Колин Уилсон - Мир пауков. Башня и Дельта
— А кто были твои родители?
В глазах у Одины мелькнуло недоумение.
— Откуда же мне знать!
Все трое удивленно посмотрели на нее.
— Ты не знаешь?
— Конечно нет.
— А я вот знаю, кто мои родители.
Одина кивнула.
— Да, но вы-то дикари, производство и выращивание потомства у вас пущено на самотек. Почему, думаете, все служительницы такие рослые и красивые? Потому что их родители тщательно отбирались. А мужчины почему такие все статные, сильные? Потому что их растят не как попало, а тщательно за этим следят.
— А все ли детишки появляются здесь на свет сильными и здоровыми? — спросила Сайрис.
— Разумеется, нет. От больных и слабых мы сразу же избавляемся.
— Но ведь это жестоко, — тихо заметила Сайрис.
— Вовсе нет. Жестоко сохранять их жизнь: они могут, в свою очередь, принести неполноценное потомство. Не допуская этого, мы очищаем наш род от убогих и больных.
— А как обстоит у рабов? — спросил Вайг.
— Рабы — отрезанный ломоть, неполноценные. Их держат, потому что надо же кому-то делать черную работу. Ну и конечно паукам… — она поспешно исправилась, — хозяевам они нужны на пирах.
— Как прислуга? — неуверенно спросил Найл.
— Нет, нет. — В голосе Одины послышалось даже раздражение от такой непонятливости. — Как самое лакомое блюдо. Им нравится человеческая плоть. Мы, разумеется, держим коров, лошадей, овец. Но человечина, говорят, им вкуснее всего.
От таких слов пленники тревожно притихли. После долгой паузы Вайг спросил:
— А насчет своей участи… никогда не опасаетесь?
Одина размашисто мотнула головой.
— Конечно нет, что ты! Своих слуг они никогда не трогают, кроме тех, конечно, которые выходят после темноты. Или нарушают закон каким-то другим образом. Например, пытаются пробраться в женский квартал. — Она сказала это с предупредительной ноткой, зорко глянув на братьев из-под приспущенных ресниц.
Все это время — минут десять — повозка катилась по тому же широкому проспекту в направлении реки. Гужевики теперь усиленно тормозили (дорога шла под уклон), не давая повозке разогнаться. Река находилась как раз перед ними — широкая лента, переливчато посверкивающая под солнцем. Гигантский мост, соединявший некогда оба берега, провалился теперь своей серединой в воду; ржавые железные фермы изогнуты, покорежены. Гужевикам приказано было остановиться. Одина указала на невысокое белое здание на той стороне.
— Вон она, детская.
— Но как туда перебраться? — спросила Сайрис с заметным волнением.
Вместо ответа Одина указала на лодку, лежащую на самой кромке берега, возле ступеней каменной лестницы. Хлопнула по спинам двоих мужиков при оглоблях.
— Можете нас перевезти. Остальные дожидайтесь здесь.
Через несколько минут они уже были на середине реки. Лодка, напоминающая дракар викингов в миниатюре, гладко скользила, продвигаясь все дальше с каждым взмахом весел.
— А как сломался мост? — поинтересовался Найл.
— Жучиные слуги взорвали.
— Чтоб матери не бегали навещать своих детей?! — воскликнула Сайрис.
— Почему же, можно встречаться два раза в год. Находиться вместе хоть целые сутки. Но многие предпочитают обходиться без таких забот. Я своих детей не видела с рождения.
— У тебя есть свои дети?
— Я их вынашивала и рожала, — пояснила Одина. — Но называть их своими я бы не стала.
— И тебе не хотелось с ними увидеться?
Женщина пожала плечами.
— Вначале скучала, с недельку, а потом все как-то забывалось. Я знала, что за ними хороший уход.
— А кто твой… кто их отец?
— Одного звали Врукис, другого Мардак и еще одного Крифон.
— И… — Сайрис сделала робкую паузу, — ты с ними по-прежнему видишься?
Одина вздохнула. Вопросы Сайрис, очевидно, казались ей наивными.
— Я несколько раз видела их на улице. Но было бы невежливо показывать, что мы знакомы друг с другом. Понимаешь, они всего-навсего слуги. Их дело — производить детей. Они бы смутились, заговори я с ними.
— А у тебя нет к ним… чувства?
— Это еще зачем? Неужели я должна испытывать чувство к этим вот, — она показала пальцем на гужевиков, — за то, что они перевозят нас через реку?
Найл исподтишка посмотрел на этих двоих, не смутит ли их такое замечание. Но те смотрели только вперед, и не похоже было, что придают значение сказанному.
Лодка, ткнувшись, замерла возле уходящей вверх каменной лестницы. Один из мужчин, выпрыгнув и принайтовав ее к камню, помог Одине сойти на берег. Наверху их встретила дородная, высокая женщина, вся в синем. Как и большинство служительниц, она так походила на Одину, что их можно было принять за сестер. При женщине была секира выше ее самой, лезвие венчал длинный шип. Поприветствовав Одину, служительница оглядела живот Сайрис.
— На каком месяце?
— Она не беременна, — ответила за нее Одина. — Ей разрешено навестить детей, их доставили сюда несколько дней назад.
— Надеюсь, тебе по силам будет ее сдерживать, — сказала женщина Одине, церемонно вытягивая руку с секирой, когда они проходили мимо.
— О чем это она? — спросила Сайрис шепотом. Одина пожала плечами.
— Некоторые матери не желают разлучаться со своими детьми. Как раз на прошлой неделе ей пришлось одну такую прикончить.
— Прикончить?
— Да, смахнуть ей голову.
— Она что, не могла ее просто оглушить? — спросил Найл.
Одина категорично покачала головой.
— Зачем? У той мамаши был неизлечимый душевный разлад. Она могла заразить других.
— Душевный разлад?
— Мы называем так между собой, когда человек отказывается себя сдерживать. И разумеется, эта женщина могла произвести на свет ущербных детей. Потому таких и надо приканчивать.
Одина указала на деревянную скамью у края газона.
— Вам двоим надо будет дожидаться здесь. Мужчинам заходить в детский городок запрещено. Ни в коем случае никуда не отлучаться до нашего возвращения. Страже приказано убивать любого мужчину, который станет слоняться здесь без разрешения.
Братья опустились на нагретую солнцем скамью (во дела, просто сидеть невозможно) и проводили взглядом женщин, скрывшихся за углом. Найл заслышал необычный шипящий звук и пузыристое журчание бегущей воды. Отогнувшись назад, чтобы не мешало дерево, он сумел разглядеть фонтан, взметающий в воздух упругую пушистую струю. Зрелище просто зачаровывало, так и подмывало тайком встать и посмотреть. Но на той стороне газона расхаживала одна из этих, в синем, и поглядывала на братьев с такой неприязнью, что просто мурашки по коже. Невольно представилось: сейчас подойдет и ка-ак даст секирой! — сразу голова с плеч и улетит.
— Как тебе все это? — Вайг кивком указал на женщину и на здание детского городка.
— Очень красиво (для жителя пустыни это был, считай, рай земной).
— Красиво-то оно красиво, только в дрожь бросает от такой красоты. Напоминает бабу, что нас сюда привела…
— Чего-то я тебя не понял, Вайг.
— Внешне хороша, вроде сама обходительность, а как заговорит, так тошно делается. Как она спокойненько рассказывала про женщину, которой отсекли голову лишь за то, что не хотела расставаться со своим дитем.
— Тсс! — шикнул Найл. Он вдруг испугался, что их услышит баба с секирой; тогда Одина, вернувшись, застанет лишь два трупа и две головы в сторонке.
— Мне-то чего прятаться? — возмутился Вайг, но голос понизил.
— Знаешь, что меня сбивает с толку? — поделился Найл. — Коли уж они так пекутся, чтобы дети у них росли сильными и здоровыми, то почему сами-то они такие придурочные, с ущербной башкой?
Вайга такая мысль застала врасплох.
— Да, в самом деле. А ведь и вправду ущербные, а? — Он помолчал, подумал. — Может, потому что работа у них такая нудная?
Найл с сомнением покачал головой.
— Нет, здесь дело не только в этом. У меня такое впечатление, будто…
Не успев подобрать нужных слов, Найл вздрогнул от взволнованного детского крика. Через секунду братьев уже тискала ручонками Руна, тычась губками попеременно то в одного, то в другого. За ней шла Сайрис, неся на руках Мару. А за Сайрис, рядом с Одиной, шла стройная девушка в голубой тунике. Найл с восторженным удивлением узнал Дону. Высвободившись из объятий Руны, он вскочил со скамьи. Дона, расставив руки, бежала навстречу. Глаза у нее засверкали радостным волнением. Найл обхватил девушку и закружил, завертел, подняв над землей. Синяя стражница наконец не выдержала, шагнув вперед, сердито крякнула:
— Хватит здесь ластиться! Будете так себя вести, живо без ушей останетесь, вы оба!
Найл с виноватым видом опустил Дону, та смущенно отвернулась. Тут, к удивлению, заговорила Одина:
— Ты совершенно права, служительница. Эти люди, увы, дикари, к тому же долгое время не виделись. Я позабочусь, чтобы они вели себя пристойно. — И победно усмехнулась. Стражница, передернув плечами, отвернулась с постно-презрительной миной.
