Елена Ершова - Царство медное
Сначала в памяти вспылили образы величественных снеговых шапок, лежащих на вершинах гор. Стерильная, нетронутая белизна, контрастно выделенная яркостью ламп, резала глаза, но не сверкала, как сверкают на солнце снежинки. Напротив, она будто поглощала свет. Была матовой и вязкой, как сахарная вата. А потом вспомнились слова Ингвара из далекого, и ныне мертвого города: «Она делает куколок из наших детей».
Тогда Виктор понял, что видит перед собой кокон.
Он занимал собой добрую половину камеры и спускался от потолка горкой, как осевший с крыши сугроб. Виктору почудилось, что внутри можно разглядеть шевеление темного и бесформенного сгустка. Однако это было только его разыгравшимся воображением — стены кокона, свитые из невесомых нитей, больше похожих на махровую плесень, были плотными и непрозрачными.
Скорлупа, внутри которой прямо сейчас рождается что-то невообразимое.
Сразу же вспомнился кокон мотылька между рамами, найденный прошлой ночью, и Виктору подумалось, что именно такого исхода он должен был ожидать. Должен был, как ученый, как биолог, как просто разумный человек.
— Там внутри… это ведь он там? — спросил Виктор, и не узнал собственного голоса, настолько тот показался далеким, чужим, охрипшим.
— Я вас предупреждал, профессор.
Динику сделал попытку подхватить Тория под локоть, но тот дернул плечом и отступил в сторону.
— Что вы с ним сделали? — потребовал он ответа. — Какой из ваших экспериментов дал подобные результаты?
— Сожалею, но теперь это не в вашей компетенции, — сухо ответствовал агент.
Виктор ощущал на своем затылке впивающиеся взгляды военных. Сейчас Динику стоило отдать короткий приказ — и его выведут под белые ручки из лаборатории, с базы, может вообще вышлют из города (или что делают секретные правительственные агенты с теми, кто узнал их сокровенную тайну?), но Динику молчал.
— Можете не говорить, — буркнул Виктор. — Я знаю, с какими образцами вы работали.
Глаза Динику были черными и горячими, как все кипящие смолы ада. И эта пылающая ненависть жутко контрастировала с вежливой — даже чересчур вежливой, — речью агента.
— Тогда я не скажу вам ничего нового, — плавно произнес он.
— Отчего же? — едко возразил профессор. — Я бы очень хотел узнать, какой из шести образцов произвел подобный эффект.
Он махнул рукой в сторону кокона, и военные напряглись. Виктор уловил краем глаза, как крепче они перехватили приклады автоматов, как ученые на всякий случай отступили к дальней стене.
«Здесь скоро будет очень горячо, — подумал Виктор. — Независимо от того, спровоцирует ли это Динику или я, или, что вероятнее всего…»
Он старался больше не смотреть на кокон. Его стерильная белизна пугала.
«Белый — цвет смерти», — подумал Виктор.
— Так какой образец, Динику? — повторил он.
— Боюсь, что эта информация конфиденциальна. Извините, профессор.
Никакого намека на извинение в голосе агента не было, и быть не могло. И это разозлило Виктора. Он непроизвольно сжал кулаки, и почувствовал покалывание в правой, недавно освобожденной от гипса.
— Вы ведь знали, к чему это приведет?
Всегда знали. Но — боже! Каким же дураком тогда выглядел Виктор!
— Каким дураком, — вслух пробормотал он. — А я ведь почти поверил, что Ян действительно хочет снова стать человеком!
Профессор тихо засмеялся. Во взгляде Динику теперь читалось отвращение, но Виктору было все равно. Он смеялся над собственной глупостью, над наивностью, над всеми своими идеалами — и Яну не нужно было даже слишком стараться над достоверностью своих театральных эффектов (… лезвие ножа входит в основание горла, рана набухает кипучей кровью…), чтобы его провести.
«В Даре с ним делали более страшные вещи…»
— Королева делает куколок из детей, — пробормотал Виктор. — И мы все думали, что васпы — это и есть конечная форма развития. Но это не так. Теперь я понимаю.
Не первый, кто предал Устав. Но единственный, кто пожелал приоткрыть завесу тайны. Пройти дальше по ступеням эволюции, завершить трансформацию (ритуал), а ведь для этого Ян скрупулезно реализовал все необходимые условия.
— Вы знаете, что играете с огнем? — спросил ученый и сам же ответил на свой вопрос:
— Конечно, знаете… Не знаете только одного — каким именно окажется ваш имаго.
— Мы предполагаем, — ответил Динику. — Взрослая форма развития васпы — Королева.
