Владимир Чистяков - Попадают по-разному (СИ)
— Так! Вон там, у излучины чьё поместье?
Сидит рядом с ней верхом. Вроде храат, и не самый мелкий. Только с генеральским наплечником и чисто выбритый. Я к чистоте во всём привыкла, но тяга мужчин за линией отращивать бороды и звериные гривы, да ещё и не всегда следить за наличием насекомых в них. Омерзение, и ничего больше.
Этого в лесу поймали. Чего он там солдатам наговорил, что они к Госпоже привели, а не там же в лесу и прикопали, узнала только после. Оказывается — наш лазутчик. Давно жил в храатстве. Сама Чёрная Змея его знала. Ждал похода. Вот и дождался.
Госпожа несколько дней уже только с ним и советуется что здесь и где.
— Храата самого. Охотничий домик или что-то вроде. Укреплений нет. Хотя всякого ценного возили туда немало.
— Что же он такой кус себе отхватил? Или жадность просто?
— Не думаю. Сам там не был, но храат ездил туда довольно часто. Только с самыми близкими из придворных.
— Так! Осень! Бери третью сотню из охраны, и живо туда. Осмотритесь, что и как, да и проследите, что бы и тут петуха не подпустили. Нам же тут ещё зимовать может придётся.
— Так точно! Орудия брать?
— А то не настрелялась. Одно. Чую, оно там не понадобится.
— Пусто! Ворота настежь! — докладывает разведчик.
Подъезжаем. По сторонам от ворот конюшни. Пустые. Псы не беспокоятся. Сторожевая армейская бегать не очень любит, нюх отменный и глотку любому вырвет. За конюшнями — ещё одни ворота, изящной фигурной ковки. По-моему, нашей. Дальше парк начинается. Деревца подстриженные, стены из зелени, статуи стоят. Всё, как у нас в больших дворцах. Другое дело, я такое больше на картинках видала. Не любит Верховный во дворцах жить.
— Спешиваемся. Идём цепью. Собак вперёд пустите.
Почти у всех солдат пистолеты в руках. Замечать уже стала — новое оружие коннице очень нравится. Иные говорят, клинки они теперь больше для красоты таскают. Хвастают — про конницу храатств много чего говорили. Кое-кто им в одежде и сбруе подражал. Мне вдвойне смешно. В приграничье, да и в столицах хватало мастеров самых разных специальностей, работающих на вывоз и хорошо разбирающихся, что за Линией нравится, а что нет. Военные модники, подражавшие храатам, подражали нашим кузнецам.
Дошло до дела. Пока только кавалерийские сшибки довольно серьёзны. Потери же — сорок и даже сто к одному, если солдатики не врут перед нами красуясь. Да не врут, похоже. Эта сотня довольно часто в разведку ходит. Из строя выбыло двое, и то не от ран, а от отравления.
Пока, похоже, ничего интересного. Просто загородный парк. Ненавидя безбожников, верховный храат стремился жить как они. Неудивительно, попов-то с нашей стороны линии повышвыривали. Они тут безбедно жили. До Первой Войны Верховных.
Знаю, некоторые старики шутили: «родился — Верховные дрались. Помирать скоро — они всё дерутся». Что же, умереть вы теперь спокойно можете. В других краях бои гремят.
— Хорошее местечко!
— Ты к чему, сотник?
— После нас разнести могут.
— Пусть разносят.
— Коням под крышей лучше. Зимой особенно.
— А, ты об этом. Уходить будем — сотенный знак на воротах нарисуем, чтобы другие не заняли. Только. Сам-Знаешь-Кто парки такие не любит.
— Зато, она любит когда лошади сыты и здоровы.
Неподалёку пёс гавкнул. Нашёл что-то неопасное, но непонятное и зовёт. Десяток солдат стоят кругом. Расступаются, пропуская нас.
На земле лежит мёртвая девушка. Моих примерно лет, даже младше. Бархатная курточка отделана золотом. Шапочка такая же. Белые широкие штаны местного покроя, всё не выучу, как они называются.
Ну, и главное, от чего даже сердце ёкнуло. Девчонка просто невероятно красива. Ещё в глаза бросилось — серьги, браслеты, всё при ней.
Ран не видно, но я догадываюсь, что с ней. Будь рядом Динка, уже бы хихикала:
«Осень, смотри, просто твой удар!»
— Такая красивая! — почему-то вполголоса выражает один из солдат общее мнение.
— Переверните!
Так и есть! Кинжалом со спины, точно в сердце, ещё и гранёным. Она даже испугаться не успела.
— Богатая была… — замечает кто-то.
Я не обольщаюсь. Ни будь меня рядом они бы уже делили украшения, да и одежду. Денег, особенно, здесь стоит немалых.
— Давно убили?
— Ночью. Может, даже утром.
— Непонятно тогда. Как к ним не относись, своих женщин они стараются защищать. Тут город рядом. В скольких поместьях были. Хозяева почти всюду сбегали. А эта словно о войне и не знала.
— Может, не местная?
— Как она сюда попала?
— Похитили. У нас.
— Если и похитили, то не у нас. — показываю на левую руку, — Что видишь?
— Ничего.
— У тебя, что, матери не было?
— И сейчас есть.
— Повезло. Она браслета не носит?
— Носит. — и замолчал. Понял.
— Смотри, лицо какое ухоженное. Глаза накрашены, брови подведены, помада, пудра. Это всё не быстро делается. Она тут жила. Дальше ищем.
Из другого десятка солдат подбегает.
— Там домики дальше. Маленькие и один большой. И там таких, — кивает на лежащую, — много нашли.
— Сколько?
Слышу приглушённые смешки. Знаю, над моей страстью к точным цифрам беззлобно посмеиваются.
— Не всё осмотрели, но человек двадцать точно.
Мертвецов видела уже достаточно. Убивала сама. Но те разы так не коробило. Одно дело наёмного убийцу пырнуть, или кавалериста пулей из седла выбить. И совсем другое дело здесь.
— Их отравили.
— Вижу. Только непохоже, что их заставляли это пить.
— Ту, во дворе зарезали.
— По дороге просто попалась.
Из бокового коридора выходит солдат.
— Там они жили. Ещё двое. Похоже, больных в постелях зарезали.
— Тут служанки должны были быть.
— А они и есть. Во внутреннем дворе. Поколоты.
— Убегали?
— Мне показалось, почти все сами под удар подставлялись.
— Совсем тогда ничего не понимаю. Так, скачи к Госпоже, доложишь, что видел. Пока ответа не пришлёт, ничего тут не трогать. Тел в особенности. Сотник, пошли комнаты поглядим.
Если честно, мне просто страшновато в одном месте с мертвецами.
Обставлено тут всё… Не сказала бы бедно, но и до роскоши настоящей не дотягивает.
— Смотрите, тут такая же книга!
Протягивает средних размеров в кожаном переплёте. На обложке вытеснен иероглиф «Книга». Что за бред?
Листаю. Ну точно, священные тексты почитателей казнённого. На всякий случай проверяю бумагу. Судя по знакам — с наших мельниц. Госпожа чем больше находит вещей, сделанных у нас, тем веселее становится. Любимое выражение в последние дни: «насколько же я их переоценила!»
— Может, тут школа какая у них была? Некоторые ещё дети совсем.
— Школа! — смеюсь, ибо тишина бьёт по ушам.
Школа… Чтобы сотворил Безглазый, возьми он замок? Одного взгляда в лицо казначея без маски достаточно для понимания. Но здесь произошло что-то другое. Никакого вражеского нападения не было.
— Здесь не могло быть школы. От слова совсем, — поднимаю книгу, — они считают, женщинам, для жизни достаточно здесь написанного. Да и вообще, чтение разлагающе для слабого женского ума.
Швыряю эту мерзость в угол.
— Сюда подойдите.
Столик с зеркалом и всякими пудрами да помадами. Сотник откровенно ухмыляясь, протягивает мне флакон для духов. Нашей работы.
— Кажется, догадался, чему их тут… учили. Знал бы раньше — коней бы загнал, а девочек бы спас.
Рассматриваю флакон повнимательнее. Сотник смеётся почти не таясь.
— Знаете, что это такое?
— Настойка красного корня.
— Для чего применяют?
Ухмыляюсь в лицо.
— Чтобы стоял и не падал.
Обескуражен.
— Не думал, что вас ещё и этому учат.
— Ну, так ведь не самое ненужное в жизни умение. Там ещё такое есть?
— Да.
— Всё равно, непонятно, зачем их поубивали?
— Согласен, глупо. Где солдат много, неважно по какую сторону стены, могли бы подзаработать.
— Что-то мне подсказывает, ты бы им платить не стал. Не Весёлый квартал в столице.
— Они даже для лучших домов этого квартала слишком хороши.
— Были.
— Пусть были. Город возьмём — будем знать, кого искать.
— Смотри, на Госпожу в плохом настроении нарвётесь — навсегда о таких поисках позабудете.
— Она сейчас весёлая.
Десятник вбегает.
— Ещё одну нашли. Живую!
— Пошли, глянем.
— Не стоит.
— Так! Веди быстро, гляну, что творите!
— Да ничего такого. В выгребной яме пряталась. Мы её моем, а то вид такой — помойный свин и то бы побрезговал.
— Кто и чем побрезговал бы? — раздаётся голос Госпожи.
Десятник объясняет, Госпожа, слушая вполуха оглядывается по сторонам. Генерал-лазутчик невозмутимостью напоминает старую храатскую статую. За столько лет среди них навидался и не такого.
