Александр Конторович - Реконструктор
— А мы? Или ты забудешь своих товарищей?
— О чём ты говоришь?! — возмущаюсь я.
Действительно, положенные мне сигареты я отдаю им, а они за это тоже не остаются в долгу и помогают мне как-то вспоминать те события и факты, которые по их мнению, я просто обязан знать. Да и много чего другого, в моем положении весьма полезного, они мне тщательно растолковывают и объясняют.
Слова у главврача с делом не расходятся, и уже на следующий день я топаю вместе с другими счастливчиками на станцию — встречать эшелон. Нас пятеро. Четверо солдат и санитар, который командует всей группой. Одного из своих попутчиков я уже знаю, это словоохотливый и неунывающий Ганс Циммерман, зенитчик. Его тоже контузило бомбой, аккурат в тот же самый день, что и меня. Вот только выздоровление у него идет куда быстрее, осколки бомб обошли Ганса стороной. Не за горами тот день, когда его выпишут в часть. Он старожил в нашей команде, по-дружески шутит с санитаром и чувствует себя превосходно. Ещё одного своего сокомандника приходилось встречать на перевязках. Это прямая противоположность Циммерману — крепко сбитый Франц Кегель отличается редкой молчаливостью. Рослый, на полголовы выше любого из нас, и невероятно сильный (я видел, как он в одиночку, плечом, выталкивал из лужи застрявшую легковушку) он обычно не участвует в наших разговорах, а молча сидит в сторонке. Что-то у него на душе такое есть… Его слегка побаиваются и стараются не задевать своими шутками. Даже наши записные остряки не рискуют оттачивать свои язычки на молчаливом баварце. Четвертого солдата я не знаю. Он впервые появился на построении, молча выслушал пояснения санитара и, не говоря ни слова, пристроился позади меня. Тоже, видать, молчун…
Задание у нас сегодня простое. Ближе к обеду должен подойти поезд, на котором нам (то есть, госпиталю) привезут медикаменты и продовольствие. Всё это нужно перегрузить в автомашину, после чего мы можем топать восвояси. Собственно говоря, это даже не наше дело — чего-то там грузить. Но Ганс, который всегда в курсе происходящего, рассказал нам, что последнее время в прибывающем грузе постоянно чего-то не хватает. То бинтов, то нескольких упаковок с лекарствами… Не исключено, что их уворовывают где-то по дороге. Но, вполне может быть, что и на станции.
— Вагоны охраняет местная полиция, — сплевывая окурок в сторону, говорит Циммерман. — Те ещё субъекты, я их и за свиньями ходить бы не приставил. Глаза вороватые, морды угодливые… мусор!
— Так отчего же им доверяют? — искренне удивляюсь я. — Поставить наших солдат — и всё! Не станут же они красть у своих товарищей?
— Хм… Ну… это ещё как сказать… Всё равно — их нет! Людей мало, фронт загребает всех! Вот и приходится нам доверять этой сволочи…
Направляясь на станцию, мы имели все шансы опоздать к обеду. Но не слишком на этот счет переживали. Здесь была своя кухня и там наши команды обычно подкармливали. И весьма недурственно! Ещё бы — через станцию шло множество грузов, в том числе и продовольствие. Поэтому, здешняя кухня была весьма неплохой. Но, помимо этого, нам всё-таки выдали и паек, положенный по такому случаю. Не бог весть что, консервы, но и это пришлось очень кстати — их можно сменять на курево. По правде говоря, меня эта перспектива не воодушевляла, сигарет в запасе и так хватало, но… от голода я пока не страдал. А курево являлось неплохим подспорьем в любой беседе.
Вопрос с погрузкой продовольствия решили быстро. Пяток сигарет — и железнодорожники помогли нам перекидать ящики и бочки в кузов грузовика. Фыркнув на прощание дымом из выхлопной трубы, машина укатила в госпиталь. Теперь — ждать. Пока она доедет, выгрузит продовольствие — а тут уже и обед! Раньше, чем через два-три часа, она назад не придёт. И очень неплохо! Ибо медикаменты занимали в кузове гораздо меньше места, и мы вполне могли рассчитывать на то, что назад поедем как приличные люди — на машине! Так жить можно! Настроение у всех приподнялось, и даже молчаливый Кегель выдавил из себя по этому поводу пару слов.
Воодушевлённые этим, мы бодро направились к вагону с медикаментами — надо было прикинуть фронт будущих работ. Вагон этот стоял на отшибе и требовалось прикинуть — подойдёт ли туда грузовик? Или вагон надо будет перегнать поближе к погрузочной платформе? За оставшееся время эту задачу вполне можно было решить. По пути от нас откололся Циммерман с санитаром — пошли менять консервы на сигареты. Они тут почти что старожилы, Ганс служил именно здесь и знает тут каждую дыру. Оттого и все обменные операции происходят в его присутствии, так выходит гораздо быстрее и выгоднее.
