Елена Ершова - Царство медное
И, конечно, здесь тоже были жертвы.
Люди лежали в неестественных позах — в проходах или возле стен. Белые халаты были присыпаны осколками и штукатуркой. Военные выносили раненых из-под обломков бетона. На выходе из здания он столкнулся с человеком в камуфляже. Тот схватил его за плечо, заорал кому-то:
— Сюда! Еще один гражданский! — и, повернувшись к профессору, с тревогой цепко оглядел его с головы до ног. — Вы не ранены?
— Я в порядке, — слегка ошеломленно ответил Виктор.
Мимо быстрым шагом прошли солдаты, на носилках волоча стонущую молодую женщину. Ее волосы на затылке были слипшимися и почерневшими от крови, и в груди у профессора заледенело — такой он видел Линду после того, как грузовик…
Подбежавший сержант перехватил его, выдернув из оцепенения, и настойчиво начал подталкивать к дверям.
— Проходите, проходите, не задерживайте! Вы видите, сколько раненых? Не создавайте панику!
— Я и не создаю, — пробормотал Виктор.
Сержант вывел его через черный ход и повел между двумя ангарами, один из которых напоминал бесформенный ком пластилина. Земля вокруг была почерневшей и оплавленной — след зверя.
«Вы знаете, что васпы ядовиты?»
— Он прошел здесь?
Сержанта скосил на профессора глаза. По его лицу было видно, что он колеблется — военная тайна должна была остаться таковой, даже если от нее уже мало что осталось.
— Вы его тоже видели? — наконец, спросил он.
— Видел.
Сержант покачал головой.
— Никогда в жизни не встречал ничего подобного. Что же это, а?
— Бог, — бездумно слетело с языка Тория.
Казалось, сержант вовсе не удивился его словам. Только пробурчал что-то нечленораздельное, откашлялся и уже окрепшим голосом доверительно сообщил Виктору:
— Так и есть. Его ни пули не берут, ни гранаты…
Трудно ожидать чего-то иного от закованного в броню имаго.
Они вышли к грузовикам, в которых уже сидели уцелевшие люди, готовые к эвакуации. Воздух наполнялся взволнованными голосами, криками боли и стонами. Хрипло и гортанно раздавались приказы военных. И Виктор подумал, что эвакуация могла быть вовсе бесполезной. Ведь скоро весь мир погрузится в плавильный горн нового апокалипсиса, и не будет спасения нигде — ни в Славене, ни в Даре, ни в Эгерском королевстве, ни в Загорье.
Солнце не пощадит никого. Оно начисто вымоет своим жарким языком постаревшее лицо планеты. И принесет то, что не смогли принести первые десятилетия Сумеречной эпохи — стерильность и пустоту.
— Что вы планируете делать дальше? — спросил он у сержанта.
— Это не мне решать, — буркнул тот. — Мое дело провести эвакуацию.
— А кто решает?
Виктору показалось, что сейчас-то его и пошлют по матери. Поэтому поспешил добавить:
— Я профессор биологии. И был причастен к эксперименту. Возможно, я мог бы быть полезен…
— Да в чем? — зло выкрикнул сержант. — Мы почти все перепробовали!
«Васпы ядовиты почти как осы…»
— А яды?
Кажется, это застало сержанта врасплох. Но Виктор уже не боялся показаться нелепым. Он думал о шершнях и об осиных гнездах. О лаборанте Феликсе, который когда-то окуривал ос возле своего дома.
— Многие виды насекомых подвержены воздействию токсинов, — поспешно заговорил он. — В целях защиты зерновых культур от насекомых применяются некоторые виды ядов. Например, на основе зета-циперметрина. Вы ведь не пробовали токсичные вещества, не так ли?
Сержант, казалось, медлил с ответом.
— Отведите меня к командующему, — предложил тогда Виктор. — Кажется, я знаю, как остановить зверя.
36. Прятки
Вокзал был на удивление пустынным. Может быть, этому способствовало наступление зимы. И люди, повинуясь древним инстинктам, стремились больше к оседлости, нежели к путешествиям. Поэтому и в купе Лиза оказалась одна.
Прежде довольно аккуратная, теперь она в беспорядке забросила чемоданы в проход, переоделась в спортивный костюм и свернулась на нижней полке, положив под щеку кулачки. Мысли ее вертелись снежной каруселью, ни на чем не останавливаясь толком. Но все они были беспокойны и болезненны — эти воспоминания прошедших дней. В конце концов, Лиза не выдержала эмоциональной нагрузки и расплакалась.
Плакала она долго и от души, и это принесло ей облегчение и усталость. Поэтому, выплакавшись, девушка провалилась в сон и проспала около двух часов.
Сны были также бессюжетны, полные туманных образов. Это было сродни предчувствию чего-то гнетущего и опасного. И, проснувшись, Лиза ощутила болезненную тяжесть в затылочной части головы.
