Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Пятая (СИ) - Хренов Алексей

Капитан Смит вытянулся на узкой койке, заложив руки за голову, и в редкие минуты спокойствия блаженно погрузился в расчёты будущей пенсии. Он мысленно прикидывал, хватит ли ему на коттедж в Брайтоне, членство в гольф-клубе и безбедную старость, когда в дверь его каюты тихонечко поскреблись. Затем она приоткрылась с лёгким скрипом, и в неё почти беззвучно просунулась голова вестового.

— Сэр… — прошептал он, будто боясь потревожить, — Капитана просят прибыть на мостик.

Смит неохотно приподнялся на локтях, скосил глаз на часы, затем вздохнул, сел и натянул китель.

На мостике его встретил несколько возбуждённый вахтенный офицер.

— Что случилось, Джереми? — спросил он уже в дверях, когда лёгкая прохлада моря коснулась лица.

— Сэр, прямо по курсу, примерно в шести милях — грузовой пароход, суда по всему танкер. По расчётам, идёт около восьми-десяти узлов курсом на восток. Десять минут назад пересёк внешнюю границу нашей зоны контроля. Право по борту в шести милях итальянский эсминец тип «Дардо», курсом на пароход, как увидел нас прибавил ходу, очевидно, пытается произвести досмотр. Поднял «Лима» и уже минуту как стучит световым телеграфом торговцу, требует остановиться для досмотра. Пароход молчит.

(«Лима» — «Остановитесь немедленно»)

Смит молча протянул руку, и ему тут же вложили бинокль. Он поднёс его к глазам, подправил фокус и некоторое время внимательно рассматривал обстановку, сперва быстро изучив чёрный силуэт старого судна, пыхтящего на восток, потом — разгоняющийся итальянский эсминец, на мачте которого был вывешен яркий «Lima», шахматные квадраты чёрного и жёлтого.

Затем, отнял бинокль от глаз, уголки губ поползли вверх. Улыбка была не доброй — скорее хищной и почти весёлой.

— Ну-с… думаю это их новые «Маэстрале», — протянул он. — Боевая тревога! Полный вперед! Похоже, у нас появляется повод напомнить друзьям из Рима, где проходит граница джентльменского поведения. Да и нам потренироваться не мешает, — добавил он значительно тише.

Он взглянул на вахтенного офицера:

— Джереми, будьте любезны, поднимите «LIMA OSCAR».

(«LIMA OSCAR» — Это сочетание трактуется как требование прекратить нарушение.)

Прожектором отстучите на итальянца — «Британская зона ответственности. Благодарю за помощь. Прекратите попытку перехвата». Радисту, пусть продублирует морзянкой на пятистах килогерцах.

— А если они продолжат, сэр?

— О! Тогда, лейтенант, считайте нам повезло! Мы учтиво встанем между ними и дадим макароникам понять, что сегодня не их вечер. И добавим выстрелом под нос — по нашей старой колониальной традиции. — весело оскалился капитан Смит.

— Прикажете поднять к орудиям первые выстрелы?

— Поднимите! — радостно отозвался английский капитан.

Ноябрь 1937 года. Ходовой мостик танкера «Херосима», Средиземное море, между островами Лампердуза и Мальта.

Через несколько минут, когда солнце сползло ещё ниже, из точки стали вырастать очертания судна — на фоне багровеющего неба его силуэт был чётким, резким и неприятным. Тонкая мачта с антеннами, толстая или даже сдвоенная и словно заваленная назад труба, низкий борт и задранный форштевень. Итальянцы, кому же быть ещё.

Слева по курсу второй корабль, идущий почти на встречу, тоже становился всё отчётливее. Высокий борт, две трубы, по обводам — очень так же похож на эсминец.

— Надеюсь англичане, иначе нам хана, — подумал Лёха.

— Смотри! Буржуи пошли давить фашистов! — в восторге заорал комиссар. — Правильно говорил товарищ Ленин «Империализм неизбежно порождает войну»!

Английский эсминец красиво пронёсся на полном ходу в паре миль от советских и испанских воинов, неспешно пыхтящих на своей лоханке. Он резким манёвром отрезал итальянцам путь к пароходу. За кормой развевался британский флаг с красным крестом на белом фоне.

Он уверенно шёл на пересечение курса итальянца, будто давал итальянцу время одуматься и отвернуть. Английский корабль дал короткий гудок и стал заваливаться на циркуляции влево, сближаясь с итальянцем.

Лёха крепко сжал штурвал.

— Подозреваю шмон нам устроят те или другие, — наш герой был настроен скептически.

— И всё! До свидания, герой Советского Союза и его гармошка. — радостно добавил появившийся в рубке комиссар.

Эсминцы уже шли буквально борт к борту, разворачиваясь синхронно, как две собаки, обнюхивающие друг друга перед дракой. На палубах крутились орудийные башни, телеграфные лампы истошно моргали в обе стороны, флажные сигналы взмывали вверх, выбрасывая новые комбинации.

Советские воины, пыхтя и матерясь, втащили в рубку штурмана Сергеича, всё ещё малоподвижного. Его стенания про «давность лет изучения этой азбуки» и «какие флажки на подводной лодке» были немедленно и непечатно подавлены. Теперь он сидел, вооружённый потрёпанным сводом Международного сигнального кода 1931 года, и переводил вахтенные видения комиссара, стоящего на крыле мостика и вглядывающегося в бинокль в сигнальные флажки на мачтах итальянцев и англичан.

Лёхе вся сцена всё больше напоминала игру больших дядей в испорченный телефон.

— Суко, как жить… Кривая система ввода-вывода и херовый декодер, — вдруг из подсознания вылез бывший компьютерщик из двадцать первого века.

— Вон, буржуи машут! — возбуждённо орал комиссар. — Первый флаг — жёлто-чёрный, как шахматная доска! Второй — красный, но с какой-то жёлтой ху***юшкой по краю!

— Комиссар! — кричал штурман, не отрывая пальца от страницы. — Как мне работать с твоими «ху***юшками»? Это косицы? Полосы? Шевроны? Жёлтая кайма?

— Да хер его знает! — орал в ответ комиссар. — Вроде косицы! Или бахрома! Или кисточки! О! Оно шевелится! А, это красный и жёлтый, но кривой!

— Бл***ь, отлично, — пробурчал Сергеич, шумно перелистывая страницы. — Красно-жёлтый с бахромой… Ага, Первый «Лима», второй наверное, «Oscar». Человек за бортом. А вместе? А! «Прекратите нарушение». Англы послали итальяшку!

— О! — вскричал комиссар, ткнув пальцем в горизонт. — А вот и ответка! Итальянец поднял флаг — синий, с белым пятном посередине! И следом — жёлто-синий-жёлтый в длину!

— Комиссар… — уже с отчаянием в голосе проорал Сергеич. — Ну какое, к херам, пятно⁈ Там что, круг? Квадрат? Треугольник? Облако?

— Ну… белое! Посередине!

— Спасибо, — угрюмо сказал Сергеич. — Это очень помогает. Возможно, «Papa». «Мне нужен лоцман». Нахера им лоцман в Средиземке?.. А, с полосами — это же «Dela». «Держитесь в стороне от меня». А вместе: «Мальчик, пошёл на хер!» Итальяшки тоже послали — «Не мешайте».

— А вот новый! — заорал комиссар, аж чуть не вывалившись за борт. — Белый, с красными херями!

— Комиссар, бл***ь, какие хери⁈ — заорал Сергеич, отбросив книгу. — Это что, кресты? Линии?

— Такие… Хэ-образные! Как ножницы!

— «Victor»… — обречённо пробормотал Сергеич. — «Мне требуется помощь». Да ему… походу, нам тоже реально нужна помощь. Скорее всего, итальяшки требуют, что в своём праве.

— О! Англы подняли! — заорал комиссар, аж чуть не вывалившись за борт. — Квадратики! Синий, в нём белый и красный! И ещё пёстрый — синий с белым, какие-то мелкие точки!

— «Whiskey» и «November», — декодер адаптировался к политической системе ввода-вывода. — Бл***ь… Сейчас стрелять начнут!

В этот момент английский эсминец коротко щёлкнул прожектором, а потом его носовое орудие бахнуло. Видимо, холостым. Как бы удивился Лёха, увидев на расстоянии в шесть миль одинокий всплеск.

— Вот он Империализм, пожирающий сам себя! — в восторге зашелся комиссар.

Дружный флажный хаос мгновенно прекратился.

Ноябрь 1937 года. Эсминец «Бразен», Средиземное море между Мальтой и Лампердузой.

— Сэр! Мы не будем его досматривать? Простите, сэр… — второй помощник удивился так, что не смог сдержаться.

Команда только приходила в себя после манёвров на полной скорости, перепалки с макаронниками и предупредительного выстрела. И после всего этого — просто запросить у парохода позывные, маршрут и умчаться в ночь⁈