Захар Петров - Муос: Чистилище
У поселений, оставшихся вне Улья, лишённых центрального управления, электроэнергии, производственных мощностей и научных кадров, шансы на выживание были на порядок меньше.
2
Вера почувствовала неладное, ещё когда подходила к двери каторги. Её обоняние безошибочно идентифицировало запах крови и горелого мяса. На входной двери поверх блеклой трафаретной надписи «Каторга «Динамо» было свежевыцарапанное изображение черепа и надпись «Смерть всем!».
Вера осторожно постучала в металлическую дверь. Не открывали долго, кто-то внимательно всматривался в смотровой глазок. Потом как-то нехотя лязгнули засовы, и дверь медленно отворилась. Несколько секунд Вере хватило на то, чтобы понять в общих чертах, что произошло на каторге за последние несколько дней. Несколько мужчин и женщин в грязных лохмотьях, очень измождённых, но без видимых признаков мутаций, встречали её, вооружившись палицами и дрянными арбалетами, недвузначно нацеленными на Веру. То, что надсмотрщиков нигде видно не было, а их оружие было в руках людей, ещё недавно обитавших здесь в качестве узников, свидетельствовало об одном — на каторге произошёл бунт, и узники захватили каторгу. Впереди стоял здоровенный одноглазый мужчина, причём по ещё гноящейся пустой глазнице, которую тот не позаботился закрыть повязкой, было понятно, что глаза он лишился совсем недавно. Этот увалень держал в руках две самые большие палицы — по одной в каждой руке.
— Ты кто? — прошипел увалень вере в лицо, и ужасный смрад из его рта обдал Веру.
— Я следователь Республики, — как можно более спокойно ответила Вера.
Самым правильным в данной ситуации было бежать, и это бы ей, конечно, удалось, учитывая физическое состояние этой банды, но поступить так Вера не могла.
— Зачем? — произнёс одноглазый, и Вера сама додумала окончание его вопроса: «Зачем ты пришла?»
— Мне нужен один человек, я его забираю…
Вера поняла, что легенда о том, что этот человек нужен следователю для допроса, могла сработать в обратную сторону — тем, кого сюда отправили следователи, такое требование могло не понравиться.
— Кто?
— Вячеслав из Университета.
— Мы не отдаём никого.
— Он не будет против уйти со мной.
— Ну иди, отдай оружие и иди…
Вера послушно отдала мечи, вытянув их из заплечных ножен. Увалень отошёл в сторону, и все остальные каторжане расступились. Вера прошла сквозь этот кишащий вшами и прочими насекомыми вонючий людской коридор, ненавидящий её и готовый в любой момент разорвать на куски. Теперь она поняла причину ударивших ей по носу запахов — в торце коридора горел костёр, над которым на разложенных кирпичах лежала решётка, а на ней жарились куски мяса. Можно было бы задаться вопросом, откуда на каторге мясо, если бы рядом с чаном не стояла внушительная колода, на которой раньше надсмотрщики забивали и разбивали оковы заключённых. Колода была вся залита кровью, тут и там с шершавой боковой поверхности колоды свисали пучки волос разного цвета — это были человеческие волосы. И в подтверждение своей догадки она увидела за колодой несколько человеческих черепов, почерневших от огня и с отрубленными черепными коробками, из которых местные людоеды подоставали себе на трапезу мозги.
— Перекусите с нами? — ухмыльнулся одноглазый.
Вера повернулась и уставилась на него. Если бы у неё не было цели, с которой она сюда пришла, она бы воспользовалась полномочиями следователя, тут же бы вынесла приговор, не заботясь о его формулировках, и немедля привела б его в исполнение. Но увалень решил, что его предложение привело в недоумение следователя, и гадко хохотнул, открыв свой беззубый рот. Прочие людоеды словно по команде начали громко смеяться, и это был нечеловеческий смех: так, очевидно, смеются демоны или мёртвые.
— Я пришла за Вячеславом Максимовичем.
— Худая и мелкая… Маловато в ней будет, но зато свежее… — словно не слыша Веру, приценивался увалень.
— Да-да… Свежая… Хорошая… — одобрительно закивали головами остальные каннибалы.
Между ног стоявших возле неё людей к ней подползла женщина и подняла голову. Вера узнала в ней делопроизводителя, ту, которая записывала её в журнал. К страданиям, отпечатавшимся на лице этой несчастной, добивалась какая-то печаль, стыд, что ли, за происходящее здесь.
— Увалень, это — следователь. Я помню её. Это она увела отсюда половину надсмотрщиков, которые потом были убиты. Если бы не она, мы бы не за что не справились со всеми ими. А потом приходили следователи и искали её, значит она против Республики; она за нас. Не делай ей плохо.
