Вероника Рот - Аллигент
Я также знаю, я просто знаю, что я смогу выжить.
Я вхожу в холл.
Глава 48
Штаб-квартира афракционеров, но это здание всегда будет штаб-квартирой Эрудитов для меня, чтобы не произошло, оно тихо стоит в снегу, со светящимися окнами сигнализирующими о том, что здесь, внутри есть люди. Я останавливаюсь перед дверьми издавая раздраженный звук.
- Что? говорит Питер.
- Я ненавижу это место, говорю я.
Он убирает с глаз промокшие от снега волосы.
- Итак, что мы собираемся делать, разбить окно? Поищем заднюю дверь?
- Я просто собираюсь войти внутрь, говорю я. - Я ее сын.
- Ты также предал ее и покинул город когда она запретила кому либо покидать его, говорит он, и она посылала людей чтобы остановить тебя. Людей с оружием.
- Ты можешь остаться здесь, если хочешь, говорю я.
- Где сыворотка там и я, говорит он. - Но если тебя пристрелять то я схвачу ее и убегу.
- Другого я от тебя и не ожидал. Он странный человек.
Я иду в вестибюль, где кто-то разрисовал портрет Джанин Метьюз, нарисовав Х над каждым её глазом красным маркером и написал "Фракционная сволочь" внизу. Несколько людей с повязкками афракционеров выступают вперёд, с высоко поднятым оружием.
Некоторых из них я узнал, когда сидел с нми у костра, а некоторых - когда был на стороне Эвелин, как лидер Бесстрашных. Других не знаю, и это напоминает мне, что численность афракционеров больше, чем кто-либо мог себе представить.
Я поднимаю вверх мои руки " Я здесь чтобы увидеть Эвелин" "Конечно" отвечает один из них "Мы ведь пропускаем любого, кто хочет её видеть" "У меня есть сообщение от людей снаружи" говорю я "Которое, я уверен, она хочет услышать" "Тобиас?" спрашивает женщина афракционер. Я узнаю её, но она не из складского сектора афракционеров - она из сектора отречения. Она была моей соседкой. Её зовут Грейс.
"Привет, Грейс" гворю я "Я просто хочу поговорить с моей матерью" Она прикусывает щёку и изучает меня. Её хватка на пистолете ослабевает.
"Ну, мы всё ещё не можем разрешать каждому заходить" "Ради Бога" говорит Питер " Иди и скажи ей, что мы здесь и увидишь, что она ответит.
Мы можем подождать."
Грейс отходит назад, в толпу, которая собралась, пока мы говорили, затем опускает пистолет и убегает по соседнему коридору. Мне кажется, мы стоим так долго, пока мои плечи не начинают болеть от держания моих рук. Затем Грейс возвращается и зовёт нас. Я опускаю свои руки, как только остальные опускают оружие, и вхожу в фойе, проходя через центр толпы, как нить проходит через ушко иголки.
Она ведёт нас к лифту.
"Что ты делаешь, когда держишь пистолет, Грейс?"
Говорю я. Я никогда не знал отреченного, взявшего оружие.
"Ни каких больше обычаев фракций", говорит она. "Теперь я делаю это, чтобы защитить себя. У меня есть чувство самосохранения ".
"Хорошо", я говорю, и подразумеваю это. Отречение было так же разбито, как и другие фракции, но его зло было менее очевидным, скрытым, так как они были во внешности самоотверженности. Но требуя, чтобы человек исчез, чтобы блекнул в фоне, где бы они ни шли, - не лучше, чем поощрение их ударить кулаком друг друга.
Мы поднимаемся на этаж, где был кабинет Джанин - но это не то место, куда ведёт нас Грейс.
Вместо этого она приводит нас в большой конференц-зал со столами, кушетками и стульями, стоящие строгими квадратами. Огромные окна, расположенные вдоль задней стенки, пропускают лунный свет. Эвелин сидит за столом справа, глядя в окно.
"Ты можешь идти, Грейс" говорит Эвелин " У тебя для меня сообщение, Тобиас?"
Она не смотрит на меня. Её густые волосы, связаны сзади в пучок, на ней серая рубашка с повязкой афракционеров. Он выглядит измотанной.
"Может подождёшь в коридоре?" Я говорю Питеру, и, к моему удивлению, он не спорит.
Он просто выходит, закрыв за собой дверь.
Моя мама и я остаёмся одни.
"У людей снаружи нет сообщений для нас" Говорю я, подходя ближе к ней. "Они хотят отнять память у всех, кто находится в этом городе. Они верят, что не надо объяснять нам, что не надо взывать к нашим лучшим качествам. Они решили, что будет проще стереть нас, чем разговаривать с нами."
"Может они и правы", сказала Эвелин. Наконец она поворачивается ко мне, держа сложенные руки напротив скул. У нее есть татуировка пустого круга на пальце, похожая на обручальное кольцо. "Для чего ты тогда пришел? Что ты собираешься делать?"
