Галина Гончарова - Аз есмь Софья
Наталья давно бы сбежала, но двери были снаружи заперты, и ждал там Ванечка Морозов, проводивший девушку к Софье. Оставалось только огрызаться, потому что девчонка за столом была серьезным противником. Она говорила чудовищные вещи и пристально смотрела на Наталью, ожидая реакции. И что ужаснее всего — ведь не лгала. Могло так и случиться, что по ее слову сбудется. И тогда — только в петлю.
Что может быть хуже для женщины, чем любить одного, а попасть в руки к нелюбимому?
— Матвеев зря боится, за моего отца тебе никто бы замуж выйти не препятствовал. Поменялись бы Милославские на Нарцшкиных — только и дела.
— Матушка ваша была из Милославских…
Софья фыркнула. Тема была болезненной — род Милославских уже начинал искать подходы к ней к Алексею на предмет материальной выгоды — по рукам бить не успевали.
— Это сейчас неважно. Важно другое. Алексей на тебе жениться не может.
— Почему?!
— Потому что ты — никто. Просто ничтожество с большими титьками, которые были удачно выставлены под носом у моего отца.
И вот теперь Софья действительно пробила броню женщины.
— Да как ты смеешь!
— Не нашлось бы тебя — Матвеев бы любую другую девку подобрал.
— Да я… да ты!!!
Какое там уважение! Наталья задохнулась от гнева — и боли.
— Брак с тобой — пустышка. Мой отец уже совершил эту ошибку, поэтому может ее и повторить. Брат так поступать не должен. Принцесса датская, или французская, возможно, мы поищем в Италии или Испании — но не ты. И никто другой из местных девок.
Наталья в гневе сделала шаг. Теперь они с Софьей были совсем рядом.
— А вот это не тебе решать!
— А что? Будешь добиваться своего?
Софья не боялась — и это бесило. На губах девочки играла насмешливая улыбочка — и Наталья, протянув руку, схватила ее за запястье, мечтая раздавить наглую соплячку, которая посмела…
Она посмела…
— Я! Алексея! Люблю! Ты… дрянь малолетняя!!!
— И тебе плевать, что своим замужеством ты ему перекроешь многие ходы?
— Я его сделаю счастливым!
Наталья и не задумалась.
— Ага, — Софья словно не чувствовала впившихся в руку пальцев. Хотя синяки останутся… ну да ладно. Не умеет эта девица кости ломать. Или как в гареме — уязвимые места находить. Там-то это искусство, а здесь… — Значит, Лёшка в тебя влюбляется, вы сбегаете — и он навлекает на себя гнев отца.
— Погневается — да простит! В ноги кинемся…
— А если не дадут? Прочь погонят!
И вот тут Наталья заколебалась. Но потом…
— Алексей законный наследник. Да и в Польше его коронуют…
— А потом?! Огневается отец, Федьку наследником назначит — войной на свою страну пойдете?
Софья нарочно подпускала в голос истеричные нотки. Давно известно, что истерика штука заразная, но Соня, еще в бытность свою в двадцатом веке, заметила одну особенность. Пронзительные крики что-то отключают в мозгу у человека, даже если орет не он, а на него. Становится сложнее критически воспринимать действительность, человек начинает дергаться… почему так?
Черт его знает! Она не читатель, она писатель!
— Не понадобится воевать! Все хорошо будет! Поддержат нас — наверняка!
Да уж кто бы спорил. И вас поддержат, и Федора направят…
Софья пристально смотрела на девицу.
И — последний удар. Уже нарочито спокойно и насмешливо.
— А ведь ты себе врешь, девка. Не будь Алексей царевичем — ты бы в его сторону второй раз и не взглянула.
— Гадина ядовитая!
Наталья отскочила, как ошпаренная.
Софья пожала плечами.
— Гадина. Только ты учти — я правду сказала. Жениться на тебе Алёшка может, да вот что ты дашь-то ему?
Наталья задумалась. А ведь и верно. Что?
Три огурца да пять поросят? И родственников полчище?
— Мой род древний…
— Да и что с того? И древнее есть.
— Да только не Романовы.
— Зато корона на отцовской голове, а не на чужой, — Софья усмехнулась. — Нас скоро хватятся. Иди, подумай над моими словами. Ежели чего хорошего надумаешь — через Алексея передашь.
— Ч…то?!
Если бы под ногами Натальи разверзлась пропасть — она и то не была бы так удивлена. Софья усмехнулась.
— Ему тот храм понравился. Так что… молитесь. И не серчай. Ты себя старалась с лучшей стороны показать, а мне хотелось со всех посмотреть. Ваня!
Дверь распахнулась.
— Ванечка, ты не проводишь девушку?
