Захар Петров - Муос: Чистилище
Нет! Вера сильно встряхнула головой, и от резкого движения боль резанула по ране в груди. «Мне бы в моём мире разобраться, а другие миры пусть сами по себе как-нибудь. Тем более что Вячеслав живёт в этом мире!»
— И я буду с ним! Только я должна закончить войну, которая без меня бы не началась! Только закончу эту войну — и вернусь к нему…
— Объязательно вернёшься, — услышала Вера акцент, ставший таким родным. — Объязательно, только надо ещё подлечиться.
Вера нахмурилась. Джессика, входя для перевязки, услышала её последние слова, а значит, она их произнесла вслух. «Вот тебе «на»: уже и разговаривать сама с собой начала», — с горькой иронией подумала Вера без особого смущения. Хотя чего ей стыдиться Джессику? Ишь ты: мало было ей подержать на ладони Верино сердце во время операции, так она ещё и после операции разные опыты над ним ставит.
— Джессика, зачем ты его привела?
— Я посчитала это правильным, — ответила она, как отрезала, дёрнув при этом пропитавшуюся засохшей кровью и сукровицей повязку нарочно резче обычного, дав понять, что не собирается продолжать этот разговор.
VIII. Следователи
1
— Я не понимаю тебя, Тхорь… Командир…
— А я не нуждаюсь в твоём понимании, Стрелка. Я уважаю тебя, ты хороший воин, нужный офицер. Но теперь я — Командир, ты будешь слушаться моих приказов и впредь не только не будешь их обсуждать вслух, но даже и вида не покажешь, что с чем-то не согласна. И это наш последний разговор, когда ты говоришь со мной в таком тоне. Ты поняла меня, старший лейтенант?
— Так точно, Командир!
— Отлично! Иди, готовься к выступлению.
Вера сильнее нужного стукнула сапогами один о другой и развернулась на выход из кабинета Командира спецназа. Тхорь, кличку которого уже давно ей пора позабыть, смотрел в спину уходившего офицера. Он говорил с Верой строго, сразу указав на дистанцию, которая отделяет командира пятёрки от Командира спецназа. Но что-то было в его взгляде заставлявшее Веру думать, будто он сожалеет о своих действиях. А может быть, он ещё просто не привык быть среди убров первым человеком.
Вера вернулась из Госпиталя в Урочище, которое было тем и не тем, как раньше. Казарма почти обезлюдела — все были на войне с диггерами. Только женщины и дети наполняли Урочище своими голосами. На время войны здесь для несения дежурств оставалась только одна пятёрка, да ещё одна набралась из раненых на войне, которые успели выписаться из Госпиталя.
Чем ближе она подходила к входу в Урочище, тем меньше оставалось в ней тех мыслей и сомнений, которые наваливались на неё в Госпитале. Войдя в казарму, она остановилась возле шконки Паука. На маленькой полочке стояла вырезанная из дерева лошадка. Почему-то Пауку нравилось последнее время делать фигурки именно лошадей — этих давно погибших в атомной войне красивых животных. Лошадка была почти готова: при нажатии на загривок она немного сгибала шею и чуть-чуть приподымала ноги. Как раз в день ухода на войну Паук покрасил чёрной краской приклеенные льняные пучки, имитировавшие гриву и хвост, а также аккуратно прорисовал копытца и глаза. Закончить свою работу, покрыв всё коричневой краской, он собирался после возвращения с задания. Вера поставила на ладонь лошадку и подивилась тонкой работе погибшего мастера. Она грустно подумала, что у детей в Урочище не скоро появятся такие чудные игрушки. Лошадку она решила оставить себе и, как будто воруя, быстро сунула её в свой рюкзак.
Подойдя к шконке Фойера, она вспомнила, как всегда при виде неё радовался этот немолодой весельчак. Шконка была аккуратно заправлена — казалось, что она ждала своего хозяина. Вера бы не удивилась, если б со стороны столовки теперь раздался весёлый разговор Фойера, часто начинавшийся словами «А наша Стрелка…».
Где-то ещё воевали Саха и Паха, но без Фойера и Паука Урочище для Веры стало пустым и холодным, да и внутри неё тоже была эта леденящая пустота, которую сможет заполнить только кровь врагов, убивших её друзей. Она хотела быстрее уйти на войну, которая длилась слишком уж долго. Она была уверена, что там она нужна, как никто. Не зная диггеров, Штаб тратит силы республиканцев зазря, и только она смогла бы встряхнуть ситуацию и помочь быстрее закончить эту битву.