На удивление, Увалень имел прозвище именно такое, какое пришло в голову Веры, как только она его увидела. Увалень схватил женщину за одежду, поднял к себе и уставился на неё единственным глазом. Потом неожиданно отбросил её в сторону и разочарованно произнёс:
— Хорошо! Отдадим ей Профессора…
— Отдадим… Профессора отдадим… — вторили толпившиеся здесь каторжане, хохоча и посвистывая.
Увалень направился в дальнюю часть коридора, в направлении карцера. Недоброе предчувствие охватило Веру. Вот камеры для неработающих инвалидов, на дверях которых по свежему было нацарапано: «Мясосклад № 1», «Мясосклад № 2», а вот и сам карцер. На трёх цепях висели искалеченные люди. Один был уже мёртв — немолодой мужчина в священнической рясе с обрубленными по самый пах ногами. Вторая женщина — она смотрела на Веру широко открытыми глазами, её губы тряслись, лицо ежесекундно перекашивали болезненные гримасы. Вера узнала её — это была сожительница старшего надсмотрщика, которую она видела в его квартире в свой последний приход на эту каторгу. Она была совершенно голой, груди и ягодицы у неё были вырезаны, но посыпаны каким-то порошком, очевидно, останавливающим кровотечение и не дающим развиться сепсису. Третий мужчина…
— Нет! — Вера вскрикнула, что вызвало сатанинский смех Увальня, а за ним и всех остальных людоедов.
В глазах у неё помутнело. Она шагнула вперёд в вырытую яму, отчего сапоги у неё провалились в зловонную жижу из крови, мочи, испражнений тех, кто висит и висел раньше над этой ямой. Обойдя первых двух подвешенных, она подошла к нему, словно надеясь, что вблизи она увидит не то, что видела на расстоянии.
У него не было ног ниже колен. Они были обрублены, а потом культи зашиты нитками и засыпаны всё тем же порошком.
— Вера? — он открыл глаза, попытался улыбнуться и снова провалился в забытьё.
— Ну что, забираешь его или лучше перекусим? Гы-гы, — снова спросил у неё Увалень, получавший удовольствие от происходящего. Его прихвостни опять загоготали, приводя Веру в бешенство.
— Отцепи его, — сквозь зубы процедила она таким тоном и с таким видом, что кое-кто из людоедов ступил шаг назад.
Скрестив на груди руки, Увалень дал команду, и тут же трое каннибалов обежали яму с двух сторон, положили поперёк доску, забежали на неё и ловко с помощью молотков разомкнули оковы. Они делали это явно не в первый и даже не в десятый раз.
— Забирай, — с ухмылкой кивнул Увалень на положенного возле ямы Вячеслава. — Я вас отпускаю.
Она бы могла выхватить секачи, перерезать ему глотку, завалить ещё с десяток каннибалов, но вырваться с каторги, тем более, вместе с Вячеславом, у неё не было шансов. И она сделала единственное, что ей оставалось. Закрыв глаза, она за секунду сконцентрировалась и собрала в кулак всю свою волю. Потом нагнулась, подняла его с пола и пошла. Она шла на выход прямо, уверенно, как будто несла что-то не очень тяжёлое. Вид воинственной девушки, выносившейся из этого ада искалеченного мужчину, произвёл впечатление на людоедов. Каждый из них мог нанести удар своей шипованной палицей по спине Веры, запросто перебив ей позвоночник — она бы наверняка почувствовала движение за спиной, но выхватить секачи уже не успела бы, потому что руки её были заняты. Даже Увалень первое время просто стоял со скрещенными руками, недовольно поглядывая на своих изумлённых этой картиной подчинённых. Ему показалось, что дать команду остановить их будет сейчас неправильно: после того, что сказала о следователе делопроизводитель, и после того, что эта следователь сделала сама. Но и просто так отпустить он их тоже не мог. Безобразная ухмылка перекосила его лицо, когда он принял среднее решение: быстрыми шагами он обогнал следователя и стал у двери, ведущей в туннельчик, опять скрестив руки на груди с видом человека, не сомневающегося в своём величии.
— Отойди… ты сказал… что отпускаешь нас, — у Веры заметно сбилось дыхание.
— А я вас и отпускаю… Только не сюдой… Профессору нужен свежий воздух…
Увалень указал на другой выход — на Поверхность. Вера не двинулась, сверля глазами одноглазого. В толпе каннибалов послышались смешки — теперь их мнение снова было целиком на стороне своего жестокого вождя.
