Дмитрий Галантэ - Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2
Мы долго молчали, прибывая под впечатлением от увиденного. Это сейчас я описываю события, произошедшие с нами в шутливом тоне, а тогда я чётко осознал, что шутки шутками, а можно и жизни лишиться на полном серьёзе! Что пока никак не входило в мои планы, равно, как и стать калекой от какой-нибудь шальной стрелы, так как я обещал своей горячо любимой супруге дожить до глубокой старости в целостном виде и умереть с ней в один день. Это ещё хорошо, что у нас с Джорджиусом всё так удачно и бескровно получилось, а как у других групп, посланных с подобными заданиями и ушедших одновременно с нами? Быть может, кто-то из них сейчас находился среди сражающихся?
Будто читая мои мысли, Дормидорф заорал, перекрикивая вой и свист ветра в ушах:
– Наших там быть не должно!
– Почему это? – заорал я в ответ.
Он придвинулся поближе и уже более спокойно пояснил:
– У нас такое правило: стараться не вмешиваться и не принимать участие в вооружённых конфликтах диких племён. У них ведь как? Да порой не разберёшь, кто прав, кто виноват, и из-за чего весь сыр-бор! Бывает, каждая сторона права по-своему или не поделили просто какой-нибудь пустяк, и на тебе, уже бойня! С сегодняшним случаем дело обстояло по-иному! Сейчас мы имели удовольствие наблюдать, как дикари нападали на нормально эволюционирующее племя! И это было сразу видно по их экипировке! Да ты и сам наверняка заметил. Обычно такое бывает из-за желания захватить чужую территорию. Мало им всё, видите ли! Спасибо Агресу, и доброе дело сделали, и нам за это ничего не будет, ведь никто ничего не узнает, если только птеродактили не растрезвонят.
Дормидорф, естественно, хорошо отблагодарил Агреса за помощь, полночи кормил его шашлыками из форели, заказывая её у бедной, явно перерабатывающей в тот день скатерти. Агрес давно мечтал отведать этого славного кушанья, ну, хотя бы немножечко, вот и попробовал. Наверное, полреки рыбы умял, зато остался очень доволен. Его «немножечком» можно целую деревню накормить до заворота кишок! А мне шашлык из рыбы не нравится. На мой взгляд, шашлык должен быть из мяса, а из рыбы пусть лучше будет ароматная и наваристая уха или, если обжарить её в сухарях, так тоже просто объедение, а вяленая или копченая порой вызывает у меня внеочередной и неконтролируемый приступ голода.
Прилетел ворон, также находившийся под впечатлением от увиденного, всё приставал к нам, делясь эмоциями. Приставал до тех пор, пока Дормидорф не дал ему ответственное и конфиденциальное задание: лететь опрометью к Юринику с Дорокорном и нещадно пресекать любые попытки споров между этими двумя уже далеко не юношами, но солидными мужами. Если они вдруг случайно зацепятся языками, то Коршану следует уничтожать на корню все споры ещё в зародыше, используя присущую врождённую мудрость, смекалку и сознательность. А потом обязательно навестить Корнезара, да там и оставаться, чтобы ему не было скучно и одиноко. Если же вдруг случится так, что нам срочно понадобится мудрый совет умного ворона, то мы его обязательно вызовем, свистнем погромче, и тогда он сразу прилетит к нам. Ворон послушно, с самым деловым видом улетел выполнять возложенную на него высокую миссию.
По моим скромным подсчётам, при средней скорости около восьмидесяти километров в час мы должны были пролететь приблизительно около двух тысяч километров.
– Как же далеко мы забрались! – негромко высказал я вслух свои мысли.
Дормидорф, услышав мои слова, сказанные самому себе, очень порадовал меня ответом:
– Да и дальше бывало! Но не переживай, ещё немного, и мы на месте, следующей посадкой уже будет Опушка Сбора, мы на подлёте. А потом проводим тебя, если захочешь, к пограничной дыре, через которую ты проник в наш мир. Мне кажется, что ты и так задержался у нас для первого раза, небось соскучился уже по дому, по семье, по псу своему?
– Конечно, соскучился, – отвечал я, – но и отсюда уходить не хочется, привык я к вам. А дома что? Не успеешь только туда попасть, как через каких-нибудь пару часов, если не раньше, захочется вернуться обратно.
– Да, бывает! Но всё зависит в большей степени от тебя самого. Старайся ценить, что имеешь, и не разрушай то хорошее, чего уже достиг, а напротив, пытайся всеми силами его преумножить. И сразу жизнь покажет тебе много интересней, заиграет новыми красками. А потом, кто тебе мешает вернуться сюда в любое время, как только сам того захочешь? Всегда милости просим, как вылезешь из дырки, так сразу обратись мысленно ко мне, и я тебя всенепременно встречу, или пришлю кого-нибудь и обязательно дам знать, где я нахожусь, сам тогда меня найдёшь.
– Ладно, договорились, это очень хорошо, что в моём мире никто не заметит моего отсутствия, надо же, уже больше месяца прошло, как я за грибами отправился!
– Да, – согласился со мной Дормидорф, – время бежит незаметно, особенно, когда занят полезным делом.
В таком духе мы беседовали некоторое время, пока к нам снова не залетел «на огонёк» приставучий и бесцеремонный Коршан. Не успев толком приорлиться, он обиженно заявил:
– Ну не могу я их остановить! Авторитета у меня не хватает, что ли! Всё спорят да спорят, как малые дети! Вот и меня послали… к вам и даже подальше. Да мне и самому интересно, когда мы прилетим-то? Дорокорн говорит, часа через два, Юриник – через четыре, как минимум. А на самом деле через сколько, кто-нибудь ведает о том?
Дормидорф с улыбкой ответил:
– Ты ещё не знаешь? А все знают. Если Юриник говорит одно, а Дорокорн другое, то суммируй их данные и смело дели пополам, вот и получится правильный ответ. Истина у них всегда находится где-то посередине, потому они так удачно и дополняют друг друга.
Ворон быстро всё подсчитал и сказал:
– Значит, через три часа я, наконец, смогу слегка перекусить и вздремнуть минут по сто на каждый глаз.
– У тебя что, глаза спят по очереди? – удивился я, а сам параллельно с этим пытался вспомнить, говорил я Дормидорфу про своего пса или нет? Если нет, то откуда он знает, что кроме как к семье, меня может тянуть ещё и к собаке? Причём он назвал его именно «псом», а я почти всегда именно так его величаю, когда вспоминаю. Опять эти дормидорфовы штучки с подслушиванием моих мыслей!
А ворон, тем временем, загадочно улыбаясь, снисходительно пояснил мне:
– Ну, конечно, нет, какая у моих глаз может быть очередь, я ведь тебе не какой-то дельфин, а человек! Это я так сказал, для поддержания беседы, чтоб вам не скучно было.
Ворон остановился на полуслове и подозрительно задумался, а мы с дедом переглянулись. Непонятно, ворон проговорился несознательно про человека или вспомнил что? Нет, похоже, просто сказал и сам не понял, что именно, ляпнул по старой привычке, оговорился. Но Дормидорф решил не давать ворону опомниться, ему было крайне вредно долго думать.
А потому дед бесцеремонно оборвал птицу-говоруна:
– Нечего тебе её поддерживать, эту беседу, лети-ка лучше, касатик, к своему другу Корнезару, узнай у него, как дела, спроси о здоровье, поинтересуйся о планах на будущее, словом, расшевели его, чтоб он не грустил лишний раз. Ему это вредно, понимаешь, категорически противопоказано.
– Вот дождался, дожил, и вы меня посылаете… куда попало, что же это за день такой, ну все кругом меня посылают! – недовольно пробурчал ворон, но всё же послушно отчалил от нас.
Он полетел выполнять рекомендации, полученные от Дормидорфа, с явной неохотой, подчиняясь лишь настойчивой просьбе, чего раньше никогда бы не могло с ним случиться.
– Человек он, а не дельфин, ворона серая! Вот ведь какая надоедливая птица! – сказал Дормидорф вслед улетающему ворону, и это выглядело, как плевок в спину, а затем пророчески добавил: – Вот помяни моё слово, он так просто нас сегодня в покое не оставит, теперь придётся с ним валандаться до скончания века. И ещё этот блаженный Корнезар, тоже фрукт ещё тот. Нет, надо мне серьёзно браться за их воспитание. Ох, надо!
Затем некоторое время мы летели молча. Я уже начинал жалеть, что мы отправили ворона, хоть какое-то развлечение было.
И вдруг Дормидорф указал рукой вперёд и, возбуждённо заёрзав на месте, обеспокоено сказал:
– Смотри-и! Видишь?
Я внимательно поглядел в ту сторону, куда он указывал, но к своему глубочайшему сожалению, ничего особенного не увидел, о чём и не преминул сказать ему расстроенно, так как надеялся немного поразвлечься сам, а не развлекать скучающего дедульку:
– Ничего я не вижу. А что, по-твоему, я должен там увидеть? Небеса, как небеса, леса, поля – это я прекрасно вижу, ну и что тут особенного? На что смотреть?
Дормидорф удивлённо покосился на меня и сокрушённо проговорил, артистически с досадой разводя в стороны руки, при этом ещё сильнее растопыривая ноги, чтобы не свалиться:
