Илья Крымов - Маска
Обзор книги Илья Крымов - Маска
Бриан л'Мориа отправляется в мир в Темноте. Это произведение вряд ли когда-либо войдёт в какой-либо сборник, или будет присовокуплено к какому-нибудь из моих романов исходя из его объёма и полной самодостаточности. Писалось ради удовольствия. Хотелось описать для читателя тот, другой мир, где обитает Темнота и её пасынки, но писать ради этой темы целый роман было как-то недосуг. Описанные ниже события имеют место быть в обширном временном промежутке между романом "Дети Силаны. Паук из Башни" и его пока ещё недописанным и не изданным продолжением. Они косвенно связаны с будущим сюжетом, если я, в итоге, не решу иначе. Данный текст не проходил через умелые руки наших редакторов, а посему, прошу внимательного и образованного читателя проявить понимание к возможным опечаткам.
Крымов Илья Олегович
Маска
Колокол бил громко, пытаясь перекрыть своими возгласами монотонный шелест ливня. Не получалось. Низкое небо, словно созданное из огромных комьев грязной тёмно-серой ваты, извергало на землю немыслимое количество воды, попутно пучась оглушительными громовыми раскатами. Тучи превращали светлый день в унылые сумерки, промозглая сырость заползала в храм сквозь все щели, пользуясь тем, что горело очень мало свечей, а современной системы отопления в древнем здании никогда не устанавливали.
Кафедральный собор Все-Отца и Святых Наставников некогда был сердцем религиозной жизни Кэлмонара. Огромное и величественное строение из тёмного камня покрытое куполами, одетое в броню из контрфорсов и флигелей с длинными острыми башенками. Даже столь любимые людьми горгульи на фасаде не портили стиль этой постройки, а внутреннее убранство со всеми своими витражами, барельефами и потолочными фресками завораживало. Но ключевым словом в этом относительно коротком — храм существовал уже более четырёх веков, что не очень долго по меркам тэнкрисов — повествовании, является слово "был'.
Большую часть жителей Кэлмонара составляли представители человеческого вида, которые, как известно, в подавляющем большинстве своём поклонялись богу Все-Отцу в различных его ипостасях. За последние несколько лет была отмечена тенденция спада в религиозной жизни мегаполиса, храмы Все-Отца пустели, а, учитывая, то что Кэлмонар населяли около пятисот с лишним тысяч человек, такой интенсивный отток верующих не смог не вызвать интереса Имперры. Во что теперь вы веруете, добрые люди? Или в кого?
В огромном зале, заполненном непроглядным мраком, с лёгкостью спряталась бы небольшая армия. Длинные ряды скамей таяли в темноте, слишком далёкие, чтобы несколько свечей на алтаре Все-Отца могли дотянуться до них. За окнами бушевала непогода и цветные витражи, в ясные дни наполнявшие храм сказочным соцветием оттенков, утратили свои краски.
— Крюгер, — позвал я.
Из одной особо густой тени вышла она, держа в руках ведро. Милая девочка, думала, что меня опять тошнит.
— Пошлите кого-нибудь наверх, пусть узнают, что за идиот мучает колокол?
— Слушаюсь, митан.
Через минуту она вернулась и кивнула, сообщая, что поручение выполнено. Переложив трость, я похлопал рукой по скамейке рядом с собой и достал из кармана плаща фляжку. Пришлось приподнять маску и запрокинуть голову, чтобы не прикасаться к горлышку губами — от постоянной тошноты я чувствовал себя грязным, и мерзкий привкус желчи во рту не давал покоя. Проглотив огненную струйку, я протянул фляжку Крюгер. Такая фамильярность со стороны начальства ничуть не смутила женщину. Сняв свою маску, она присосалась к фляге как к материнской груди и сделала несколько хороших глотков. В тусклом свете маслянисто блеснула влажная кожа горла, и это было красиво. У меня перед глазами всплыла строчка из её досье, хранившегося в малой картотеке: "… может пить много и не пьянеть…". Полезное умение.
Сильный пол охотно клевал на Крюгер, женщину человеческого вида, ростом чуть выше среднего, поджарую и атлетичную от природы, но округлую и мягкую везде, где надо. В свои тридцать четыре эта соколиха могла легко сойти за хрупкую семнадцатилетнюю канарейку вплоть до момента, когда приходила пора пускать в ход. Короткие обесцвеченные волосы, бледное треугольное лицо, вздёрнутый нос, небольшая щёлочка меж двух передних резцов и прекрасные глаза, серо-голубые и такие наивные. Когда надо. Особый шарм ей придавали веснушки, рассыпанные по скулам и носу. Моё чувство прекрасного начинало мурчать как сытый кот, при виде этого экземпляра, но куда больше я радовался тому, что смог завербовать в Имперру агента с такими талантами.
— Вы верите в бога, агент Крюгер?
Судя по её изменившемуся эмоциональному фону, такого вопроса она ожидала в последнюю очередь, а поэтому, решила приложиться к фляжке ещё раз, чтобы продумать ответ и допить остатки односолодового локанти.
