Захар Петров - Муос: Чистилище
Генерал сделал паузу в ожидании вопроса, но Вера стояла молча и невозмутимо смотрела генералу в глаза. Заговорила Жанна — человек, которого Вера здесь хотела бы видеть меньше всего. До сих пор инспектор-психолог сидела молча, но Вера чувствовала сканирующий взгляд своей бывшей наставницы. Жанна предпочла обращение на «вы»:
— Вы, Пруднич, спросите, почему выбор пал именно на вас. Не скрою, что в подборе кандидата участвовала психологическая служба, и мы вместе с военными пришли к однозначному выводу о том, что наибольшие шансы справиться с этим заданием именно у вас. На то несколько причин. Вы — женщина, единственная женщина в Силах Безопасности Республики. А значит, опасность того, что на вас падёт подозрение, минимальна. Во-вторых, вы среди военных — одна из самых образованных людей, и если учить кого-то обезвреживать бомбу, то лучше это делать с вами. Ну и третье… Учение чистильщиков в нашем неприветливом мире становится всё популярнее… и мы не можем допустить даже минимальной возможности того, что агент по каким-то причинам может поддаться этому соблазнительному безумию. Наибольший иммунитет к чистильщикам именно у вас — я имею в виду то, что вам пришлось пережить в детстве…
Вере не понравилось, что кто-то пытается спекулировать на её детской трагедии, поэтому она поспешила прервать Жанну:
— Я бы хотела обсудить детали. Не могу пока понять, какую легенду вы собираетесь мне придумать. Моя принадлежность к женскому полу не прячет тот факт, что я являюсь следователем. Вы предлагаете положиться на случай — на то, что никто из чистильщиков меня не встречал? Или же мне надо настолько ярко играть роль нового адепта, чтоб они не обратили внимание на мою профессию?
Вера могла поспорить, что Жанна уловила нежелание Веры говорить о своём прошлом и сделала по этому поводу какую-то пометку в своей голове. Но то, что ответила ей инспектор-психолог, на некоторое время поколебало невозмутимость Шестого следователя:
— Вам, Пруднич, сделают операцию по изменению внешности. Плюс к этому — вас побреют налысо. Надеюсь, вас после этого не узнает даже ДРУГ.
Генерал уставился в карту, Верин начальник так и не выполз из своей отрешённой нирваны, в которую нырнул сразу после окончания доклада. Им обоим был явно не по душе этот план. Зато Жанна почти не скрывала своего удовольствия — улыбаясь одной из своих самых милых улыбок, она пристально смотрела на Веру, ожидая, что же та ответит. Одной частью своего сознания Вера по-быстрому наводила порядок в своих мыслях, удачно разбросанных сообщением Жанны. Второй поток мышления перемалывал то, что сказала психолог. Особенно не понравилась Вере последняя фраза Жанны. Она могла бы быть абстрактной, подразумевающей под «другом» кого угодно. Но Верина оппонентка сделала ударение именно на последнем слове, как будто имела в виду кого-то конкретного. Конечно, Жанна могла наводить о ней справки и знать об их встречах с Вячеславом. Могла расценить это как увлечение и даже ошибочно предполагать интимную близость между ними (чего так и не случилось). Но всё это не давало никакого повода считать, что Вячеслав по-прежнему для Веры что-то значит, тем более, она добровольно ушла в следователи, тем самым перечеркнув возможность быть когда-то с ним рядом. И всё же Жанна знает или во всяком случае догадывается о том, что запрятано у Веры глубоко и далеко. Неужели всё-таки она тогда под гипнозом добралась до этих недр в Верином сознании? И теперь неслучайно делает акцент именно на этом… Если так, то в их психологической дуэли Жанна провела убойный приём. Вера знала, что она далеко не красавица, и относилась к этому более, чем равнодушно. Часто наблюдая «успехи» хирургов по зашиванию увечий от ранений на лицах бойцов, она была уверена, что такая операция не добавит ей привлекательности, — и это само по себе её тоже не страшило. Пугало то, что она станет другой, не такой, какой её запомнил он…
Пока Вера всё обдумывала, Жанна даже не моргала, не скрывая интереса к её реакции. Смакуя момент, она наигранно успокаивала Веру:
— Да вы не огорчайтесь. Какие-то черты от прежней Пруднич всё-таки останутся… когда сойдут рубцы… Может быть, через год-два… Или, может быть, у вас есть возражения? Говорите, не стесняйтесь…
Вера слышала отданный приказ, отказаться от выполнения которого она не могла. Хватаясь за соломинку, она лишь попыталась отодвинуть неминуемое:
— Но у нас ведь нет времени. Пока всё заживёт после операции…
— А никто и не собирается ждать, пока заживёт, — поспешила «успокоить» Жанна. — Зачем ждать? По легенде — у вас травма лица, и вы сбегаете из Госпиталя. Так ведь даже лучше — с распухшим лицом, не сошедшими швами вас будет ещё труднее узнать…
Вера не хотела больше ни видеть, ни слышать Жанну. Она демонстративно от неё отвернулась, ступила шаг к неподвижно сидящим генералу и начсоту. Но, зная теперь себе цену, она рискнула на предъявление ультиматума:
— У меня есть одно условие.
