Ронин (СИ) - Путилов Роман Феликсович
— Очухался? Ну что, вспомнил?
— Вспомнил, вспомнил…- я попытался опереться на руку, но рука как-то странно ослабла и подломилась, я снова ткнулся лицом в пол.
— Не придуривайся…- меня схватили за шиворот и потащили вверх, так что затрещали ворот турецкого свитера: — Будешь явку писать?
— Всё, буду, буду!
— Так бы и давно. — Меня аккуратно довели до стола, усадили на стул, сунули в руку одноразовую авторучку: — Давай, пиши.
— Что писать?
— Что было, то и пиши, ну! — опер угрожающе навис надо мной.
— Ну ладно…
— Прохладно!
Через пару минут я поднял голову от бланка протокола:
— Посмотри, я правильно пишу?
— Что ты там написал. — оперативник слез со стула, обошёл стол, склонился над написанным. Толстый палец с коротко остриженными ногтями, пополз по мелко заполненным, максимально нечитаемым строкам…
Кто-то снисходительно ухмыльнется, мол что, спекся Громов, не на долго тебя хватило, а я вам, господа скажу — на любую силу есть другая сила, и в рукопашную с этим «Кассиусом Клеем», который кроме злости ко мне, за то, что его, как самого младшего в группе «убойщиков» выдернули среди ночи, ничего нет. И этот молотобоец, ненароком, если я буду продолжать упираться, к утру меня или забьет, либо лишит здоровья, до такой степени, что я буду всю оставшуюся жизнь работать только на таблетки, а оно мне надо?
— Ты что там написал? — отпихнув меня плечом, хозяин кабинета наклонился еще ниже, и тут уже я схватил его за ворот свитера, прижимая к столешнице, а вторая моя рука похотливо скользнула вдоль мясистых «булок» милиционера и ухватила за рукоять пистолета, торчащую из поясной «оперативной» кобуры. Сука, ну какой он здоровый! Мне показалось, что мою руку, сжимающую свитер противника, сдавило в тиски, я взвыл, но продолжал тянуть манипулировать второй рукой. Мне не хватило буквально половины мгновенья — здоровяк почувствовал движение в районе его афедрона и давление на мою левую руку немного ослабло, зато чудовищная тяжесть навалилась на правую руку, что, к тому времени, расстегнула кнопку застежки и тянула родную рукоять «Макарова» вверх, еще немного…
Как вы понимаете, если рука у парняги толщиной, как моя нога, да еще давить вниз ему помогают сила притяжения земли и сила тяжести, то шансов у меня остается немного. Палец скользнул по поверхности затвора, флажок предохранителя со, слышимым только нам, щелчком, скользнула вниз и, одновременно с ударом локтя мне по затылку я выворачивая ствол в сторону, нажал на спусковой крючок…
Когда я вынырнул из вязкой тьмы беспамятства, я ощутил себя лежащим на полу кабинета, голова была, как набитая ватой, одновременно чувствовался кирпич с острыми углами, который кто-то, жестокий, запихнул мне в затылок, а в ухо дрелью вонзалось чьё-то поскуливание. Я с трудом прижал голову к груди, сфокусировал зрение. На стуле, спиной ко мне, в семейных трусах и футболке, сидел мой бывший мучитель, а над ним, с озабоченным лицом, склонился опер Сережа.
— Да ладно, так, царапина, пуля скользком прошла по ляжке…- оперативник Сережа, с видом профессора медицины, выпрямился.
— Какая царапина? Тут кровища хлещет… — судя по дрожащему голосу, скулил мой недавний противник — я удовлетворенно улыбнулся. Какова была вероятность, что этот дуболом носит пистолет с патроном в патроннике? Десять или пять процентов, не больше, но мне повезло, этот оказался из числа крутых мачо, всегда готовых к бою, вот и получил, сученыш. Жаль, конечно, что мне не удалось завладеть оружием, хотя, с другой стороны…
Так и не решив для себя, готов ли я был пристрелить именно этого, конкретного, бывшего коллегу, я прислушался к разговору.
— Что делать то будешь? — Сергей достал где-то замызганную упаковку бинта и теперь вертел ей, пытаясь понять, как бинтовать обширную, но поверхностную рану.
— Как что? — пожал могучими плечами «боксёр»: — Сейчас скорую себе вызову и на этого рапорт напишу, за попытку нападения…
— Не, я знал, что он дебил… — еле слышно хохотнул я, но меня услышали. Безымянный опер вскочил, уставившись на меня белыми от ярости и боли глазами, но, затоптать меня ему помешала поврежденная нога — попытавшись сделать шаг боксёр скрючился от боли.
