Беззаветные охотники (СИ) - "Greko"

Коста. Тифлис-Манглис осень 1838 года.

Микри и Мика… Эта парочка была для нас с Тамарой даром небес. Очень своевременным даром! Ибо их появление закрывало вопрос, как быть с гостиницей в наше отсутствие. Осталось лишь уговорить Мишу взять на себя бразды правления (куда ему деться? Согласится!). А Микри — опытным путем нащупать кулинарные пристрастия тифлисских гурманов, взращенных на персидских роскошествах. Вечерний визит четы Тамашевых был очень кстати. В том, что Адашина кухня придется по вкусу русской колонии, я не сомневался. Проверено Одессой!

Кстати, насчет русских! Гостиница изначально задумывалась именно для них. В Тифлисе с номерами достойного уровня напряженка. Стало быть, нужно оригинальное название. Такое, чтобы любому петербургскому чиновнику или армейцу сразу было понятно: мне сюда!

— Над вывеской думала? — спросил я Тамару, утолив первый голод.

— Думала. Ничего путного пока не вышло, — печально призналась она.

— Пушкинъ!

— Что Пушкин? Причем тут Пушкин⁈

— Пушкинъ! — повторил я. — Только так и никак иначе! Для русской образованной публики — это как знак качества! Еще и табличку у входа повесим: «здесь останавливался великий русский поэт»!

Я не стал объяснять Тамаре, что со временем все вокруг станет пушкинскими местами — улицу и сквер назовут в его честь. А мы этому поспособствуем!

— Умный муж! — удовлетворенно кивнула Тамара. — Чем еще порадуешь?

— То есть возвращения из тюрьмы и известия о новом доме тебе мало⁈

— Какого дома? — тут же у всех собравшихся, кроме Томы, округлились глаза.

— Косту император наградил арендой дома, осталось только выбрать, — как о чем-то само собой разумеющимся выдала царица. — Вечером с тетей Ануш и ее мужем посоветуюсь. Уверена, они подскажут. Ну, так что? Я же вижу, что ты еще не все ножи метнул.

«С кем поведешься! — усмехнулся про себя на выражение супруги. — Бахадур теперь у нас еще и поставщик литературных сравнений!»

— На! Читай! — я протянул жене письмо императора. Пока она его изучала, сообщил собравшимся последнюю новость. — Мы едем в Лондон!

Нет, сегодня просто день дублеров Катенина. Снова широко распахнутые глаза и открытые рты. Один Бахадур удержался. Он уже был в курсе.

Тамара прочитала. Подняла на меня растерянный взгляд.

— Лондон⁈

— Ну, да, — как можно безразличнее ответил я. Мол, подумаешь!

— Нет! — как отрезала.

— В смысле⁈ — я заорал.

— В смысле, да, — Тамара волновалась. — Но нет!

— Тамара!

— Я не поеду туда такой замарашкой! — воскликнула женушка, наконец, толково объяснив. — Без… Без одежды, туфель.

— Так купим.

— Коста! Оглянись! — Тома указала на нашу собственность. — Здесь все наши деньги.

— Так я в Манглис поеду, — я говорил уверенно, вселяя спокойствие и в супругу. — Мне там задолжали, помнишь? А, во-вторых, мы скоро в золоте купаться будем. Поверь! Как только откроемся. Так что, успокойся, пожалуйста. И, пока я буду в Манглисе, найди нормального учителя танцев.

— Для чего⁈

Тут я перечислил все танцы, которые мне следовало выучить. Все долго хохотали.

— Да, да, да! — я смеялся со всеми. — Настигла меня кара божья!

— Ты поел, танцор? — невинным тоном осведомилась Тамара.

Я кивнул.

— Так чего сидим⁈ А ну марш в полк за жалованием!

… Манглис за год не сильно переменился. Те же казармы и те же хмуро-наглые рожи в канцелярии. Но права поговорка: новая метла по-новому метет. Вместо Дадиани полком командовал барон Врангель, за которым зорко приглядывал новый бригадир и мой знакомый, генерал-майор Андрей Михайлович Симборский. Ему не хотелось повторить судьбу генерала Гессе, отставленного от службы из-за проделок своего подчиненного полковника. Вернувшись в Тифлис с экспедиционным отрядом Эриванского полка, Андрей Михайлович не вылезал из Манглиса и замучил всех строевыми смотрами. Причем, сам он пехотных уставов не знал, ибо всю свою военную жизнь провел в артиллерии. Это обстоятельство сыграло с генералом злую шутку. Его пребывание в Манглисе сопровождалось рождением все новых и новых анекдотов. И ропотом офицеров.

Стоило мне нарисоваться в штабе, меня окружили и весело приветствовали сослуживцы. Прошлое недоразумение было забыто. Слухи о моих геройский походах по вражеским тылам были столь искусно раздуты Малыхиным, что превратили меня в полумифическую фигуру. Каждый мечтал поручкаться и выразить свое восхищение. Главный мой обидчик Золотарев уже не был полковым адъютантом и сидел безвылазно в Тифлисе, как он и мечтал. Вот только мечта его сбылась несколько кривовато: он проходил подследственным по делу своего бывшего командира.

Когда схлынул первый шквал приветствий, меня тут же попросили найти управу на генерал-майора.

— Вы с ума сошли, господа? — изумился я. — Где я и где генерал? Как же я его успокою?

— Да он нам вечно тебя всем в пример ставит! Коста — то, Коста — сё. Был бы Коста с вами, вы бы — ух! А пока, дескать, гордитесь, что с вами в одном полку служит столь героическая личность!

Удивительные дела тут творились!

— Константин Спиридонович! — вмешался молоденький юнкер, который, как я помню, все выспрашивал у меня, что такое русская рулетка. Я напрягся. — Признайтесь, раз уж здесь все свои, вы ружейными приемами владеете?

— И близко не ведаю!

Дружный вздох облегчения окончательно смешал все в моей голове.

— Слава богу! Слава! — раздались вокруг голоса. — Вы не представляете, какое облегчение!

— Да объясните мне толком!

— Вы не знаете! И генерал не знает! — «объяснил» юнкер.

— Так! Спокойно! — вмешался Малыхин. — Объясняю по порядку. Генерал из артиллеристов. Маршировки, солдатской стойки и ружейных приемов не знает. Ему адъютант записочки написал, вот он по этим бумажонкам и сверяет правильность выполнения. Педантичен и мелочен, аж жуть! Но чует свое несовершенство. Вот и решил освоить сию премудрость, коль выпало ему командовать пехотной бригадой. А как освоит, замучает нас смотрами!

— Не бывало такого, чтоб кавказские войска под ремень ставили, как в России, — загудели офицеры.

— Раз он вас так любит и всем на вид ставит, есть надежда, что, узнав про ваше незнание, он и свой пыл поумерит!

— Точно! Только на это и расчет!

— Я, конечно, попробую, но ничего не обещаю!

— Попытка не пытка! — развел руками Малыхин.

— А что Симборский? Выходит у него строевка?

Офицеры захохотали.

— Был тут такой случай, — утирая слезы, рассказал Малыхин. — Показал ему унтер, его ординарец, все приемы. Генерал решил повторить. Говорит:

— Забудь, братец, что перед тобой генерал. Командуй мне как рекруту, а я сам буду такты повторять.

Унтер и рад стараться. Как заорет, выпучив глаза от усердия:

— Слушай! Смир-ноооо!

Генерал стойку принял, а унтер ему со всем своим рвением:

— Да ты пузо, пузо-то убери, а не то я тебя!..

Симборский оторопел. Обиделся.

— Ну, братец, ты в самом деле не того…

Унтер мигом тон сменил и ласково так:

— Пузики, животики подберите, Ваше Превосходительство!

Снова штабную комнату сотряс дружный смех.

— Ступайте, Константин Спиридонович, представляйтесь генералу! И помните: токмо уповая на ваше незлобие, ждем и надеемся!

Я отправился на квартиру Симборского. И с порога понял, что офицеры были недалеки от истины, когда расписывали ужасы генеральского рвения.

— Да знаешь ли, каналья, что ты сделал?.. Ты целую одиннадцатую роту спалил!.. Каторги тебе мало за подобное смертоубийство… Пошел вон, Буанопартово отродье! Пока не родишь мне целую роту, не смей показываться…

Генерал антимонии разводить не привык. Распекал своего денщика так, что стекла дрожали. А за что? Оказалось, бедняга за ночь спалил чурки в печи, согревая командирскую квартиру. Чурки те были непростые. Настоящие солдаты армии Урфина Джюса. С ними Симборский производил всевозможные эволюции для изучения под присмотром адъютанта строевых учений.