Когда на следующий день её в кабинет вызвал Командир, она ожидала, что её направят к своим солдатам, но вместо этого Тхорь приказал ей с четырьмя бойцами осуществить сопровождение какой-то научной экспедиции из Учёного Совета, Штаба и Инспектората. Прежде чем отдать приказ, Тхорь сделал длинное вступление о том, что ей надо окрепнуть после Госпиталя, что кто-то должен оставаться в Урочище, что сопровождение экспедиции — тоже важное задание. И Вера поняла, что это не решение Тхоря, а указание Штаба отказаться от её участия в противостоянии с диггерами, и была этим взбешена. Вера хотела, чтобы война быстрее закончилась, после чего она просто сядет и обдумает, как ей жить дальше, а вместо этого её почему-то не пускают туда; туда, где она очень нужна, туда, где погибли её Паук и Фойер и где сейчас воюют Саха и Паха.
2
— Офицер, я думаю, вам сообщили порядок наших отношений — я имею в виду, кто кому подчиняется в этой экспедиции? — с явным пренебрежением спрашивала учёный-биолог.
Вера несколько раз видела эту немолодую, но стройную женщину с очень тонким носом и колючими тёмными глазами в Университете. Студенты из числа медиков и биологов называли её Трахеей, может быть, из-за высокого роста, а может быть, и из-за постоянного крика, которым она одаривала и без того насмерть боявшихся её студентов-медиков, аграриев и зоотехников. Вряд ли профессор помнит Веру-студентку и теперь несколько обескуражена тем, что именно девушка руководит «группой сопровождения», как нелепо окрестили сборную пятёрку в Штабе.
— Да, доктор, мне сообщили, что я должна выполнять ваши указания.
— Вы должны выполнять приказы! Все мои приказы, как бы вы к ним не относились! Я предупреждаю всех: поселение Ботаники заражено. Все, кто в нём находится, — носители или потенциальные носители опасной болезни. Все мы тоже рискуем заразиться, но это само по себе не так страшно. Страшно будет, если мы вынесем болезнь за пределы Ботаников — медленное вымирание ждёт тогда всех жителей Муоса. Поэтому даже малейшее повреждение скафандра означает, что одетый в него остаётся в Ботаниках на неопределённый срок независимо от того, из-за чего случилось повреждение.
Это задание Вере не нравилось всё больше и больше. Единственным положительным моментом в нём было то, что в этой экспедиции была Джессика. Времени поговорить у них не было, да и их окружение к этому не располагало. И всё же встретившись глазами с мулаткой, Вера едва сдержала радостное удивление; Джессика же не собиралась ничего сдерживать и во все свои тридцать два зуба улыбнулась своей бывшей пациентке. Если бы Вере сообщили, что эта начинающая эскулапка напросилась идти в заражённое поселение сама, она этому бы совсем не удивилась.
Кроме учёной тётки и Джессики, которым предстояло обследовать заражённых и оказать им помощь, с ними шли два инженера с целью «обследовать помещения и коммуникации поселения Ботаники», а также низкорослый щуплый майор из Штаба, совершенно не похожий на военного, не посчитавший нужным представиться или хотя бы сообщить свою роль в этой миссии. Его непонятное присутствие Вере не понравилось тем больше, что по старшинству звания он должен был командовать военной частью экспедиции, однако дал понять, что командование остаётся за Верой, а он будет только присутствовать.
Коридор, ведущий к главному входу в Ботаники, был преграждён тремя герметично натянутыми прорезиненными льняными тряпками-перепонками. Для того чтобы попасть за перепонку, они должны были приподнять нижний её край, прижатый к полу тяжёлой металлической арматурой, а поверх ещё замазанный мокрой глиной. Между первой и второй перепонками они одели скафандры. Офицер-армеец и мужчина в сером одеянии — по-видимому, медик — их внимательно осмотрели со всех сторон, а потом провели по стыкам скафандров кисточкой, которую макали в ведро с тягучей серой массой — каким-то антисептиком, очень вонючим, судя по тому, как кривились они оба. Между второй и третьей перепонкой их встретил усиленный наряд вооружённых армейцев с толстыми повязками, которые закрывали их рты и носы. За третьей, у самой металлической двери в бункер, они увидели ещё несколько солдат в скафандрах. Пол и стены здесь были мокрыми, скафандры армейцев — тоже. Всё здесь регулярно и тщательно заливалось антисептической жидкостью.
После того, как все оказались по эту сторону перепонки, армейцы тщательно закрыли лаз, замазали его стыки глиной. Один из солдат, по-видимому, старший наряда, обратился к Вере, видя в её руках офицерский арбалет:
