Вадим Панов - Седьмой круг Зандра
— Этот человек пришёл с улицы, — произнёс Кролик, кисло глядя на Андрюху. — Сказал, что он апостол, что его ЗСК повреждён в бою и требует ремонта. Я согласился помочь и отправил с ним багги и двух парней, но… — Цунюк выдал очень продуманную, хитро-грустную усмешку, обращённую к равному, то есть — к командиру заовражского ополчения. — Мы оба знаем, что в Зандре нельзя никому доверять, поэтому я отправился следом, по маячку багги, и вовремя — преступник намеревался скрыться. Где мои парни — ты только что слышал.
Агроном кивнул, показав, что понял и принял историю баши, и перевел взгляд на Флегетона:
— Всё так?
— В общих чертах, — не стал отнекиваться тот.
— Что это значит?
— Одно и то же событие можно истолковать по-разному, — спокойно ответил Карлос. — Мне будет разрешено изложить свое видение истории?
— Пусть врёт, — хихикнул Кролик. Правда, несколько нервно хихикнул, что не ускользнуло от внимания Агронома.
— Ты правда апостол? — спросил Андрюха у Флегетона.
— Да, — гордо ответил тот.
— Кто за тебя скажет?
— Дотовцы.
— Служишь в Спецназе?
— Работаю по контракту.
— Почему ты один?
— Нас разгромили по дороге на Субу.
— Кто?
— Цирк.
«Снова Цирк…»
Андрюха ничего не сказал, но быстро посмотрел на Жмыха, а тот кивнул, подтверждая, что тоже вспомнил рассказ Дорохова о подозрительном бронекараване циркачей.
Уж не одна ли труппа куролесит и здесь, и в Субе?
— Я прикрывал отход, свалился в расселину, и ребята решили, что я погиб. Но я очнулся, добрался до его каравана… — Небрежный взмах руки в сторону насупившегося Цунюка. — Всё ему рассказал, он пообещал помочь, но когда я привёл его людей к ЗСК, они попытались меня убить.
— Враньё!
— Твоё слово против моего.
— Агроном? — Кролик удивлённо уставился на заовражца, всем своим видом показывая, что нельзя не верить ему — честному торговцу.
— Никто из вас не представил доказательств, — неохотно протянул Андрюха.
— Пусть покажет, где бросил парней.
— Я их похоронил.
— Видишь! Он их убил!
— Баши, это Зандр. Его история о самообороне имеет такое же право на жизнь, как твоя — о бандитском нападении. — Андрюха старался говорить предельно убедительно. — Мы можем связаться с дотовцами, и если они подтвердят личность Карлоса, то получится совсем нехорошо.
Флегетон едва заметно улыбнулся.
— Не ожидал от тебя, — зло бросил Кролик.
— Мы оба знаем, что если в Зандре и можно кому верить, то только апостолам. И я…
— Он не апостол, — неожиданно произнёс Жмых.
— Что?
— Что?!
— Что?!!
Три удивлённых вопроса из четырёх возможных. Обвинённый Карлос промолчал, лишь коротко вздохнул да прошептал что-то насчет «старых грехов, которые рано или поздно…».
Впрочем, что именно он прошептал, никто не услышал.
— Задери подбородок и поверни голову направо, — велел Жмых.
Флегетон грустно улыбнулся, но приказ исполнил, и все увидели на его шее тройку старых, идущих рядом шрамов.
— Тебя зовут Три Пореза, — холодно произнес Жмых. — Ведь так?
— Так, — кивнул Карлос, глядя ему в глаза. — Все так.
* * *Что значит: быть человеком? Нужно ли это — быть человеком? Какая выгода таится в том, чтобы быть человеком? Или в том, чтобы им не быть? Имеют ли глубокий смысл два стоящих рядом слова: быть человеком, или же это просто самоидентификатор особей одного отряда млекопитающих? Их способ приёма в стаю…
Иногда, когда бешеный ритм слегка спадал и можно было посидеть в темноте… Евне любил сидеть в темноте, в полной темноте и — самое главное! — в полной же тишине. Это важно…
Так вот. Иногда, когда ему удавалось разослать помощников по неотложным делам, раздать приказы и сделать так, чтобы труппа не требовала ежесекундного пригляда… В общем, в те редкие минуты, когда ему удавалось по-настоящему отдохнуть, Евне Мун выключал свет, садился в кресло и раскуривал трубку.
И ему делалось хорошо.
Именно в такие минуты он любил поразмышлять над чем-нибудь сложным, выходящим за рамки повседневности, интригующим. Например, о том, что значит быть человеком.
Человек ли он?
