Дарья Аредова - Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)
Я тоже отступил. Ставни громко хлопнули – как только стекло не разлетелось – и в проеме окна появился огромный черно-серый волк. Он грациозно перемахнул подоконник, принеся с собой острый звериный запах. Я вскинул пистолет, но волк сразу кинулся на меня, так что выстрелить я успел, но пуля улетела в пол. Зубы щелкнули в непосредственной близости от моего горла. И вдруг на волка кинулась лисица, издав какой-то воинственный крик, напоминающий одновременно и человеческий боевой клич и лисье тявканье. Волк рыкнул и развернулся, временно оставив меня в покое. Видимо, нужна ему была, все-таки, Эндра. Он откинул ее ударом лапы, и она отлетела, оставив на его шкуре кровавые полосы царапин.
Лисица ударилась спиной и стену, взвизгнула, но тут же снова вскочила. Правда, ее шатало. Волк прыгнул к ней и зарычал. Я вскинул пистолет и выстрелил, но помешала лисица, которая снова кинулась не ко времени. Вот, неугомонная. На какие-то несколько секунд обе твари – волк и лиса – сплелись в клубок, так что я не мог прицелиться, не рискуя пристрелить Эндру. Тяжелым ударом лапы волк прочертил воздух. Этот удар должен был бы перебить лисице хребет, если бы она не отскочила. Но она, к счастью, успела – и тут же обессилено припала на лапы. Волк на какое-то мгновение замер над ней. Мне этого хватило, чтобы вскинуть пистолет вторично и выстрелить. Серебряная пуля прошила воздух. Волк оттолкнулся от пола и прыгнул, подминая меня под себя. Теперь уже мы катались по полу, ни как зверь и человек, а как два зверя. Он опустил тяжелую лапу мне на плечо, не давая поднять оружие – сразу видно, этот не то, что Эндра, осознает себя полностью. Прекрасно знает, что выстрели я в него, тем более, в упор, серебром – и для него все будет кончено. Если рыжая девка все еще хоть немного, но осознавала себя человеком, то этот волк – стопроцентная тварь. Глаза у него тоже были человеческие, только злые, хищно прищуренные. Мелькнула мысль, что, возможно, я его знал когда-то – еще в человеческом обличье. Только мы друг друга уже не сможем вспомнить...
От удара когтистой лапы на плече остались глубокие раны-полосы. Краем глаза я видел, как хлынула кровь, заливая рукав рубахи и пачкая ковер. Показалось, что я расслышал сквозь собственное тяжелое дыхание и рычание волка жалобный девичий полукрик-полустон.
Я почувствовал, что оборотень меня одолевает, и свободной рукой вцепился ему в нос – самое слабое место у животных. Он болезненно рявкнул и отскочил, мотая головой. Я вскочил на ноги. Волк тряхнул головой, присел и, оттолкнувшись, прыгнул на меня.
И тут я вскинул руку и выстрелил. Пуля прошла навылет. Оборотень издал короткий скулеж и тяжело шлепнулся на пол. На столике задрожали стакан и бутылка. Жаль будет, если коньяк опрокинется, как-то отрешенно подумал я. Волк шевельнулся. По ковру расползалось темно-красное пятно. Он приподнялся – сильный – но снова упал, уронив тяжелую голову. Вдруг закинул морду, взвыл. Я на всякий случай, держал его на прицеле.
А оборотень смолк, дернулся, потом как-то вытянулся и затих. Подох.
Я машинально сунул пистолет в кобуру и вытер здоровой рукой пот со лба. Обернулся. Там, куда несколько минут назад отлетела раненая лисица, теперь лежала рыжая девочка. Я поднялся и, шатаясь, подошел к ней. Присел рядом. Рыжая завозилась и подняла голову. Огляделась. После обращения она наверняка ничего не помнила, но тут трудно было не догадаться, что произошло.
— Спасибо, – немного хрипло сказала Эндра. Голос прозвучал в наступившей тишине как-то неожиданно громко.
Девочка приподнялась и села, прислонившись спиной к стене. Облизнув сухие губы, покосилась на меня.
— Вас перевязать нужно… – сказала она. – У вас рана…
Я только отмахнулся.
Рыжая помолчала еще немного и спросила:
— А вы теперь меня тоже застрелите?
— Помолчи уж, – попросил я.
Эндра кивнула, поерзав, легла и положила голову мне на колени. Я погладил спутанные медные кудряшки.
Нэйси
Я так устала, что уже ничегошеньки не хотелось, и даже с Лесли мы больше не ругались. Просто еле-еле ползли по темным утренним улицам, лениво отбиваясь от ворон и ползучек. Жуки попадались в этом районе реже, но, если уж попадались, то нам приходилось убивать их вдвоем – так мы устали. Благо, на крыс еще не нарвались. Одно радует – в Городе твари мелкие и безобидные, почти все. Ну, разве что, собаки...
Я с трудом заволокла себя на высокое крыльцо и сунула ключ в замок. От моего движения дверь неожиданно подалась и распахнулась.
Я замерла. Тихонько вскрикнула Лесли и задышала часто-часто. Даже рот открыла.
Внутри было тихо.
— Лесли, – прошептала я. – Ты за мной. Заходим осторожно, если кого увидишь – бей сразу. Я услышу и помогу.
Она кивнула. В такие моменты мы забывали все взаимные обиды и недоразумения, как, наверное, и все люди. В такие моменты мы были вместе. Единой командой.
В гостиной горел свет. Я пинком ноги распахнула дверь, тут же спрятавшись за стенку – но стрелять никто не спешил. Тогда я осторожно заглянула в комнату.
Взгляд привычно скользнул по ковру на полу, по старенькому линялому паркету, маминым вазочкам. И остановился.
На диване, закинув ногу на ногу, сидел человек в шляпе, плаще и высоких сапогах. При виде меня человек поднял голову – и я узнала его.
Того, кого когда-то мы с Лесли называли отцом.
У меня горло перехватило. Что он здесь забыл?! Что ему от нас теперь-то надо, спрашивается?! После того, как маму забрал туман – и он ничем не помешал! – а затем бросил нас одних! Совсем одних! Что ему нужно?!
Из-за спины неслышной тенью выскользнула Лесли.
— Ты!.. – прошипела она. – Тварь!
— Точно! – поддержала я, выхватывая оружие. – В тумане людей не бывает!
Я бы его и прикончила на месте, и даже не потому, что он из тумана пришел. Нет, это все же был человек. Как они там выживают, в тумане – черт их разберет, но я-то знаю только одно, и мне этого достаточно. Он нас бросил. Бросил на смерть. Если бы не помощь Дэннера и Лидии...
Уже после этого он – не человек. Он – тварь, пусть и фигурально. И я ему этого никогда не прощу. И нашу мать тоже.
Он как будто заинтересованно поднял взгляд. Глаза у него были болотно-зеленые, небольшие, узкие и блестящие. Это я еще из детства помнила. Тогда оно у меня еще было, детство. Но вот блеск мне показался каким-то нездоровым.
— Ну, все! – не выдержала я. – Я тебя убью, сука! Ты за все ответишь!.. – Я замахнулась и прыгнула вперед, взвизгнул распоротый воздух перед смертельным ударом, Лесли кинулась за мной.
— Постой! – Странник вскинул руку, останавливая меня. Лезвие задрожало у самого его горла, тускло поблескивая сталью. – Я должен тебе кое-что сказать, Нэйси. Я за этим и пришел. Мне нужно с тобой поговорить.
Лесли сзади нетерпеливо завозилась, но продолжала молчать. Я кивнула – пара минут, по сути, ничего не решают, а у каждого есть право на последнее слово, и право это отнимать нельзя – пусть даже и у такого, как он.
— Говори.
— Происходит нечто странное, – негромко и быстро заговорил Странник. – Я думаю, людям нельзя оставаться в Городе. Лес растет... нечисть множится, в небе обнаружены воронки, резко возросло количество и плотность черных облаков... зараженные районы выгорают... – Голос у него был странный, тусклый и бесцветный, ровный, будто не человек говорит, а машина. – Сбилось постоянство пространства и времени, на реке можно наблюдать эффект урагана... предупредите людей, что в городе оставаться опасно. Животные беспокоятся, острова увеличили свою активность...
— Какую активность?! – не выдержала тут я. – Что такое «эффект урагана»?! Я ничегошеньки не понимаю!
А Странник все говорил и говорил, не обращая на меня никакого внимания. Взгляд у него остановился, и как-то остекленел, будто я его уже убила.
— ...Предупредите людей, – завершил он, наконец, свою путанную и непонятную речь – да так и замер. Затем вдруг без единого звука повалился на пол.
Дэннер
Я еще немного побродил по квартире, успел прочесть половину книги, починить развалившийся от старости стол и заскучать окончательно – а Ласточка все спала. По-хорошему, надо бы ее отправить в госпиталь как проснется – все же, досталось ей неплохо. Мало ли, что там с ней...
Ну, а пока что ее бы покормить чем-нибудь. А поскольку ничего съедобного дома не обнаружилось, я отправился к Лидии.
На улице моросил мелкий частый дождик, и этот дождик приятно холодил раны и ожоги, а потому я немного пришел в себя. Остановился под росшей у подъезда и теперь покосившейся после визита подземных тварей, старой яблоней и пришел к выводу, что пешком я буду до завтра добираться. Пришлось выволакивать под дождь казенного гнедого коня Эмпидоклюса (ай да имечко!.. я ему не завидую) – что, в общем, может сойти за жестокое обращение с животными, правда, я знал, что конь после бега согреется. Пока что он недовольно фыркал, ржал, тряс головой, упирался, и вообще, оказывал сопротивление всеми доступными и недоступными способами. Пока я тащил несчастное животное под вынужденный холодный душ с ветряной просушкой, успел разглядеть сквозь кисею мороси человеческую фигурку на мосту. Отсюда и мост, и фигурка казались некоей декорацией, как театре теней. Под мостом проходил старый канал с давно обвалившимися гранитными плитами набережной – в непогоду к воде подобраться довольно затруднительно. А, чего к ней подбираться-то, к грязной воде. Однако фигурка, похоже, думала иначе. Закончив возиться на корточках – я вначале решил, что человек просто завязывает шнурок – фигурка странно-неловко, сцепив руки, перебралась через перила. И только тогда идиот под названием я соблаговолил догадаться в чем, собственно, тут дело.