— Давай, рапорт пиши, придурок, завтра за воротами встретимся, только я буду свободным человеком, а ты безработным…
— Серега, что он несет? — повернулся хозяин кабинета к своему, видимо, более умному коллеге.
— Видишь ли, Димон…- задумчиво протянул опер Сергей.
— Ну что ты замялся? — хохотнул я и тут-же скрючился от приступа головной боли: — Расскажи, как его уволят, или за то, что позволил мне завладеть оружием, или за нарушение правил пользования им. Тебя, придурок, где учили носить патрон в патроннике?
— А что ты радуешься? — как-то по-детски, парировал «боксёр»: — Даже если меня выгонят, тебя то точно посадят!
— Меня? За что? Я твоего пистолета не касался, на тебя не нападал, лежу на полу, весь избитый, а это явная сто семьдесят первая статья уголовного кодекса, до десяти лет…
— Там твои отпечатки пальцев…
— Там отпечатки пальцев твои или Сереги…- я кивнул на пустую кобуру, свисающую с ремня, повешенных на стул, джинсов большого размера:
— Уверен, и затвор передергивали с перепугу, и на спусковой крючок жали, и предохранителем щелкали.
— Серега подтвердит…
— Нет, нет, ты меня в этот блудняк не вписывай…- опер Сергей протестующе замахал руками: — Если меня спрашивать будут, я расскажу только то, что видел, ничего придумывать не буду. Мне через месяц капитана получать, мне такие гнилые разборки совершенно не в масть!
— Серега, ну ты что? Мы же с тобой…
— Не, Димон, не уговаривай. Во-первых, он…- палец уперся в мою сторону:
— Реально говорит, что «доказухи» и вообще…
Сережа взял с батареи замызганную тряпку и стал тщательно протирать лежащий на столе пистолет, раскладывая его на основные части — обойма, затвор, рама.
— Может его того, при попытке к бегству? — глубокомысленно пробормотал «боксёр».
— Всё, я этого не слышал, и вообще, меня здесь не было! — опер Сергей сбросил руку, пытавшегося его удержать, Димона и подойдя к входной двери, осторожно выглянул в темный, по ночному времени, коридор, после чего вышел.
— Дима, а ты меня в качестве кого «при попытке к бегству» застрелить то хочешь? — обмирая в душе от широты фантазии этого «грамотея», но пытаясь изобразить ледяное спокойствие, поинтересовался я: — Серега тебя «сольёт», если ты начнешь свои бредни рассказывать, что я твоим пистолетом пытался завладеть или сбежать попытался. А это уже не десять лет, а расстрел, точно тебе говорю.
— Нога болит, спасу нет. — пожаловался оперативник: — Даже не знаю, что завтра будет.
— Ты бы носки снял, а то кровь стекает, носки свои белые потом не отстираешь…
Я дождался, когда оперативник, постанывая, стянет с себя франтоватые белые. Явно импортные, носочки, после чего продолжил:
— Мой тебе совет — напиши рапорт, что ты меня отработал и отпустил, а сам иди домой, лечится. Если не нагноится, то за несколько дней зарастет, как на собаке…
— Чего?
— Прощай, говорю… — я уже давно пришел в себя, голова почти не кружилась, поэтому, вежливо попрощавшись, я крутанулся, сунул руки за стоящее у стены кресло, откуда были извлечены две бутылки из-под водки, после чего, отжавшись, вскочил на ноги.
Мой соперник успел только вскочить и зашипеть, как змея, когда я, широко размахнувшись, расхлестал обе бутылки вдребезги, а потом каблуками раздавил «розочки», превратив их в острые осколки прозрачного стекла. Хорошо, что хозяева кабинета потребляют дешёвую «Русскую», а не мой любимый американский «МакКормик», в пластиковой бутылки, иначе фокус с острыми осколками у меня бы не получился — думал я, выбегая из кабинета и ускоряясь.
По ночному времени здание РОВД было темно и пусто, два верхних этажа бывшей «общаги» занимали районные суд и прокуратура, закрытые на ночь, мне оставалось только преодолеть половину третьего этажа, пробежать по лестнице мимо третьего, а на площадке между первым и вторым этажом я вылезу в окно, спрыгну на бетонный козырек над заколоченным входом…
