Колин Уилсон - Мир пауков. Башня и Дельта
В первые недели своего правления Найл проводил время в основном за законотворчеством и планированием. На рассвете его будила Нефтис, и прием управленцев и советников нередко шел уже за завтраком. Утро обычно проходило в разъездах по городу и окрестностям. Найл планировал, как лучше расставить людей по местам (ремонт гавани, он прикинул, займет лет пять). Во второй половине дня Найл посещал заседания Совета, нередко затягивающиеся до позднего вечера. Домой возвращался уже таким измотанным, что сил хватало не больше чем на час: смаривал сон. Сдерживая зевоту, он вежливо выслушивал Сайрис: что там произошло за день, какие хлопоты были по хозяйству. Заканчивалось, как правило, тем, что Найл засыпал на горке подушек, а Сайрис накрывала его одеялом, задувала свечи и велела служанкам и музыкантам потихоньку уйти из комнаты.
Были в новой жизни и свои отрадные стороны. Найл присмотрел себе под резиденцию приличного вида особняк на углу главного проезда, прямо напротив обиталища Смертоносца-Повелителя, и теперь там с рассвета до заката трудилась бригада мастеровых: чтобы привести обветшалое здание в надлежащий вид. Сайрис следила за хозяйством; Стефна, сестра, присматривала за ремонтом. Дона взялась обучать Руну и Мару. От довольства женщины буквально лучились. То же и Вайг. Он занимал ряд комнат по другую сторону внутреннего дворика, где вел независимое существование. Как брат правителя, положение он занимал завидное: все мужчины в подчинении, женщины восхищаются. Синеглазый, с пышной черной шевелюрой, Вайг почитался едва ли не самым завидным женихом в городе; на людях его постоянно сопровождала какая-нибудь привлекательная молодая особа. Ходил слух, что в корпусе служительниц дамы бьются об заклад, которая из них удержит Вайга дольше. Он же, видно, давал им всем равную возможность посостязаться между собой.
Больше всего Найлу нравилось проходить по улицам в вечерний час, наблюдая, как по освещенным факелами мостовым прогуливаются рука об руку мужчины и женщины. На улицах в этот час всегда было людно. Некоторые, обособившись кучками, сидели на обочине и играли в кости; иные выносили на улицу ужин и ели, облокотясь об уличное ограждение. Никто больше не косился опасливо на протянутую над головой паутину. Был лишь один недостаток. Стоило Найлу появиться, как люди, узнав, склонялись лицом к земле и оставались в такой позе, пока он не отдалялся. Найл пробовал даже издать особый указ, запрещающий низкопоклонство — все равно бесполезно. Вайг как-то рассказал, что случайно слышал разговор, в котором один собеседник доказывал, что Найл волшебник, а другой, что Найл — Бог или какое-нибудь другое сверхъестественное существо. Новому правителю от этого не то что лестно — горько стало и грустно.
Терпение лопнуло в тот день, когда он объявил на Совете, что хочет наведаться в Северный Хайбад, доставить оттуда останки отца. Совет тотчас вынес решение, что прах Улфа следует перезахоронить в величественный мраморный мавзолей, возвести который на главной площади. Затем, несмотря на протесты Найла, проголосовали, что сопровождать правителя будет отряд в тысячу человек, а на обратном пути его встретит факельное шествие, в котором примет участие весь город. Едва оставив заседание Совета, Найл тайком послал за Манефоном и Симеоном, и наутро они, уйдя из города, взошли на поджидающий уже корабль.
Вот такие мысли занимали Найла, когда он, опершись о планшир, задумчиво смотрел на постепенно тающие вдали очертания берега. Уныние казалось теперь чем-то до смешного нелепым. Стойкий свежий ветер и открытые небеса наполняли свободой и трепетным волнением; с трудом верилось, что душа на минуту поддалась хандре. Ни одна из целей, стоявших перед Найлом в минувшие недели, не осталась недостигнутой. Подлинная проблема — теперь это ясно — состоит в том, как преодолеть ограниченность собственного сознания.
На палубу поднялся Вайг. В одной руке — кусище телятины, в другой — кружка с хмельным медом.
— Там внизу завтрак подан.
— Ты идешь?
— Нет, питаться полезней на свежем воздухе, — у самого же глаза так и шныряют по смазливой служительнице с обнаженным бюстом, что стоит сейчас и переговаривается с Манефоном.
Симеон сидел в капитанской каюте, отделяя хребет от исходящей паром жареной трески. Стол был уставлен блюдами с холодным мясом, солениями, вазочками с вареньем, мармеладом и медом. Найл отрезал для себя кусок телятины, отделив ее от лопатки, и налил в кружку сока папайи. Симеон взглянул на него из-под кустистых бровей.
— На Совете наверняка расстроятся, когда узнают, что ты исчез тайком.