Начсот наконец-то поднял на неё глаза, а генерал даже привстал, выражая готовность выполнить всё, чтобы она не потребовала:
— Говорите, капитан.
— Операция по изменению внешности будет проводиться с участием врача Джессики из Резервации. И она на этой операции будет главной. Она когда-то спасла мне жизнь…
2
Вода чавкала под ногами. Вернее, не вода, а мутная жижа, кишащая пиявками. Несколько этих слепых тварей прицепились к босым ногам Веры. Наверное, они уже сосали кровь, и наверное, это было больно. Вера этого не ощущала, потому что, насколько могла, отключилась от своего тела, иначе всю её волю парализовала бы боль раскромсанного скальпелем и зашитого хирургическими нитками лица. Саднило тело и руки, над которыми также изрядно «поработали», чтобы оставить на ней следы аварии, которой не было. Операция длилась долго — всё-таки пластическая хирургия была новшеством для эскулапов Муоса, а Джессика поставила перед собой задачу сделать новое лицо если не симпатичным, то хотя бы не уродливым. На третий день Джессика, несмотря на возражения военных, настояла на второй операции, которая прошла ненамного быстрее. За это время Вера слишком привыкла к опию, а это к прочим негативным факторам добавило нешуточную абстиненцию. Всё в купе мешало сосредоточиться, сконцентрироваться на выполнение задач, и Вера до сих пор балансировала на грани яви и забытья. Приближался тот условный день, когда по прогнозам профессора Варнаса экс-начальник секретной лаборатории Якубович должен был создать недостающую деталь к ядерному заряду. Военные нервничали, и поэтому подняли Веру, ещё не отошедшую от наркотического наркоза, с госпитальной койки и чуть ли не пинками вытолкали выполнять задание.
Но все физические мучения не шли ни в какое сравнение с тошнотворным ощущением чужого лица. Послеоперационная отёчность не прошла, и из-за порезов и стягивающих швов казалось, что на плечах Вера несёт не свою голову, а тяжёлый пульсирующий бидон из боли и сочащейся крови. Вспоминались слова Джессики, доносившиеся сквозь бледно-розовый туман послеоперационного забытья:
— Все будет о’кей. Не бойся, ты не быть уродина. Сейчас, конечно, немножко уродинка, но потом пройдёт. А главное, глаза — глаза мы оперэйт не умеем. Глаза остались твои. По глазам он тебя всё равно узнает.
«Какая глупая Джессика. Ну при чём тут глаза, при чём тут он…», — пыталась себя настроить на такие мысли Вера, подсознательно всё-таки надеясь, что Джессика что-нибудь расскажет про Вячеслава, потому что сама она о нём спрашивать не будет, даже когда сможет говорить. Но Джессика болтала про Лидию, про Танюшу, про свою Резервацию, в которой она вовсю занялась лечением больных, которых годами никто не лечил, про какой-то лично ею изобретаемый антибиотик. Но про Вячеслава она молчала, а это значило только то, что мавританка ничего про него не знает.
Вера почувствовала засаду издалека. Они прятались за изгибом хода, который здесь подымался в гору, отчего там, где они притаились, было сухо. Это было удобное место для засады — идущий оттуда, откуда шла Вера, в любом случае вынужден был хлюпать по лужам, выдавая своё присутствие. Кроме того, как будто случайно, здесь под сводом хода висела парочка светящихся грибов, слабым неоном освещая проход на метров десять в одну и другую сторону. Оставаясь в кромешной тьме, невидимые наблюдатели могли вести прицельную стрельбу из арбалетов по приближающемуся чужаку. Вера внутренне напряглась и усилием воли попыталась оттеснить боль на задворки своего сознания. Но желанного просветления не наступило — слишком она была ослаблена операциями и блужданием по этим незнакомым грязным и холодным подземельям последние два дня. Нет, вести бой она сейчас не в силах. Остаётся играть, что она и делала, как только послышался шорох. Чувствовала она себя, конечно, отвратно, но не настолько, как сейчас это изображала: прислонилась к стене, едва не падая, сильно задышалась, оттолкнулась от стены, ступила ещё несколько шагов, прислонилась к стене, сползла по стене, сев прямо в ледяную вонючую воду, и так и осталась сидеть, не доходя пары метров до светящихся грибов — далековато от засады, но так, чтобы они могли видеть, что она ранена и безоружна. Сыграла она, похоже, неплохо — стражи постояли, потом один из них крикнул:
