Алексей Доронин - Чёрный день
Вставать не то чтобы очень хотелось, но лежать было уже скучно. Так ведь и вся жизнь пройдёт. Начинавшийся день обещал быть интересным и наполненным новыми впечатлениями. Как и все Машенькины дни и ночи.
Всё происходило в таком порядке. Девушка открыла глаза, потянулась, сладко зевнула, поворочалась с боку на бок, наконец, откинув одеяло, встала на ноги и выпрямилась. Росту в ней было около ста семидесяти сантиметров, может, чуть больше. Двигалась она с замечательной грацией здорового создания, сохранившего свою связь с природой и живущего в одном с ней ритме, без капли жеманства.
Затем она решила сделать несколько упражнений на растяжение — совсем немного, она никогда себя не изнуряла. По радио как раз заиграл какой-то бодренький мотивчик, под который только и можно, что делать зарядку.
Ноги на ширине плеч… И раз, два, три, четыре… Тянемся, тянемся, тянемся… Замечательно… Поворот… Раз, два, три, четыре… Теперь в другую сторону… Вот так, и ещё… Довольно. Прекрасно.
Девушка смотрела на своё отражение в зеркале и подумала, что, наблюдай за ней кто-нибудь, ему вряд ли удалось бы остаться равнодушным. Ещё в школе Чернышева немного занималась спортом, но потом поняла, что это — не для неё, ни к чему нагружать себя упражнениям и диетами; и уж тем более абсурдна мысль посвящать этому жизнь. Это уже будет каторга, тюрьма, в которой всё расписано по минутам. А жить-то когда? Теперь её занятия были сведены к пяти–десяти минутам в день, и этого вполне хватало, чтобы держать себя в тонусе.
Машенька подошла к окну и распахнула форточку. В комнату ворвался ласковый ветерок, немного пахнущий бензином, дымом и гудроном — на проспекте шёл ремонт, но в целом освежающий и бодрящий. Повинуясь порыву, она решила выйти на балкон.
Девушка вздохнула полной грудью. На улице было чудесно. После изнуряющей жары, которая началась в июне и, казалось, никогда не кончится, приятный лёгкий бриз казался долгожданным подарком небес.
Мир вокруг жил собственной жизнью, огромный и живой, меняющийся и неизменный. Машенька была его частью. Девушке представлялось, что, если он и не создан для неё персонально, то предназначен для таких, как она, весёлых и жизнерадостных людей.
Жизнь казалась Маше простой и приятной, как чашка утреннего кофе, как прогулка по летнему городу, как купание в речке жарким июльским днём или телефонный разговор со школьной подругой. Не забивая голову софистикой и казуистикой, Чернышева жила и наслаждалась этим процессом. Шестым чувством девушка понимала, что жизнь не настолько длинна, чтоб тратить её на пустопорожние раздумья.
За окном день достиг своей наивысшей точки.
По проспекту проносились автомобили, сигналя на разный лад, слышен был и многоголосый, слитный гул шагов множества ног по нагретому солнцем асфальту тротуара. На лестничной площадке привычно бранились соседки — две древние старушки, ровесницы какой-то давно забытой войны, которым их ссоры, похоже, продлевали жизнь. За стеной проснулся соседский ребёнок; заголосил, требуя внимания, а может быть, просто материнского молока. Где-то орала дурным голосом кошка, также страдающая без внимания.
Во дворе, куда выходило окно второй комнаты — залы, как она её называла, — заливались какие-то птички, из тех, что скоро отправятся к тёплым морям вслед за туристами, стремящимися захватить бархатный сезон. Одна птаха словно старалась перекричать остальных. Её надсадное «фьють, фьють, фьють!», раздававшееся с равным интервалом в пять секунд, слегка действовало на нервы и в другой обстановке могло бы вызвать желание сделать что-нибудь с пернатой тварью, но в это прекрасное утро оно казалось как нельзя к месту. Машенька была не сильна в орнитологии и понятия не имела, как называется эта птичка, но её пение, казавшееся таким беззаботным, почему-то вселило в её сердце уверенность в том, что впереди — прекрасный и интересный день, полный новых впечатлений и, возможно, новых знакомств.
Да так оно, скорее всего, и будет. Катюша, её бывшая одноклассница и лучшая подруга, которая должна зайти часиков в пять, навряд ли предложит ей провести этот день в библиотеке или музее. Скорее они купят чего-нибудь и вдвоём отправятся куда-нибудь, где можно будет кого-нибудь встретить и пропасть до самого утра. Но всё, само собой, в рамках благопристойности.
Однако сначала дела. Перво-наперво, ей надо было заглянуть в ближайшее почтовое отделение и получить свой заказ. Подработка консультантом в «Международной ассоциации прямых продаж» не приносила особых доходов, но позволяла приобретать косметику для себя, любимой, с ощутимой скидкой, да ещё и в кредит, с оплатой через десять дней. Говорят, что в Бразилии распространителей сети «Stratford-on-Avon» было больше, чем военнослужащих. Россия тоже приближалась к этому показателю.
Вот такие, в общих чертах, у неё были планы на выходной, выпавший в кои-то веки. Столько всего нужно было сделать. Главное, чтобы погода не испортилась. Хоть бы не было грозы, которой уже полмесяца пугали народ синоптики.
Она и так поднялась поздно, но шести часов сна ей хватило, чтобы восстановить силы. В пятницу Машенька отдежурила ночную смену в больнице и вернулась домой под утро, усталая, но не вымотанная. Работу свою она — редкий случай! — действительно любила, получая удовольствие от труда, который многим показался бы неблагодарным и, самое главное, мало оплачиваемым. Живи она одна, всей её получки хватало бы только на квартплату плюс минимум продуктов. И это при том, что в еде она была непритязательна, обходясь без чёрной икры и предпочитая пиво вину и шампанскому. Периодически, конечно, зарплату ей, как и всем бюджетникам, повышали. Но через две недели после указа как по волшебству цены в магазинах и коммунальные тарифы повышались ровно настолько, что вся прибавка оказывалась съеденной.
Но девушка не роптала на судьбу, это было не в её характере. Она была вполне довольна по двум взаимосвязанным причинам. Во-первых, деньги не были для неё главным, иначе она предпочла бы другую стезю делу последователей Эскулапа. Машу согревало осознание того, что её работа приносит людям куда более реальную пользу, чем, к примеру, деятельность юриста или банковского служащего.
Ну а во-вторых, она жила не совсем одна, и её личный бюджет гораздо сильнее зависел от цен на фрукты на городском рынке, чем от цен на нефть на мировом. Руслан был её однокашником, но вместо интернатуры и скальпеля выбрал прилавок. И не прогадал. Теперь он был представителем мелкого бизнеса с перспективой перехода в средний, не имел проблем ни с бандитами, ни с налоговиками и вполне подходил на роль спутника жизни. Они давно могли бы оформить свои отношения, но всё как-то руки не доходили.
«Ничего, успеется, — говорила себе Чернышева, которая могла бы уже полгода называться Аскеровой. — Время есть».
Она никогда в этом не сомневалась. Разве может что-то помешать её планам? Если только небо упадёт на землю.
Это был самый обыкновенный день. Выходной. Большинство работающих людей, исключая бедолаг, вынужденных трудиться по субботам, ждали его с нетерпением, предвкушая время, которое можно провести с пользой для организма. Конечно, каждый вкладывал в эти слова разный смысл. И предвкушали разное. Кто поездку с друзьями на рыбалку, кто поход по магазинам, а кто — и таких оставалось немало — новый фронт работ на своих шести сотках, дань постиндустриальной цивилизации натуральному хозяйству. Но каждый был по-своему счастлив.
Всё было как обычно. Телевидение крутило глупые ток-шоу, интервью с какими-то дутыми «звёздами» и скучными политиками, репортажи про то, как с каждым днём крепнет страна под мудрым руководством человека, фамилию которого месяц назад никто не знал. Они перемежались сериалами, по больше части отечественными. В большинстве из них спецназовцы или десантники, не мудрствуя лукаво, мочили бородатых террористов в сортирах, не забывая отвесить пинка иностранным агрессорам и их наймитам. Именно этот жанр потеснил бандитский эпос, угрожая окончательно занять его нишу. У этой эпохи были свои герои, и в ней не было места какому-нибудь Саше Белому, которого никто и не помнил. В неё не вписался и «Брат», который хоть и показывал Америке кузькину мать, но всё же не годился в качестве образца для защитников «суверенной демократии». Слишком уж независим.
Ещё были выпуски новостей. Хоть и не такие зрелищные, они были пострашнее любого фильма ужасов, особенно если уметь читать между строк. Но Машенька не смотрела их принципиально. Нельзя сказать, что в своём оптимизме она была слепа. Иногда она чувствовала, что с миром, который её окружает, что-то происходит. Он меняется, и не всегда лучшую сторону. Но всё это было далеко и неправда. Всё это не могло затронуть её спокойный и надёжный мирок.
Чернышева вышла из полутёмного подъезда на улицу и окунулась в тёплый океан летнего воздуха, согретого лучами августовского солнца. Если ещё вчера от жары плавился асфальт и мозги у редких прохожих, а на капоте автомобиля, оставленного на солнце на часок, можно было изжарить шашлык, то сегодня температура была оптимальной. За день она упала градусов на десять. Похоже, осень наконец вступала в свои права, и уже не за горами были слякоть, первые заморозки, гололёд, а там и суровая сибирская зима с метровыми сугробами, которой не страшно никакое глобальное потепление.