— В какого-то конкретного бога, митан, или же в богов как в таковых? — Она поглядела на алтарь Все-Отца, покачала пустой фляжкой и вернула её мне. Перед глазами всплыла строчка её досье: "… убеждённый атеист…".
— Забудем об этом. Порой я начинаю что-то говорить, а потом теряю нить. Старость.
— Сколько вам лет, митан? Небось и первой сотни не разменяли?
— Хм…
— К тому же, говорят, что вы никогда ничего не забываете.
— Это я так говорю.
— И гением себя тоже называете только вы.
— Больше не называю. Мне не раз доставалось за такое зазнайство, так что в итоге я перестал.
— Они победили?
— Кто "они"?
— Те, кто позволял себе сомневаться в вашей гениальности. Они победили, раз вы перестали?
— О-хо-хо! Нет, конечно! Я перестал, потому что сама жизнь некоторыми своими обстоятельствами больно щёлкала меня по носу. Быть гением, не значит, быть безукоризненным и не делать ошибок, но обыватель считает именно так.
— Я не верю в то, чего нельзя потрогать, измерить и понять. Это к вопросу о богах.
Я позволил себе посмеяться, чем вызвал её непонимание.
— Представил, как Все-Отец вместе с Силаной сходят на землю, а внизу их дожидаетесь вы с блокнотом и портняжным метром.
— Что вы понимаете под гениальностью, митан?
Она не позволяла собеседнику выстроить схему ведения диалога, рвала порядок построения и обсуждения тем, пытаясь выманить на откровенность и не дать успеть придумать надёжную ложь. Милый ребёнок, такой наивный и искренний в своей неискренности.
— Запомните навсегда, агент Крюгер, гениальность — это способность индивида на что-то, что невозможно для абсолютного большинства. Это не эйдетическая память, не способность производить в уме многосложные вычисления, обрабатывать уйму информации и вскрывать неочевидные причинно-следственные связи, благо обладателей таких талантов немало. Если вы способны на то, на что не способно абсолютно большинство вам подобных, то вы гений.
— На что не способно абсолютное большинство тэнкрисов, митан? — спросила эта хитрая кошка.
— Влезать в чужую шкуру, — ответил я честно.
— Понимать других?
— Нет-нет. Тэнкрисы способны понимать поступки других существ, но не ставить себя на их место. Это немыслимо для тех, кто воспитан с пониманием того, что они рождены на том месте, на котором было надо. На высоком и важном месте существ более совершенных по определению. Мы не "входим в положение", мы не "проявляем понимания", и большинству из нас никогда не придёт в голову изучить природу человека, люпса или авиака в степени большей, чем та, что необходима для эффективной манипуляции сими существами. Надеюсь, я вас не обидел?
— Меня по-всякому в жизни обзывали, митан, бывало и хуже. К тому же, вам совершенно наплевать, обидели вы меня, или нет, так что какая разница?
Смешное дитя. Возможность общаться со мной напрямую пьянила её всё сильнее. Немногие имели прямой доступ к Великому Дознавателю: Император, старшие офицеры Имперры, внутренний круг друзей и, гораздо реже — родственники. Поэтому непринуждённое общение, которое завязалось между мной и агентом Крюгер в последние седмицы пьянило её и возбуждало. Нет, я не обольщался, я видел её эмоции, я чувствовал то, что чувствовала она, таковой являлась суть моего Голоса, уникальная способность к эмпатии, которая расширяла мои возможности, позволяя без зазрения совести именовать себя гением.
— Все тэнкрисы гении, если задуматься. Каждый из нас способен на что-то, на что не способны другие…
— Митан. — Из темноты вышел люпс в доспехах штурмового подразделения "Плуг". — Этот юродивый раскачивался на канате, прикреплённом к колокольному языку. Мне кажется, он глухонемой.
Штурмовик поставил передо мной человека, который тут же упал на колени, источая сильную вонь. Не столько телесную — хотя не без неё — сколько эмоциональную. Густые жёлтые волны страха исходили из глубин его разума и перебивали нечто ещё менее приятное, что витало в воздухе над городом с самого первого дня моего прибытия. Звонарь имел на спине немаленький горб, лицо носило явные следы врождённого уродства — сильная асимметрия во всём, в чём только возможно.
— Ты действительно глухонемой, или наш дорогой майор Ванпельт просто так напугал тебя своей дикой натурой, что ты дар речи потерял? — спросил я.
Звонарь не ответил, продолжая трястись.
— Как больно тебе, должно быть, жить, бедняга, — посочувствовала Крюгер.
— Г-господь посылает нам разные исп-п-пытания, госпожа, моё не из лёгких, но есть те, к-кому в жизни повезло ещё м-м-м-мээ-меньше.
Глухой, но не немой, да ещё и заика. Маска закрывала моё лицо, Крюгер свою сняла, поэтому звонарь мог читать по её губам. Понятно, также, почему он не стал говорить с Петэ Ванпельтом, у люпсов нет мимики губ, они издают звуки гортанью и движением языка.