Старшим в нашей тройке остался Кегель. Пройдя по путям, мы подходим к вагону. Он здесь не один, рядышком стоят ещё несколько. Неподалеку от них прохаживается какой-то местный в черном пальто и с винтовкой на плече. На руке у него белая повязка. Ага, так это, стало быть, и есть — местная полиция? Н-н-да… видок у него… прав был Ганс, такому типу — и свинарник доверить? Да ни за что!
Франц молча указывает ему рукой в сторону, и тот послушно отходит от вагонов. М-м-да… знают тут старину Кегеля! И, надо полагать, с самой серьёзной стороны.
Беглый осмотр подтверждает самые неутешительные прогнозы — машина сюда не пройдёт! А таскать груз вручную — мы всё-таки выздоравливающие, а не наказанные за проступки штрафники!
— Магнус, — поворачивается Франц к третьему нашему спутнику. — Нужен паровоз.
— На станции их нет, — лаконично откликается тот.
— Тогда пусть этот охранник пригонит сюда пару десятков человек из местных — они оттолкают вагон поближе к разгрузочной платформе.
— И где он их возьмёт?
— Не моё дело. Отыщет где-нибудь…
Магнус пожимает плечами и идет за полицейским. Как и что он там ему объясняет, неизвестно. Но спустя пару минут они оба направляются к станционным зданиям — договорились.
Здоровяк молча показывает мне рукой на скамейку — надо полагать, на ней раньше сидел караульный. Присаживаемся, нам спешить пока некуда. Кегель вытаскивает сигареты и закуривает. А я достаю из кармана галеты, не сидеть же просто так?
Тихо…
Даже не верится, что где-то там, совсем недалеко, сейчас идет война. Грохочут разрывы и падают на землю наши товарищи. Мы не говорим о ней, эта тема — негласное табу в наших беседах. Обсуждаем всё — дом, знакомых девушек и чьих-то жен. Собак и кошек. Делимся планами на будущую жизнь и прикидываем какой она станет после войны. Но никто не рассказывает о том, что ждет его в окопах. Да и мне тоже как-то не по себе от мысли, что очень скоро наши вечерние разговоры будут вспоминаться как что-то совсем невероятное. Спокойные разговоры в дружеском кругу, где нет нужды прятать голову от пуль вражеского снайпера. Не нужно торопливо задувать зажигалку, опасаясь зорких глаз чужого артиллерийского наблюдателя. Мы и о русских не говорим. Никто не хочет вспоминать рукопашные схватки и блеск ножа перед глазами, когда в твой окоп ночью прокрадутся их разведчики. Ложась спать, мы раздеваемся и вешаем форму на спинку кровати — на фронте такая роскошь просто немыслима. Мы просто живем — живем каждым этим днем…
Но всё же действительность постоянно прорывается к нам. Когда привозят новых раненых, и санитары тащат их на носилках в дом. От них несет порохом и кровью, и лежащие на них люди в бреду ещё отбивают вражескую контратаку. Когда появляются над нами чужие самолеты, и мы слышим лай зенитных пушек неподалеку. А после этого со станции привозят новых раненых. Иногда, помогая санитарам разбирать вещи вновь прибывших, мы обнаруживаем в них застрявшие осколки. Для их сбора у нас на складе стоит железный таз, и порою он бывает заполнен почти на треть или наполовину. Война напоминает о себе каждый день. Я плохо помню свои воспоминания, в них только хриплые, плохо различимые команды и выстрелы — много выстрелов. Мы постоянно куда-то бежим, иногда едем — но все, как в тумане. Совсем не помню артподготовки, странно, все ребята вспоминают русскую артиллерию самым недобрым словом. А вот мины запомнились. Собственно говоря, не сами они, а то, как мы постоянно смотрели под ноги, опасаясь неприятных сюрпризов. Товарищи говорят, что русские — большие мастера по этой части, им верить нельзя! Можно ожидать любой неприятности. Рассказывают, что иногда, по непонятным причинам взлетают на воздух дома, мосты и различные объекты — в них, оказывается, заложили мины с часовым механизмом! Кто знает, может быть и под нашим домом сейчас тикает адская машина?
Металлический лязг!
Мы с Францем одновременно поворачиваем головы на звук. Это наш вагон, тот, что с медикаментами. Именно его охранял полицейский. И именно оттуда прилетел звук — кто-то что-то уронил…
Поднимаемся на ноги — это надо проверить! Оружия у нас нет, его не выдают выздоравливающим, но пудовые кулаки Кегеля — весомый аргумент! А я подбираю с земли увесистую палку, ей тоже можно врезать по первое число.
