышах обычных домов, пускают корни аж до подвалов, расшатывают перекрытия и балки, стены трескаются, и в эти трещины врываются кавалеристы–вьюны, что поднимаются снизу, из замусоренных дворов.
И наконец всё начинает рушиться. Над грудами камней, над железными балками, над рухнувшими мостами и эстакадами, прорастая, словно через рёбра скелета, поднимается новый лес. Он не считает потери. Он пришёл, чтобы победить.
Как ни странно, Молли это ничуть не пугало.
Глава 5
Утром она проснулась свежей и бодрой, выскочила из кровати даже до того, как Фанни принялась колотить в её дверь. И за завтраком даже обычное нытьё братца Уильяма, равно как и его дразнилки с подначками, не смогли испортить ей настроение.
Она думала про магию, но думала без прежнего ужаса. И даже обстоятельства её знакомства с Особым Департаментом отчего–то уже не пугали, не повергали в панику.
Наверное, всему причиной была Ди. Спустившись вниз вслед за Молли, кошка поскребла лапкой в закрытую дверь подпола. Фанни поморщилась было, но Диана тихонько мяукнула, потёрлась о её ноги, искательно заглянула в глаза — и служанка, что–то беззлобно ворча себе под нос, приоткрыла створку. Ди молнией метнулась вниз и очень скоро появилась обратно, таща за загривок задушенную крысу.