— Что ж теперь, — сказал Найл, пожав плечами, — я не хотел брать с собой тысячу людей и два десятка судов. Симеон выжал на рыбу лимон.
— Они лишь хотели как лучше. Ты у людей в большом почете.
— Мне известно, — произнес Найл досадливо.
— Видишь ли, — Симеон качнул головой. — Быть объектом поклонения — долг правителя, — он, видно, уже не первый день готовился сказать эти слова. — Тут уж ничего не поделаешь, положение обязывает. Для чего он, правитель? Для того, чтобы людям было с кого брать пример. Счастливая страна — именно та, где народ может искренне чтить своего правителя и уважать. Тем самым он служит народу.
— Каззак разве не так служил?
— Уважением, таким, как ты, он не пользовался. Пойми, ты же первый человек, одержавший, по сути, верх над пауками. Ты уже останешься в людской памяти, как Айвар Сильный или Вакен Мудрый. Чего еще надо?
— Верх над пауками одержала богиня, а не я.
— Без твоей помощи богиня бы с этим не справилась, — Симеон отложил вилку и заговорил живее, с чувством. — То, что произошло за несколько прошлых недель, — просто какое-то чудо. Мне самому с трудом в это верится. Когда Билдо сообщил, что ты замыслил освободить людей от пауков, я подумал: бедный мальчик, надо бы ему вернуться с небес на землю. А теперь ты фактически уже осуществил задуманное. Сказка какая-то. И ты заслуживаешь почестей.
— Я хочу, чтобы люди были свободны, — сказал Найл, — как свободны были мы в пустыне, а не тюкались лбом оземь всякий раз, когда я прохожу мимо.
Симеон вздохнул.
— Излишняя свобода людям не нужна, она их смущает. Ты не можешь дать им больше, чем они хотят. Взгляни только, что получилось у нас в городе. Жуки заявили, что все их слуги свободны и могут идти куда угодно, заниматься чем угодно. Но ведь человек этим не воспользовался, я в том числе! Чтобы люди привыкли к свободе, нужно время.
— Ты полагаешь, они когда-нибудь к ней привыкнут?
— Конечно да, если только она будет доставаться небольшими дозами, — он обвел Найла участливым взором. — Что-то думается мне, ты нехорошо последнее время выглядишь. Какие-то проблемы?
Найл чуть подумал, затем рассмеялся.
— Просто, видно, не по душе мне быть правителем, вот и все.
Симеон намазал маслом ломоть хлеба.
— Тогда что тебе больше по душе?
— Ну, начать с того, я бы хотел побольше бывать в Белой башне. За прошедшие шесть недель я ходил туда только дважды, и то затем, чтобы спросить совета у Стига. Мне б хотелось находиться там безвылазно дни — чего там дни, месяцы или годы! — просто изучая прошлое. Куда интереснее, чем думать о водостоках или ломать голову над проблемой жилья. В мире нет места очаровательней — я тебя туда возьму, когда вернемся. Но вот времени все никак не выберу.
— Что тебе мешает бывать там по паре часов хоть каждый день?
— Да вечно у меня запарка. Но и это не все. Мне бы хоть как-то уединиться, подумать о своем. Ты прав насчет того, что люди не знают, как использовать свою свободу. Но это потому, что им не известно, как использовать собственный ум. Свобода им начинает приедаться, и они пытаются искать, чем бы заняться. И вот я, вместо Белой башни вынужден день-деньской торчать на собраниях Совета.
Симеон медленно кивнул.
— Я, кстати, и сам порой задумывался, как бы тебе выйти из положения. Если тебе не хочется быть правителем, ты можешь подать в отставку и перебраться к нам в город. Или можешь натаскать заместителя и всю дежурную работу перепоручать ему. А то взял бы да женился на Мерлью, она у тебя этим бы и занималась. Она вся в отца, любит покомандовать.
Найл фыркнул.
— Потому-то я, наверно, на ней и не женюсь.
Их прервал Манефон, зашедший в каюту с красоткой-надсмотрщицей. Вайг по пятам, след в след. Тему беседы, не сговариваясь, свернули. А выйдя на палубу через полчаса, Найл ощущал на сердце странную легкость. Разговор с Симеоном заставил вникнуть в суть вопроса, а, следовательно, на порядок приблизил ответ.
Не прошло и двух часов, как из-за линии горизонта начали взрастать горы Северного Хайбада. Через полчаса приблизились достаточно, так что взгляд различал остроконечные утесы из песчаника и проход между ними, через который взору Найла тогда впервые явилось море. Сердце защемило от смешанного чувства восторга и печали; все равно что повторно окунуться в мир детства. И даже какая-то дополнительная гармония вносилась от того, что в золотистом солнечном свете присутствовал неуловимый оттенок осени.