Адель Тачи сознательно противопоставляла Уродов обычным людям, не уставала подчеркивать, что они лучше, что усложнённая генетика обеспечивает циркачам превосходство над заурядными, но… Но не могла вытравить из старших офицеров — из самых умных Уродов, — понимание того, что их появление не было естественным. Они кивали на совещаниях, с горящими глазами накачивали пропагандой подчинённых, но в глубине души тосковали от того, что являются всего лишь переделками, результатом биологических забав яйцеголовых хирургов.
Адель об этом знала. И терпеливо ждала следующего поколения, которое по умолчанию будет лишено подобных рефлексий, позволяя офицерам предаваться запретным мыслям о том, что это значит: быть человеком?
Люди ли они?
А если люди, то за каким чёртом вступают в союз с сине-зелёными тварями, мечтающими переделать Землю так, что в ней не останется места даже для сильных, быстрых и очень выносливых циркачей?
Евне знал о Большой сделке, о том, что в обмен на Субу и половину Заовражья Садовники помогли Адель Тачи установить власть Цирка над обширным и богатым Каменным Разливом. Знал. Но он был военным и понимал, что любую крепость можно взять или разрушить, но никто не слышал, чтобы кто-то сумел погубить плотно вставшие на водяной слой Сады Безумия.
А раз так, то тактическая победа может обернуться жестоким стратегическим поражением.
Но кто он такой, чтобы спорить с Адель? Его удел — размышлять о том, что значит быть человеком…
У них тоже были мегатраки, может, не настолько ухоженные и не так хорошо отделанные, как машины гильдеров и ремов, но это были настоящие меги: огромные и мощные обладатели ядерных силовых установок, способные тянуть по бездорожью Зандра многие тонны груза.
Труппа Муна славилась маневренностью, и достигалась она благодаря трём мегам, которые Евне повезло отыскать в заваленном ещё со Времени Света подземном ангаре: рылся на развалинах Черниграда в надежде раздобыть что-нибудь стоящее, а наткнулся на настоящий клад — новенькие, словно законсервированные, машины. Коллеги-конкуренты, лидеры других трупп Цирка, потребовали дележа, захотели наложить лапу на гигантские тягачи, но Евне убедил Адель, что одна мощная и быстрая труппа гораздо лучше трёх мелких, не способных решать серьёзные задачи, и оставил все меги за собой.
Гигантские машины прекрасно зарекомендовали себя и в обороне, и в нападении, а сейчас выступали в необычной роли сельскохозяйственных транспортёров…
— Подавай осторожно!
— Сам знаю.
— А они не цапнут? — Грузчик с опаской посмотрел на колбу, в которой бесился выводок ядовитых одуванчиков. Крышка колбы выглядела не так солидно, как хотелось Уроду.
— Не цапнет: Мун сказал, что с Садовниками договорились, и они свою живность успокоили перед дорогой.
— Мун слово держит, но эти твари…
— Потише — услышат.
— Думаешь, они не знают, как к ним относятся?
— Сейчас не надо. Вот будем их Сады химией заливать, тогда и болтай сколько влезет. А рядом с этими бочками…
— Смотри: лиана торчит!
— Где?!
Здоровенный, с длинными руками парень — судя по всему, протокол «Орангутан» — подскочил будто ужаленный и принялся в панике озираться, пытаясь разглядеть верткое растение. И покраснел, услышав бодрый хохот остальных грузчиков.
— Ну ты герой!
— Комбинезон поменять не надо?
— Смотри: из ящика кусты-зубастики попёрли!
Кажется, назревала драка, но Евне не стал вмешиваться, несмотря на то что находился совсем рядом, метрах в двадцати от грузчиков: видел, что ребятам нужен короткий отдых для расслабления, и не вмешался.
— Я ошибаюсь или Адель обещала Садовникам всё Заовражье? — негромко спросил у командира Орич.
— Обещала, — подтвердил Мун. — Но теперь у них не хватит сил противостоять Агроному.
— Теперь — хватит. — Орич кивнул на меги. — Теперь…
— У меня есть ощущение, что Агроном снова успеет, — коротко хмыкнул Евне.
И до помощника наконец дошло:
— Ты хочешь снова подставить сине-зелёных?
— Я уговорил их собрать все силы для этой атаки, — тихо сообщил Мун. — Если они опять облажаются в долине Дорохова, то выдохнутся, а опомнившиеся дотовцы запрут их в Субе и тем развяжут нам руки.
— Ты возьмёшь Остополь, — прищурился Орич.
— Но Садовники не смогут нас обвинить: им нанесёт поражение Агроном, и это при том, что мы будем поддерживать джунгли изо всех сил.
Послышался негромкий смешок.
— Ты не любишь сине-зелёных, — поразмыслив, выдал помощник.