Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх
– На корабль? – проговорил он с трудом. – На какой корабль?
– Уходящий через океан, – повторил я. – С южного материка на северный. На этот, значит. Ну, так было?
– Почему, – спросил он, – вы это спрашиваете?
Я сказал с досадой:
– Снова эти встречные вопросы! Не хотите отвечать, не отвечайте. Но и меня тогда не спрашивайте.
Он помялся, покосился в сторону двери и сказал совсем тихо:
– Да, я был совсем ребенком, когда пробрался на корабль…
– За двести пятьдесят лет вы не слишком выросли, – заметил я.
Он подпрыгнул.
– Вы и это знаете?
– Я многое знаю, – сообщил я скромно. – Энциклопедист как бы вот. Столько мусора в голове, но для кого-то он совсем не мусор!.. Однажды ко мне прибыла одна родственница его величества императора Германа Третьего с прямым поручением от него разыскать их сбежавшего родственника…
Я говорил небрежно и уверенно, он слушал с распахнутыми глазами и раскрытым ртом, ухватил то, что его разыскивают, но не среагировал на вскользь оброненное насчет родственника, а я нарочито повторил дважды.
– Вы убежали, – перодолжал я напористо, чтобы не дать ему опомниться и что-то возразить или опровергнуть, – чтобы вернуться позже? Или вам там что-то грозит?
В его лице что-то изменилось, самую малость, но я ощутил, что момент потерян, Агнорий, он же Лорест Виттельсбах, уже опомнился, взгляд стал острее, а сам сосредоточился, как одна великая держава после позорно проигранной войны.
– Мне ничего не грозит, – произнес он сдержанно. – Во всяком случае, здесь. Я даже не понимаю, о чем вы говорите, брат паладин. Достойно удивления ваше путешествие на южный материк… но больше я сказать ничего не могу.
– И не надо, – ответил я как можно равнодушнее. – Думаете, у меня вот прямо цель жизни вас отыскать? Три ха-ха!.. Даже хи-хи. Злорадное такое хи-хи, знаете ли… У меня делов выше крыши. Среди них даже важные как бы есть. Не считая таких пустяков, как этот самый, как его, что прилетит… ага, Маркус. Может быть, слыхали? И все надо успеть. Так что, брат Агнорий, идите и считайте дальше, сколько ангелов на острие игры и сколько можно туда еще. Только сами не подсядьте.
Он направился к двери, но та открылась раньше, чем он взялся за ручку, на пороге возник брат Гвальберт.
– Брат паладин! – возвестил он. – Сейчас наши старшие закончили совет, тебя пока отпускают… на время. Так что иди и занимайся своими делами, только шею постарайся не свернуть, тут есть желающие свернуть ее тебе лично!
Он захохотал, послушник Агнорий пригнулся и проскользнул у него под мышкой, а за Гвальбертом появился отец Леклерк, взгляд сочувствующий, кивнул, дескать, Гвальберт передал все верно.
– Ну и хорошо, – ответил я с облегчением.
Они дали мне место в коридоре, я захлопнул келью и пошел к выходу. Гвальберт сказал сзади понимающе:
– Обидно, что пряник не дали?
– Даже по плечу не похлопали, – добавил отец Леклерк.
– По морде не получил, – объяснил я, – уже хорошо. Что-то я так часто начал ходить по лезвию меча… надо бы как-то пожить тихо.
– Ну да, – согласился Леклерк, – сидя тихим вечером на травке и глядя в звездное небо, где все ярче разгорается Багровая Звезда…
Оба помрачнели, я сказал со вздохом:
– Ну, а как свернем рога Маркусу, отсидимся, отлежимся, отъедимся…
– Обязательно, – сказал Гвальберт, – если нам дадут, конечно. Тут каждый день всякие маркусы, хоть и помельче. Зато много.
– Хоть и много, – утешил Леклерк, – зато часто.
Мы направлялись через зал к выходу из монастыря, когда за спиной простучали деревянные подошвы сандалий, нас догнал Жильберт, самый тихий и скромный послушник во всем монастыре, пропищал испуганным голоском:
– Брат паладин!.. Зайдите попрощаться с аббатом!
Леклерк резко остановился.
– Даже так? Брат паладин, разворачивайся побыстрее, пока настоятель не передумал.
Я торопливо ринулся к лестнице, молчаливые монахи в приемной пропустили меня, не проронив ни слова.
Аббат Бенедарий, едва я вбежал, опустил на столешницу книгу. Глухо звякнуло, что значит переплет из металла, но это вовсе не означает, что книга старинная, как раз сейчас такие и делают, да еще, как вижу, и с замочком, плотно скрепляющим обе обложки.
Не произнося ни слова, он провел ладонью над книгой, замочек проиграл короткую мелодию, щелкнул и повис на одной петле.
Аббат сказал понимающе:
– Вижу, такое знакомо… Откуда?
– Да так, – ответил я, – снилось, наверное.
– Эта книга, – бесстрастно произнес он, – содержит тексты, как сказано в ней, дошедшие от Изначальных. И этот способ защиты… уникален.
– Только в том, – сказал я, – что открыть можете только вы.
Он кивнул.
– Быстро схватываешь.
– Другие книги могут узнавать и открываться только своим хозяевам, – продолжил я. – Так что метод этот хорош, конечно. А что за тексты?
Он посмотрел как-то странно, а голос прозвучал с непривычной для него нерешительностью:
– Текст… Ах да, тексты… Их прочесть пока не удалось… Есть желание взглянуть?
– Если не вдарите, – ответил я, – то почему нет?..
Он коротко усмехнулся, кончики пальцев легко приподняли переплет, явно из легкого металла.
Я вытянул шею, страницы желтоватой бумаги, хотя это вряд ли бумага, заполнены значками в странном порядке, который показался хаосом, потом я уловил некие законы, хотя расположены не линейно, не столбиками, и даже не по кругу, а словно бы у переписчика рука двигалась то как шахматный конь, то по диагонали, пока не упиралась в обрез, а оттуда прыгала по закону «угол падения равен углу отражения»…
Ничего общего с тем, чем пользуется человек, книга не просто древняя, а непонятно, что это вообще, но странное чувство зудит в крови и отдается в мозгах, что хоть значки и слишком просты, хотя нигде не повторяются, во всяком случае пока еще не заметил, а такое богатство говорит о несметных возможностях этой письменности, если это письменность…
Но все-таки растущая и вроде бы ни на чем не основанная уверенность, что я вроде бы понимаю, хотя еще и не понимаю, что понимаю, крепнет, и я все всматривался, потом с позволения аббата перевернул страницу, затем еще и еще.
Возможно, это любовный роман, но могут быть и подробные инструкции, как построить портал в другую галактику. Все может быть, а значки могут оказаться как буквами, так и рунами, иероглифами или математическими формулами.
Он внимательно наблюдал за моим лицом. Мне показалось, что даже дыхание иногда придерживает, чтобы не мешать, настолько я, наверное, сосредотачивался, но время текло, я только всматривался, наконец он проронил негромко:
– Вижу, ты что-то узнаешь.
– Нет, – ответил я честно, – ничего не узнаю. Но так близко!.. Что-то крутится в голове, вот-вот проклюнется, но пока это вот обидное ощущение, что уже понял, только никак не пойму, что же понял.
– Жаль, – произнес он с заметным разочарованием. – Что-то мне подсказывало, что ты эти значки видел… Или увидишь? Эх, возраст, все путается в голове… Иногда что-то вроде бы вспомнишь, а потом оказывается, через несколько лет в это самое вляпываешься… Хорошо, брат паладин, ты посмотрел и запомнил, вижу по твоему лицу. У тебя хорошая память, верно?..
– Не жалуюсь, – ответил я скромно, как положено христианину, тем более монаху.
– Тогда тебе это пригодится.
– Может быть, – сказал я, – когда-то и.
Он протянул руку, я поцеловал с поклоном.
– Спасибо, святой отец.
За дверью переминаются с ноги на ногу отец Леклерк и брат Гвальберт. Сразу прервали разговор на полуслове и бросились ко мне.
– Ну?
Я прошел чуть, еще не придумав, что сказать, хлопнул себя ладонью по лбу. В последнее время этот жест мне начинает удаваться все лучше, словно озарения пошли одни за другим, как гуси к озеру.
– Стоп-стоп… Однажды я побывал у одного аскета…
Леклерк спросил настороженно:
– Это ты к чему?
– Да все о Маркусе, – ответил я со злостью. – О чем бы ни думал, он постоянно влезает. А тот аскет, говорят, знает все на свете.
– И как победить Маркуса – знает? – спросил брат Гвальберт живо.
– Об этом я и подумал, – признался я.
Леклерк усомнился:
– Неужели такие существуют?
– Возможно, – ответил я уклончиво. – За четыре тысячи лет жизни, наверное, можно чему-то научиться.
– Четыре тысячи, – проговорил он шепотом. – Это же сколько у него грехов…
Я пробормотал:
– Главное, баланс, а не количество того или иного, но… не хочу вдаваться в дискуссии, а то вдруг стану умным. Ехать надо, а не умничать! А то кто знает, вдруг пятую тысячу не осилит…
Они разом остановились у выхода во двор, это показалось странным, потом я вспомнил, что многие из монахов просто не могут покидать Храм, не имеют права, что ли, или не права не имеют, а что-то другое, более серьезное.
Из будочки у ворот вышел Жак, огромный и улыбающийся.
