Наш дом – СССР - Мишин Виктор Сергеевич
Но переживал я все же зря. Спустя аж два месяца было объявлено на всю страну и, думаю, на весь мир о новом главе Советского Союза, Александре Николаевиче Шелепине. Я был рад, что сделал тогда трудный шаг, рад, что смог заинтересовать и убедить этого человека меня выслушать, а затем и поверить мне. Теперь же я жду одного: страна должна измениться, причем очень сильно измениться. И если этого не произойдет, я умою руки и больше ни во что не полезу. Если честно, то я до сих пор сомневаюсь, что сделал правильный ход. Откуда мне знать, что за генсек будет Шелепин. Люди знали его как человека, который мог бы им стать, но вот никто не знает, каким бы «вождем» он стал. И теперь на своей шкуре всему советскому народу предстоит это узнать. Если я был не прав, то буду виноват перед целой страной, хоть это и не узнает никто, но если Шелепин изменит жизнь людей к лучшему хоть немного, это уже можно будет считать победой. А даже если и не изменит, страна все равно теперь будет другой.
— Дорогая? — я дождался, когда Катя зайдет в кухню, и махнул рукой. — Принимай работу!
На днях мне выдали и привезли комплектующие для гарнитура. И опять произошло то, от чего я уже порядком устал. Любое дело, за которое бы я не взялся, упиралось в следующую проблему, а та в новую. Захотел гарнитур, нашел вроде материал, нет нужных петлей, начертил схему, отнес в мастерскую на заводе, отдал токарям и фрезеровщикам, сделали. Привез напиленный «ламинат», оказалось, нет тут винтов-конфирматов. Когда в той жизни столкнулся со сборкой мебели, интересовался этими винтами, но думал, что они уже были в это время, оказывается, нет. Тут все с эксцентриком «воевали», а меня он бесит. Решил токарям показать, что мне надо, не оказалось нужного резца, надо делать самому. В итоге сделал точный чертеж для конфирмата, причем сразу с головкой под шестигранник, на хрен плоские отвертки. Цинковать не стану, это еще одна проблема, пока и ее решат, времени вагон уйдет. Сделали мне первый винт, попробовал стянуть им две детали, специально принес на завод два небольших куска «ламината». Стал сверлить, вспомнил о сверле с зенковкой, чтобы под конфирмат сверлить одним, а не двумя. Начертил новую приблуду, вновь к токарям на поклон. Сделали, уж чего-чего, а по чертежу наши токаря сделать могут все, что угодно. Через день опробовал, все устроило. Итог — только для того, чтобы собрать шкафы, пришлось «выдумать» новый винт, резец для него, шестигранный ключ и сверло. Пипец какой-то. Зато как радовался сначала кладовщик на фабрике, я специально показал ему такой вариант сборки мебели, а затем и директор этой самой фабрики. Последний назвал меня плохим словом, за то, что я до сих пор не подал заявку на винт в патентное бюро.
— Это же прорыв! Ты что, не понял сам, что изобрел?
А я не понял — я знал. Только ведь я не изобретал его, а «украл», совсем скоро, через пару лет вроде как, немцы должны показать на выставке свои конфирматы, а тут мы… И плевать, что украл, позже, подумав, я решил, что директор прав. Ведь это я придумал, как его вообще сделать в нынешних условиях. Придумал, нашел решение и воплотил в жизнь при помощи токарей. А значит, можно и заявку подать. Попросил Дерунова помочь, он спихнул это на кого-то из подручных, не самому же директору завода бегать по патентным бюро?!
И вот висят на стенах, стоят под ними новые кухонные шкафы моего, ну почти, изобретения. И как-то даже радостно на душе, очередное дело, которое смог протолкнуть в жизнь раньше срока.
— Ты — молодец, я всегда это знала, — поцеловала меня жена, — поэтому и замуж за тебя вышла. Мне всегда нравилось, как ты умеешь находить решение для любого вопроса. Люблю тебя! — И это для меня лучшая награда. На хрен забываешь все эти изобретения и патенты, главное, когда твой самый любимый и близкий человек доволен тобой. Не зря живет тот человек, которого ценят за его настоящие заслуги, а не слова.
— Спасибо тебе, родная! — поцеловал я любимую в ответ.
— Пап, а мне стол новый нужен, этот такой неудобный… — Моя маленькая егоза, выскочившая из комнаты, оглядела гарнитур и тут же придумала мне новую задачу.
— Приказывайте, моя госпожа! — шутливо вытянулся я во фрунт, но тут же сграбастал дочку в охапку и закружил. Правда, пришлось тут же перестать, так как крутить ребенка в руках в кухне размером с носовой платок чревато травмами различной степени тяжести.
В конце марта меня вызвали в столицу. Ехать не хотелось, но Шелепин был тверд. Даже чересчур. Возникло подозрение, уж не собрался ли меня упечь куда-нибудь в комнату с мягкими стенами. Поехал один, предварительно оставив супруге подробные инструкции, что делать, если не вернусь через три дня или не позвоню.
— Рад, что ты смог приехать, по телефону мне показалось, что ты чем-то встревожен? — Шелепин принял меня на той же конспиративной квартире. Были здесь и еще двое, из которых лично знаком был только с одним. Новый-старый глава КГБ Семичастный крепко пожал мне руку, а вот второй человек…
— Григорий Романов, значит, это вам мы обязаны всем происходящим в стране…
— А что я такого сделал? — спросил я серьезно.
— Так что у тебя случилось, Александр? — вновь повторил свой вопрос Шелепин.
— Да ничего, в общем-то, просто своим звонком вы меня заставили задуматься, зачем я понадобился?
— Он испугался, Саша, — произнес вдруг председатель грозной конторы и попал в точку. Он всегда был прозорлив и прямолинеен, за что его и убрали, точнее, в том числе и поэтому. Известна его вспыльчивость, когда нахамил Суслову с Брежневым, когда они его специально спровоцировали, после этого его и скинули, поставив своего Андропова.
— Саша, я уже тебе говорил, повторю еще раз, — Шелепин медленно, с расстановкой начал вещать, — тебе ничего не грозит, пока жив, я всегда буду помнить, кому обязан.
— Это-то и пугает, — тихо, больше для себя сказал я, но, конечно, все услышали.
— Никто не любит тех, кому должен? — Семичастный подтвердил мое мнение о себе как об очень умном человеке.
— Я не чувствую себя тем, кто сделал что-либо для кого-то, — решил прояснить свое опасение я, — просто подумал, что могу оказаться лишним.
— Зря ты это, — Шелепин достал бумаги из папки на столе. — Вот это приказ о переводе тебя в Москву, — он показал одну бумагу. — Вот это, — следующий лист оказывается перед моими глазами, — приказ о назначении тебя главой отдела планирования при министерстве строительства и архитектуры. Тут есть еще приказы о выделении тебе квартиры, дачи и служебного автомобиля, но это уже мелочи. Это я к чему… Если человека хотят убрать, ему не станут предлагать такие вещи.
— Если убрать, а вот если хотят посадить на цепь, то поступят именно так, — уняв свои опасения, решил я играть открыто. Я не нарывался, просто тут все всё прекрасно понимают.
— Я же говорил, что откажется, — засмеялся вдруг Семичастный, да и остальные улыбались.
— Саша, ты не понял, приказ это лишь форма, я бы назвал это просьбой. Нам действительно нужна твоя помощь. Думаешь, я не знаю о твоих изобретениях, методах работы? Ты — генератор идей, а стране очень нужны такие люди, причем еще вчера. Слишком многое надо менять, а эксперименты сейчас губительны. Ты много знаешь, много умеешь, пойми, я прошу помочь, потому как ты сам начал все это. Так почему же не хочешь участвовать в процессе и дальше? Разве тебе самому не интересно изменить страну к лучшему?
— А откуда мне знать, что мои «идеи» приведут страну к лучшему? Александр Николаевич, поймите же и вы меня. Кто я? Обычный человек. Я могу что-то советовать, исходя из собственных предпочтений. Но ведь это не значит, что они — высшая инстанция. Это только мои предпочтения, не более того. Ведь кому-то они могут и не понравиться, и это еще я мягко говорю.
— Ну, у нас один человек ничего не решает, даже будучи первым секретарем ЦК. Решает Политбюро, а значит — люди. Это у вас там, в капиталистической России депутаты — богатеи. Ты знаешь состав депутатского собрания СССР? Все депутаты — представители народа в различных областях. Металлургию представляют металлурги, армию — военные, медицину — врачи и тому подобное. Решают они, а не я или кто-то из тех, кого ты видишь перед собой. Не хочешь официально работать в министерстве, но, может, останешься советником?