Иван Морозов кивнул, и сделал приглашающий взмах рукой Наталье. Та развернулась — и кораблем поплыла по коридору, кипя от возмущения. Но надолго ее не хватило.
— Ну и…! Господи, прости меня, грешную!
— Довела? — Иван чуть улыбнулся. — Она это умеет.
Наталья развернулась, поглядела возмущенно.
— И все это терпят! Да ее в монастырь надо! Как ведьму! На хлеб и воду!
Синие глаза холодно сверкнули, но парень промолчал. Развернулся, пошел по коридору. Наталья последовала за ним, вся кипя от ярости. Она все еще была в бешенстве, когда за ней пришел Матвеев — и эта злость сделала ее особенно хорошенькой. Окрасила румянцем щеки, заставила сверкать глаза, сделала голос особенно звонким.
Царь был очарован.
А Наталья все искала глазами царевича, но он так и не появился.
* * *Оно и неудивительно. Троица сидела там же, где получасом раньше Софья беседовала с Натальей. Парни слушали отчет девочки, которая задумчиво вертела в пальцах гусиное перо.
— Девка умная. Очень. Но и очень горячая. Для нее края нет — или любовь, или ненависть. Сейчас она тебя любит, сделает все, чтобы ты на ней женился. А вот что будет потом… она на тебя обязательно начнет давить.
— Именно давить? — Иван Морозов смотрел спокойно.
Софья чуть поморщилась, потерла запястье.
— Больно?
Синяки уже видели оба. И Алексея едва удержали — Софья просто дверь собой загородила, чтобы тот не вылетел и не помчался отрывать Наталье голову.
— Неприятно, но жить буду. Лёшка, я не знаю, честно тебе скажу. Она сильная, серьезная, но…
— Но?
Софья помолчала, вспоминая свои впечатления от Натальи…
Все бы в ней хорошо, кроме одного. Она не командный человек. Софья готова была работать в команде, а Наталья — только командовать. Она не потерпит, если будет второй или третьей, она хочет быть и первой и единственной. И рано или поздно на Алешку начнется давление, она будет отрывать его от друзей, постарается оттеснить их… но она-то не знает, куда идти!
Она не знает, к чему может привести ее руководство!
И объяснить ей это не получится.
Сломать ее?
Можно.
Но зачем она нужна — сломанная? И так бесхребетных девиц хватает!
Зачем тогда тратить время, силы, нервы… проще сразу отсечь ее от Алексея. Хотя это уже и произошло. Рукоприкладство по отношению к маленькой сестренке, любимой Сонюшке, Алексей никому не простит. Даже если она сама виновата.
— Для нее многое значат ее желания. И она захочет не только царствовать, но и править. В семье, в государстве, в твоем разуме — соперниц и соперников она не потерпит.
— То есть — вас с Иваном.
— Где-то так. Но жаль. Ужасно жаль. Она могла бы горы с нами свернуть.
— Но скорее увлечется сворачиванием вам шей?
Софья пожала плечами.
— Я вывела ее из себя, но второй раз она этого уже не допустит. Будет готова. Лёша, я не знаю, насколько верно мое суждение, но Наталья… она во многом — тиран.
— И Матвеев — тоже.
— И давить он на нас будет.
— Одним словом… — Иван решил подвести черту, — Алёша, если хочешь вечных сражений дома — женись.
Сражений не хотелось. Да и любви особой не было, так что Алексей фыркнул.
— Нет уж. Мы лучше с Европой породнимся. А эта — пусть ее…
— Пусть станет нашей мачехой?
Алексе замотал головой.
— Соня! С ума сошла?!
Царевна фыркнула, показывая свое отношение.
— Понимаешь, Алёша, она готова была с тобой сбежать. И войной на свою родину пойти — ее бы это не остановило. Так или иначе, ее бы не остановили ни потоки крови, ни беды Руси-матушки. Но это сейчас все ради тебя. А потом, когда страсть утихнет? Ты учти — к отцу у нее страсти нет, им она с самого начала управлять сможет. И на тебя его натравить, и поссорить вас, и наследником Федора сделать…
— И захочет. Страшнее отвергнутой женщины… м-да. Отравить ее, что ли?
Софья пожала плечами, глядя на брата.
— С одной стороны — нет человека, нет и проблемы. Это несложно. С другой — Матвеев начнет искать виновного. И отец тоже. И могут ведь доискаться. Кто-то что-то увидит… нет, Алёша. Тебе в немилость попадать никак нельзя.
— Так что? «Матушкой» обзаводиться?
— Тоже нет… Лёша, ты сможешь потянуть время?
— Смогу.
— Вот и смоги. Сходи, извинись за меня…
— Соня!
— Скажи, что я от любви к тебе голову теряю, вот меня и сорвало. Ну, навешай девушке лапшу на уши! Ты же можешь!