Я колеблюсь, моя рука на флаконе в кармане. Я смотрю на нее и вижу, как время износило её как старую одежду, волокна которой выцвели и потрепались. Я также вижу женщину, которую я знал в детстве: губы, растягивающиеся в улыбке, глаза, сияющие от счастья. Но чем дольше я смотрю на неё, тем больше убеждаюсь, что той счастливой женщины никогда не было. Эта женщина - лишь бледная версия моей настоящей матери, которую я видел глазами ребенка.
Я сажусь напротив неё за столом и кладу пузырёк сыворотки между нами.
"Я пришёл, что бы попросить тебя выпить это" говорю я.
Она смотрит на флакон, и мне кажется, что я вижу слезы на её глазах, но это может быть просто свет.
"Я думаю, это единственный путь остановись полное уничтожение." говорю я "Я знаю, что Маркус и Джоанна и их люди идут в атаку, и я знаю, что вы будете делать все возможное, чтобы остановить их, в том числе использовать сыворотку смерти, которой вы обладаете, что бы иметь большое премущество." Я наклоняю голову. "Или я ошибаюсь?"
"Нет" отвечает она "Фракции зло. Они не могут быть восстановлены. Я скорее увижу вас всех нас уничтожеными" Ее рука сжимает край стола, костяшки белеют.
"Причина, по которой фракции были злом, это то, что не было никакого выхода из них," говорю я. "Они дали нам иллюзию выбора, фактически не давая нам выбор. Это то же самое, что вы делаете здесь, отменив их.
Вы говорите, идите, делайте выбор. Но убедитесь, что это не будут фракции, или я разорву вас на куски! "
"Если ты так думал, то почему ты не сказал мне?" Она говорит, ее голос громче, а глаза избегают моих, избегают меня. "Сказал мне, вместо того, чтобы предать меня?"
"Потому что я боюсь тебя!" Слова вырвались, и я сожалею о них, но я также рад, что они есть, рад, что прежде, чем я прошу ее отказаться от своей личности, я могу по крайней мере, быть честным с ней . "Ты. . . ты мне напоминаешь его! "
"Не смей." Она сжимает руки в кулаки и почти плюет в меня, "Не смей".
"Меня не волнует, если ты не хочешь слышать это", я говорю, вставая на ноги.
"Он был тираном в нашем доме, и теперь ты тиран в этом городе, и ты даже не замечаешь, что это одно и тоже! "
"Так вот почему ты принес это," говорит она, и она берёт флакон в руку, поднимая его вверх и рассматривая его. "Потому что ты думаешь, что это единственный способ исправить всё это."
"Я. . . "Я собираюсь сказать, что это самый простой способ, самый лучший способ, может быть, единственный способ, что я смогу доверять ей.
Если я стираю ее воспоминания, я могу создать для себя новую мать, но...
Но она больше, чем моя мать. Она человек с ее собственным правом, и она не принадлежит мне.
Я не предложил ей выбора, кем она хочет стать, только потому, что я не хочу иметь дело с тем, кем она является.
"Нет", говорю я. "Нет, я пришел, чтобы дать тебе выбор."
Я чувствую вдруг ужас, мои руки онемели, мое сердце забилось быстрее -
"Я думал о том, чтобы пойти и увидеть Маркуса сегодня вечером, но я не сделал этого." Я с трудом сглотнул. "Я пришел к тебе, и не потому что. . . потому что я думаю, что есть надежда на примирение между нами. Ни сейчас, ни в ближайшее время, но когда-нибудь.
А с ним нет никакой надежды, нет возможного примирения".
Она смотрит на меня, ее глаза свирепы, но она встаёт со слезами.
"Это не справедливо, давать тебе этот выбор ", говорю я. "Но я должен. Ты можешь вести афракционеров, ты можешь бороться с Эллигентами, но тебе придется делать это без меня, навсегда. Или ты можете позволить этой борьбе продолжаться, и. . . и ты получить сына обратно. "
Это далеко не выгодное предложение, и я это знаю. Поэтому я и боюсь. Боюсь, что она откажется выбирать, что она предпочтет мне власть, что она назовет меня глупым ребенком, которым я являюсь. Я и есть ребенок. Ростом метр с кепкой, спрашивающий как сильно она меня любит.
Глаза Эвелин, темные как мокрая земля, долгое время ищут мои.
Она обходит стол и крепко сжимает меня в объятьях, она на удивление сильна.
"Пусть забирают город и все, что в нем есть", говорит она в мои волосы.
Я не могу двигаться, ч не могу говорить. Она выбрала меня. Она выбрала меня.
Глава 49
У сыворотки смерти запах дыма и специй, и мои легкие не принимают ее с первым же вдохом который я делаю. Я кашляю, захлебываюсь и меня проглатывает темнота.
Я падаю на колени. У меня такое ощущение, будто мою кровь заменили черной патокой а кости свинцом. Невидимая нить тянет меня ко сну, но я не могу уснуть. Очень важно чтобы я оставалась бодрой. Я представляю как это желание, это страстное желание горит в моей груди словно пламя.
