Александр Конторович - Реконструктор
«…Руку неправильно держишь! Не в сторону затвор тяни, а ладонь к цевью прижимай! Пусть она у тебя вдоль винтовки скользит, тогда увод от цели минимальный будет. И стволом не маши, это не коса…»
А это откуда?
Не помню…
Перед глазами что-то белое. Несколько минут тупо пялюсь туда и только потом соображаю — потолок! Стало быть, если повернуть голову, то увижу стену? Попробуем…
Да, стена тут имеется. И потолок не очень-то высокий. А из стены торчат какие-то деревяшки. Это… черт, не помню, как это называется.
— Oh! Erholt?
— Nicht wirklich… — срывается у меня с языка. Да, я пришел (приполз?) в себя. Хотя и не уверен в этом окончательно.
В поле зрения появляется мужик в белом халате. Лет сорок. На носу очки в круглой оправе.
— Ihnen sagen?
Могу ли я говорить? Ну… отвечал же только что?
— Ja… was ist passiert?
Хорошо бы узнать, что же стряслось, наконец?
— Ihr Kolonne kam unter eine Bombe. Du hast Gluck, erwischte einfach!
Ага, под бомбы мы попали. Мы — это кто? Легко отделался? Ну, это ещё как сказать — ног и рук не чувствую совсем. Пробую пошевелить пальцами правой руки — есть! Левой… опа, в плечо отдаётся! Стало быть, туда прилетело. Ноги — тут хуже, болят обе. Не ходок…
— Nicht zu Grenadier ubersturzen! Da der Allmachtige dein leben verlassen hat, ist es eindeutig nicht fur sie sturzte und fiel aus dem bett!
Нет, спешить я не собираюсь, тут дядька прав. И падать с кровати тоже не хочу. Вполне разделяю оптимизм собеседника, относительно всевышнего и не собираюсь его разочаровывать. Кого? Да их обоих! И господа Бога, и своего собеседника.
— Gut! Hinlegen und an starke gewinnen! Ich werde dir den Hauptarzt berichten.
Ладно, лежать — так лежать. Последую совету и стану набираться сил. А там и главный врач удостоит меня своим визитом…
Но сей уважаемый дядя, судя по всему, был занят и навестить меня не спешил. Вместо этого, в палату подселили ещё двоих пациентов, благо, в сознание я пришел, и полного покоя более не требовалось. Комнатка оказалась небольшой, а то впихнули бы и четвертого.
Одним из подселённых оказался говорливый башенный стрелок-танкист Вилли Баум. Он так представился сразу, стоило санитарам затащить его носилки в палату.
— Hallo Kameraden! Ich bin PechWilli!
— Warum Mann?
— Im zwei Jahre Dienst bin ich ins Krankenhaus zu dritten mal?
Хм, надо же — «невезучий Вилли»! За два года загреметь в госпиталь трижды — тут кто угодно станет в затылке чесать… понимаю этого парня.
Первый раз его придавило танком при погрузке — лопнул трос и тяжелая машина качнулась вбок. Итог — месяц на больничной койке.
Второй раз повезло совсем уж невероятно — снаряд пробил броню и отправил на тот свет почти весь экипаж. Посчастливилось только Бауму — получил ранение в ногу.
И в этот раз он отделался от костлявой просто чудом — успел выбраться из горящего танка, оставив за спиной троих покойников. Слегка обгорел — ноги, малость оглох, но жизнерадостности не утратил.
Беседуя с ним, я всё время пытался вспомнить хоть что-нибудь о себе. Безрезультатно. Окружающие говорили, что в моей речи слышен баварский диалект. Я не спорил — им виднее, они-то памяти не теряли. Первое время я говорил мало, с трудом подбирая слова, потом освоился, голова заработала лучше. Так что больше не приходилось напрягать голову, подыскивая нужные слова.
По моей просьбе, санитар принес форму, в которой меня нашли. Точнее — её остатки. Брюки превратились в рваные тряпки ещё при перевязке. Оставался китель и шинель. Принесли китель. Перебирая в руках зажигалку, складной саперный резак (отчего-то я знал, что это именно он) и прочие немудрящие предметы, я силился натолкнуть себя на воспоминания. Окружающие были уверены в том, что я солдат, точнее гренадер. Что это значило в моем положении, неизвестно. Осторожно расспрашивая санитаров, я узнал, что меня, вместе с двумя десятками таких же пострадавших, привезли с какой-то железнодорожной станции. На неё совершили налет бомбардировщики красных и перемешали там с землей около батальона пехоты и с десяток танков. Меня обнаружили около воронки и поначалу собирались оттащить к похоронной команде. Однако вовремя оживший «покойник» что-то прохрипел и унтер-офицер, командовавший спасательными работами, распорядился отнести ожившего к медикам.
И теперь я лежу на узкой больничной койке и ломаю голову над своим прошлым.
Третий обитатель нашей палаты появился в ней на второй день, к вечеру. Уже немолодой, в годах, дядька, он был ранен в ногу во время обстрела колонны какими-то бандитами из кустов. Гюнтер Шульц (так звали нашего третьего обитателя палаты) прошел уже три войны и ранен был впервые. Услышав об этом, Баум совсем расстроился.
— Везёт же людям! — он с досадой отвернулся к стене.
— Не переживай! — успокаиваю я его. — Наоборот, ты у нас везучий — кто сказал обратное? Тебя ранило уже трижды — и каждый раз незначительно! Посуди сам! Много ли шансов уцелеть под сорвавшимся танком? А взрыв снаряда внутри машины — это ли не чудо? Ты же уцелел, в то время как все прочие погибли? Так ведь?
Речь моя стала уже вполне связной, и окружающим больше не приходиться напрягать голову, пытаясь меня понять.
— Ты так думаешь, Макс?
— Да ты спроси кого угодно!
Меня уже зовут Максом, это имя — пока единственное, что всплыло из глубин моей уснувшей памяти…
Впрочем, и на нашей улице случился праздник — так долго ожидаемый главврач наконец-то снизошел до посещения нашей палаты.
Штабсарцт Магнус Фогель оказался худощавым пожилым человеком, с неприязненным выражением на холеном лице. Хотя, если верить рассказам санитаров, специалистом он был превосходным. Что называется — от Бога! Но глядя на него, в эти рассказы не очень-то верилось…
Покровительственно похлопав по плечу старину Шульца (которого он сам и оперировал), штабсарцт мимоходом осмотрел Баума и остановился перед моей кроватью. Не оборачиваясь, он протянул назад руку и взял у сопровождавшего врача историю моей болезни.
— Так… что у нас тут имеется? Физическое состояние — хорошее, выздоровление идёт нормально, даже чуть быстрее ожидаемого. Это что у нас тут? Понятно… характер полученных ранений на пригодность к дальнейшему прохождению службы не повлияет… так! Тяжелая контузия, вызванная близким разрывом авиабомбы, угу… Обрывочные воспоминания, бред… отзывается на имя Макс… Макс?
— Яволь, герр штабсарцт!
— Значит, имя ты всё-таки вспомнил? Что ещё?
— Больше ничего, герр штабсарцт!
— Потише, мы не на плацу, и я не твой ротный офицер. Что ты ещё помнишь, сынок?
— Девушек вспоминаю, герр штабсарцт. Ещё товарищей иногда, машины всякие — я их чинил…
— Ну, девушки — это понятно! Кого ж ещё вспоминать солдату? А вот твои друзья — какие они?
— Они… тоже солдаты, герр штабсарцт. Командир поручил нам что-то выкопать… и мы спорили по этому поводу… там ещё вода была, наверное, река? Окоп стало заливать водой… не помню ничего больше.
— Хм! Физически, ты вполне нормален, и в иной ситуации я бы уже через пару недель любого другого солдата направил на выписку. Но память! Как ты будешь воевать?
— Как и все, герр штабсарцт!
— Не сомневаюсь. И всё же… Лойземан! — поворачивается он к лечащему врачу. — Ваше мнение?
— Он быстро идет на поправку, герр штабсарцт. Но в подобном состоянии направить его на фронт — нецелесообразно, мы не можем предположить как он себя там поведёт. С вашего позволения, герр штабсарцт, я пригласил на консультацию оберарцта Киршбеера — он признанный специалист в подобных случаях.
— Разумно, Лойземан! Одобряю ваше решение! А… Макса, разрешаю использовать в работах по госпиталю — его физическое состояние вполне допускает небольшие нагрузки. Да и нахождение среди людей будет способствовать его психическому равновесию. Как, гренадёр, — смотрит на меня главврач, — что ты скажешь на это?
— Я чрезвычайно признателен вам, герр штабсарцт! Мои товарищи по палате, конечно, помогают мне, как могут, но, может быть, разговоры с другими камрадами действительно помогут вспомнить что-то ещё?
Штабсарцт покровительственно похлопывает меня по плечу.
— Твои раны мы вылечим, а доктор Киршбеер поможет вспомнить прошлое. Ну а во всем остальном, Макс, положимся на всевышнего — он не оставит нас своей милостью!
После ухода главврача с сопровождающими, Вилли завистливо причмокнул губами.
— Везёт же некоторым?!
— Ты о чём это? — непонимающе гляжу на него.
— Работа по госпиталю — это усиленная кормежка! Вместе с медперсоналом! Им даже настоящий кофе положен! И дополнительные сигареты!
— А-а-а… кофе — это, конечно, хорошо, но ведь я не курю…
— А мы? Или ты забудешь своих товарищей?
— О чём ты говоришь?! — возмущаюсь я.
Действительно, положенные мне сигареты я отдаю им, а они за это тоже не остаются в долгу и помогают мне как-то вспоминать те события и факты, которые по их мнению, я просто обязан знать. Да и много чего другого, в моем положении весьма полезного, они мне тщательно растолковывают и объясняют.
