Паргелион (СИ) - Тормент Аня

«Вот срань», — мелькнуло в голове, прежде чем она отключилась.

— Нам нужно поговорить.

Келер, который редко заходил в оранжереи, но, если это случалось, рассчитывал побыть один, с неудовольствием оглянулся.

— Нам нужно…

— Я слышу. Что ты хочешь?

Аматей взглянул на него, и в этом взгляде засветилось обожание.

— Недавно произошёл один случай, — начал возник. — Лиза, которая…

— Я помню, — перебил Келер.

— Я увидел, как у неё из кармана выпала одна вещь.

— И какая?

— Фотография.

Келер вопросительно посмотрел на него.

— Фотография вас впятером на фоне главного входа.

Безразличие Келера мгновенно сменилось интересом.

— Продолжай.

— Она спросила, кто это. С вами. Кто эти двое.

— И ты сказал?

— Да, я сказал. Возможно, мне не следовало, но… я решил сказать.

— Хорошо.

Аматей, который ожидал его гнева, выглядел удивлённым.

— Вы считаете, я поступил правильно?

Магик пожал плечами:

— Сейчас это уже не важно. Теперь я знаю, куда делась фотография, потому что копии у меня нет. Ты забрал её?

— Нет, оставил у Лизы.

— Что ж, пусть.

— Но разве не важно, что…

— Уже нет. Ты долгие годы помогал мне, и те находки среди детей, что мы сделали, те записи и проведённые эксперименты — я не забуду твоей работы. Но теперь всё это, похоже, свелось к тому, что произойдёт вскоре.

— То есть?

Келер остановился, посмотрел на зелёные заросли.

— Слышал ли ты когда-то об одной старой кельтской поэме, написанной так давно, что не вспомнить? Она переведена на всеобщий язык Ланисом Аратом, специалистом по старым языкам. Так вот, поэма начинается так: «Множество форм я сменил, пока не обрёл свободу».

— Нет, я не знаю этой поэмы.

— Да. Настало время сменить форму.

— И что это значит? — нахмурился Аматей, чуть раскачиваясь из стороны в сторону.

— То и значит, что нам пора сменить форму. И Кайро пора сменить форму. Я надеюсь, что скоро мы сможем запустить Паргелион. И теперь — знает ли кто-то об Элиазе или нет — это не имеет значения.

Глава двадцать первая. Сила

Человек достаёт меч из ножен, чтобы защитить

крохотную рану в глубине сердца. Она возникла

в далёком прошлом, в дальнем закоулке его памяти.

Человек взмахивает мечом, чтобы с улыбкой на устах

покинуть жизнь в далёком будущем,

недосягаемом для его памяти.

“Берсерк” (Kenpuu Denki Berserk, 1997)

Лучи заходящего солнца мелькнули сквозь округлый потолочный витраж и быстро скрылись. В зале стало темно. Она посмотрела в центр круга и в очередной раз задумалась, зачем вообще делать солнечные часы, если большую часть года темно и пасмурно. Глупо это. И вообще, действительно ли это часы? Три чётких секции с идущими по краям символами, по центру в круге какой-то знак. Тео говорил, это похоже на «Ф» на одном из старых языков, но откуда ему знать? Как и раньше, она подошла к кругу и стала разглядывать знаки. Магики никогда не упоминали об их значении, друзья, даже Лиза, могли лишь строить догадки. Потому спросить было не у кого.

Со времени первого урока с Айвисом прошёл месяц. В последнее время Дара почти перестала считать дни, потому что все они слились в одно сплошное месиво. Занятия магик вёл практически ежедневно, а когда он давал ей хоть немного передохнуть, его сменяла Гесса, которая учила её справляться со своей энергетикой и давала более сложные упражнения на работу со стихийной силой. Едва она начинала освещать теорию, Даре и вовсе хотелось наплевать на всё и сбежать куда подальше под покровом ночи. «Ой, да не смотрите так, — сказала она в ответ на укоризненный взгляд всей троицы химер в тот момент, когда сообщила им о своём позыве. — Пусть всё это мне жутко надоело, теперь надо идти до конца».

И Дара не лгала — она действительно намеревалась идти до конца, чего бы это ни стоило. Жаль только, что пришлось почти полностью забросить боевые тренировки.

С парнями и Лизой они виделись мало. Те всё чаще попадали в обходы, а после были заняты чем-то ещё. Иногда ребята расспрашивали её о том, как проходят эксперименты, впрочем, как и Гесса. Но Даре не хотелось рассказывать подробности. Друзьям — потому что иногда ей казалось, будто она верит Айвису. Верит во всё, что он говорит: и про свободу, и про сиобов. Она вовсе не хотела предавать их ещё не совсем оформившийся план. Но за это время Дара стала не то чтобы любить Айвиса, нет, она не прощала обид. Но научилась всё-таки больше его понимать.

Гесса тоже старалась аккуратно расспросить Дару о том, что происходит во время их с Айвисом тренировок. И здесь ей, может быть, впервые стала понятна польза так называемой дипломатии — того, о чём, бывало, всё втолковывал ей Тео, когда она была уж слишком прямолинейной и даже, по его мнению, грубой. Теперь-то Дара стала постигать, в чем польза умения уходить от ответа, и говорить много, при этом не говоря ничего. Только на сколько её хватит? Гесса была умна, куда умнее самой Дары, и всё понимала. Потому играть в эту игру было особенно трудно.

— Я смотрю, ты успела немного поумнеть за последнее время?

Дара подскочила, но тут же узнала этот пронзительный голос.

— А, это ты, — ответила она безразличным тоном. — Решила поинтересоваться состоянием моего ума? Как видишь, у меня всё супер. Всё отлично, всё просто замечательно.

— Я улавливаю в твоём голосе сарказм. И даже больше — наглое ехидство. Когда ты успела этому научиться?

— Тогда, когда тебя не было, — зло выпалила Дара. Что-то в глубине души заставило её устыдиться своего тона, но она тут же запихнула это «что-то» подальше.

— Ясно. — Голос Медеи приобрёл совсем другое звучание. — Понимаю. Злишься, что я перестала тебе докучать?

— Вот на это я как раз и не злюсь. Но, видишь ли, у меня тут много перемен в жизни. И иногда мне бы не помешал совет.

— Я знаю всё о твоих переменах, малышка.

— И откуда? Только не говори, что ты сдружилась с Айвисом за моей спиной!

— Не надо грубить. — Тон Медеи стал вдруг таким высокомерным, что Дара перестала жалеть о том случае с навозной ямой.

Повисла неприятная пауза.

— Я была занята важными процессами. Вдобавок я решила, что тебя лучше предоставить самой себе, — чуть мягче продолжила М3.

— Да? Чтобы умереть спокойно?

— Не думаю, что ты собираешься умирать, Дара. Но тебе нужно было решить самой — соглашаться или нет на предложение Айвиса.

— Понятно. — Но злость не ушла. — Только, знаешь, наверное, ты объявилась рановато. Стоило продолжать в том же духе — глубокомысленно отмалчиваться, когда я приходила в лабораторию.

— Не стоит обижаться, малышка. Бывает, что на некоторое время мне нужно уйти в Пространство. Впрочем… не уверена, что мне хотелось бы говорить об этом подробнее прямо сейчас.

— Ладно. — Дара смягчилась. — Но… мне было трудно без тебя. Я целый месяц занимаюсь ерундой. Хотя, может, не ерундой, только кажется, что проку от этого ровно ноль.

— И почему, позволь спросить, тебе так кажется?

— Ничего не выходит. Всё то же, что и было. Я чувствую воронку, раскрываю её, а потом меня выбрасывает, и почти каждый раз я отключаюсь. Иногда удаётся продержаться подольше, но всё всегда заканчивается одинаково. Айвис говорит, что всё идёт хорошо и что мне нужно сосредоточиться на времени. В тот момент, когда я вижу воронку. Всё втолковывает, что воронки существуют вне времени. Но я не понимаю, что мне толку от его слов.

— В тот момент, когда ты находишься там, о чём ты думаешь?

Дара пожала плечами.

— Не знаю. Вроде бы ни о чём. Я как будто выхожу из обычного мира. Перестаю быть собой. А там… там есть только она, воронка. Она тянет меня, и я иду к ней. А потом меня вырубает.

— Попробуй думать о времени. Вначале начни с того, что для тебя символизирует время. Смена дня и ночи, фазы луны, часы, что угодно. А потом через этот символ как будто войди в пространство времени. Что ты увидишь?