Поезд давно миновал столичные пригороды и теперь несся по лесистой местности — за окном проносились буковые леса, почти сбросившие свою листву. Кое-где оставшиеся пожухлые листья привносили коричневый оттенок в общую серость неба и снега, и это тоже создавало довольно угнетающую атмосферу, так что Лиза отвернулась от окна и опустила босые ноги в кроссовки. Некоторое время она сидела тихо, потирая сонные глаза и раздумывая, не сходить ли к проводнице за чаем. Когда вдруг к стуку колес добавился еще один звук.
Сначала Лизе подумалось, что поезд слишком близко прошел к плотной стене леса, так что разлапистые ветки деревьев протяжно заскрежетали по стеклам и крыше. Потом она почему-то испугалась: в памяти всплыли все слышанные когда-либо истории о железнодорожных катастрофах. И словно в подтверждение этих мыслей вагон ощутимо тряхнуло. Он подпрыгнул, будто на ухабе. Лиза подпрыгнула вместе с ним. С полок полетели сумки. Наспех зашнуровав кроссовки и накинув куртку, девушка выбежала в тамбур.
Там уже находились несколько таких же обеспокоенных пассажиров. Проводница вежливо отбивалась от нападок долговязого мужчины, который самоуверенно потрясал какой-то корочкой и грозился жаловаться на компанию вышестоящим инстанциям.
— Прошу вас, беспокоиться не о чем, — возражала ему проводница. — Вы видите, теперь все в порядке. Машинист уже сообщил о неполадке, и этот участок дороги проверят рабочие. Вам не о чем волноваться, поезд прибудет на станцию по расписанию.
Поезд действительно на всех парах несся дальше, не было больше ни тряски, ни зловещего скрежета. Успокоенные пассажиры принялись потихоньку разбредаться по купе. В тамбуре постепенно не осталось никого, кроме проводницы, Лизы, пожилой женщины и долговязого, который все еще недовольно бубнил себе под нос. Но и он сдавал свои позиции, и вскоре эта история закончилась бы и забылась. Как вдруг послышался топот бегущих ног, с лязгом разомкнулись двери тамбура, впустив запыхавшегося молодого парня в униформе проводника. С первого взгляда он чем-то напомнил Лизе Феликса, заставив ее сердце болезненно сжаться.
— Бегите! — закричал он. — Быстрее, в первый вагон!
Распахнув от удивления глаза, Лиза безмолвно воззрилась на парня. Теперь он уже не так походил на Феликса, как ей показалось сначала. Но больше всего ее поразил неподдельный испуг на его лице. Словно он увидел что-то из ряда вон выходящее. Что-то, не на шутку взволновавшее его. Да что там — повергнувшее в состояние паники.
— Что? Что такое, Ник? — недоуменно вопрошала его проводница.
Парень протяжно застонал, нелепо взмахнул руками, произнеся быстро-быстро что-то вроде «идет…» и «спасайтесь!». Но кто идет и от кого надо спасаться — так добиться и не удалось. Лиза даже не поняла, кто первым делом крикнул это слово — пожар! Возможно, это была пожилая женщина, оставшаяся в тамбуре. Но слово вылетело, и было подхвачено побледневшим долговязым, и затем разнеслось на все лады по вагону. Паника накрыла всех волной, как накрывает людей общее веселье в разгаре вечеринки. Лиза опрометью метнулась в свое купе, начала поспешно запихивать разбросанные вещи в чемодан. И тут вагон тряхнуло во второй раз.
Было такое чувство, словно чья-то великанская рука вдруг с силой дернула поезд за хвостовую часть. Вагоны содрогнулись, заскрежетали колесами по рельсам. Лизу бросило на холодный пол, и она едва избежала удара головой о нижнюю полку. Опасаясь нового толчка и удара, девушка как была — на четвереньках, — вывалилась из купе и увидела, как в панике несутся в головную часть тепловоза перепуганные пассажиры.
Крики «пожар!» звучали все громче и чаще. И даже проводница больше не пыталась никого успокоить, а только с растерянностью крутила диск внутренней связи, тщетно пытаясь соединиться с машинистом.
Затем двери тамбура снова захлопали, пропустив через себя десятки пассажиров из других вагонов. Лиза поспешно подскочила на ноги, и побежала тоже.
Они миновали один вагон, второй, и перебирались в третий, подгоняемые инстинктом самосохранения и криками о пожаре, когда поезд тряхнуло снова. Лизу кубарем отбросило к стене, и она закрылась в ужасе руками, и вовремя — локти обезумевших от страха людей болезненно проехались по ее лбу, груди и животу. Она повернулась к несущейся толпе спиной и уперлась горячим лбом в металлическую обшивку вагона. Именно тогда она ощутила надрывный и мучительный скрежет, отозвавшийся вибрацией в стенах. Что-то упало с грохотом, с каким, должно быть, падают с крыш вызревшие за зиму сосульки. Краем зрения она уловила, что окно снаружи заволокла тень, и внушительный лист железа — должно быть, это была наружная обшивка вагона, — пронесся мимо, процарапав стекло острым краем. Затем он упал под откос, поднимая клубы снежной пыли. Следом отправилась перекрученная связка колес, и Лиза зажмурилась, потому что не могла поверить в реальность происходящего.