— Женская особь?
— Не обязательно, — сухо, словно делая большое одолжение, возразил агент. — В конце концов, в природе не так уж редки случаи гермафродитизма, когда особь способна одновременно продуцировать и мужские, и женские гаметы, либо и вовсе сменить фенотип. Думаю, это не лишено логики. Учитывая, что донором для подобного превращения обязательно должна была выступить женщина.
Виктор сглотнул комок слюны, как ему показалось — раздувшийся в горле едва ли не до размеров теннисного мяча. Не потому ли васпы так настойчиво шли по следу Яна, что одно его существование угрожало привычному порядку всего Улья и Королеве в частности?
— Возможно, взрослая особь будет иметь чисто мужской фенотип, — продолжил Динику. — Но это не столь важно. При положительном исходе эксперимента мы сможем синтезировать Королеву из женской особи.
Из женской? Из сестры?
Теперь Виктору стало по-настоящему страшно. За ничего не подозревающую Лизу, за себя, за весь мир (…доверчивый, слабый мир, я сомну его, как фантик…), который скоро поглотит немыслимое чудовище, зверь из бездны. Бездны, отпертой руками человека.
«Кто донор васпы? Чья кровь послужила катализатором для метаморфозы? Кто потенциальная Королева?» — хотел спросить Виктор. Но не спросил.
Образцы поставлялись в «другую» лабораторию, в контейнерах под маркировкой FORSSA. И еще тогда это слово показалось профессору знакомым, но только теперь он вспомнил, где уже встречал его.
Буквально недавно, когда пролистывал отчет Глеба о возможных родственниках Яна.
Насупленная девочка с плюшевым медведем в обнимку. Воспитанница интерната из Кобжена, а ныне ведущий специалист в области биоинженерии — Ева Форсса.
— Эгерское Королевство! — потрясенно проговорил Торий, и его изначально полупустой непонимающий взгляд начал наливаться гневом. — Вы отчитываетесь перед Эгерским Королевством?!
— Я называю это «сотрудничество», — с ухмылкой поправил Динику.
— А закон называет это «шпионаж»! — выпалил Виктор. — Вот, кому это нужно! Вот, кто стоит за всем этим! Вражеское государство!
— Довольно пафоса, — поморщился Динику. — Вы ведь тоже в одной с нами лодке, не правда ли, профессор? — его голос стал до отвратительного мурлыкающим. — Вы согласились на сотрудничество с нами. Вы привезли один из шести контрольных образцов. В конце концов, вы привезли сюда васпу…
Он развел руками и покачал головой, как бы осуждая.
Все, что хотел сделать Виктор — это ударить в лоснящуюся ухмыляющуюся физиономию. Динику был ему противен до дрожи. Куда противнее Яна. И теперь уж точно не Ян был воплощением всех существующих чудовищ. Не любой из васпов, и даже не Королева.
Чудовища имели человеческий облик, они думали как люди и действовали, как люди. Но их цели, их мораль были вовсе не человеческими. Именно с согласия таких, как Штефан Динику, появилось Дарское подразделение, под их руководством жестоко измывались над людьми, делая из них послушных солдат.
— Вы чудовище, — сказал Виктор.
— Как вам угодно — ухмыльнулся Динику. — Но теперь вы удовлетворили свое любопытство? Если да, вы свободны. Я освобождаю вас от должности консультанта, а пропуск оставите у проходной. Всего хорошего.
Считая разговор завершенным, агент подал знак военным. Из строя отделилась парочка людей, и неспешно двинулись к Виктору. Бессилие и гнев душили его, но, все еще стараясь сохранить достоинство, он направился к выходу сам. Но покинуть помещение не успел.
Позади него, за плотным стеклом бокса, что-то лопнуло с треском рвущейся ткани.
Холодея от предчувствия, но, уже понимая, что случилось на самом деле, Виктор медленно повернулся и увидел, как белизну кокона наискось перечеркнула зияющая рана трещины.
35. Зверь
…И дивилась вся земля, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?…
Сначала удивляться было нечему — Виктор не видел ничего, кроме густой черноты между разорванными стенками кокона. Завораживающая тьма глубоководной впадины, где рождается неведомая, и оттого еще более пугающая форма жизни.
Хлоп!
Треск повторился снова, и теперь рядом с первой трещиной возникла вторая — стенки кокона разошлись, как расходится операционный шов. Виктор видел натяжение нитей, обрывающихся под давлением изнутри, по краям расщелины выступили густые прозрачные капли — отошедшие воды при родовых схватках.
