Ронин (СИ) - Путилов Роман Феликсович
— Убийство шлют, падлы, массовое…
— И? — Ира бросила на меня короткий взгляд.
— Ну где я, а где убийства, просто имел с покойниками конфликт…
— Что я должна сделать?
— Адвокат нужен, любой. Лучше молодой, но только не женщина, хорошо? Деньги знаешь, где лежат, много не плати, тысяч пять аванс внеси, остальное, скажешь, что со мной надо договариваться…
К моему облегчению, больше Ира не пыталась со мной разговаривать. В приёмном покое городской больницы замотанный врач мельком глянул на меня и записал, что вполне допускает у меня сильное сотрясение головного мозга, а вот в ушибе он сомневается, но в любом случае меня необходимо оставить до утра, а завтра, по итогам наблюдения, анализов и врачебного обхода, заведующего отделением и можно будет говорить о каком-то диагнозе. С меня содрали мокрые и окровавленные вещи, сполоснули, прямо на каталке, тёплой водой из шланга, вкатили пару уколов в разные полупопия, скормили три горькие таблетки, после чего, кинув рваную в двух местах, пижаму, отвезли в отделение. При первичном осмотре я успел утащить со стола у доктора металлическую скрепку, поэтому, после того, как опер Серёгин пристегнул одну дужку наручников к уголку моей кровати и ушёл спать в ближайшую палату, где сердобольная медицинская сестра выделила ему кровать, я скрепкой ослабил дужку наручников на максимальную ширину, спрятал скрепку в складку пижамных штанов и заснул до утра.
Рано утром, в шесть часов утра, я получил болючий укол, затем, под тяжелым взглядом голодного опера, откушал манной кашки на воде, кусочек хлеба с куском маргарина «Рама», что, в раскладке местной кухни, притворялся сливочным маслом и выпил стакан бледного несладкого кипятка и посчитал, что жизнь удалась. Особенно улучшилось мое настроение, когда опер Серёгин понял, что я ем двумя руками.
— Да как? — лейтенант бросился ко мне и навалившись на руку, начал судорожно застегивать на моем запястье металлический браслет, после чего притащил стул и уселся напротив кровати, неотрывно следя за моими руками.
— Ты следи, следи…- я побрякал наручниками: — Скоро сам такие наденешь…
Серёгин отвернулся и больше мы не разговаривали. Время тянулось мучительно медленно, наконец, около десяти часов утра, в палату ввалилась толпа докторов в разноцветной медицинской одежде. Ко мне врачи подошли в последнюю очередь.
Я очень надеялся, что Ира сегодня нашла мне нормального адвоката, но пока он не появился, я смиренно описывал докторам симптомы, присущие травмам головы, не забывая болезненно морщиться, что было совсем не трудно — всё-таки вчера опера меня отделали знатно. Из плохого были прописанные лечащим врачом уколы антибиотиков, а из хорошего — скорбная мордаха лейтенанта Серёгина, когда он услышал о том, что меня оставляют на стационарном лечении.
Глава 23
Глава двадцать третья.
Февраль 1994 года.
Сидит за решёткой…
Отделение нейрохирургии Городской больницы.
— Мне из твоих рук ничего не надо… — не очень умно ответил лейтенант.
— Аполитично рассуждаешь, товарищ. — я смачно откусил половину бутерброда: — И в корне неправильно. Во-первых, ты не юный пионер-подпольщик, которому враги нашей Родины предлагают за кусок колбасы продать Главную Военную тайну, наоборот, это я у тебя в плену…
Я подергал наручники, что свисали с уголка кровати и продолжил:
— Во-вторых, ты, как настоящий оперативник, должен попытаться вступить со мной в доверительные отношения, а ты на меня фыркаешь и как девочка ломаешься. Гибче надо быть, юноша, иначе толку с вас не будет. А вдруг я тебе, по-братски, расскажу, где я трупы спрятал…
— Какие трупы? — удивился Серёгин.
— Ой. А что мне предъявляют? — полюбопытствовал я.
— Убийство в больнице и Журавлевке…
— А! А я то испугался… — я доел бутерброд и потянулся к бутылке с «Мериндой»: — Ну что, будешь бутерброд или нет? Кстати, звуки из твоего живота дискредитируют тебя лично и всю российскую милицию в целом. Так что, будешь бутерброд?
— Буду! — решительно кивнул молодой опер и подтянув стул, протянул руку: — А ты про какие трупы говорил?
— В голову не бери, где-то в телевизоре видел… отмахнулся я.
Через некоторое время к нам присела парочка дедов, которым не с кем было перекинуться засаленными картишками… В общем, когда над нашей развесёлой компанией склонились несколько посторонних лиц, Серегин как раз вешал мне на плечи две «шестерки на погоны».
— Серёгин, твою мать! — только и сказал мужик, в котором я узнал начальника уголовного розыска Сельского РОВД: — Серёгин!
Деды — карточные партнеры молча сгребли карты и удалились, я попытался незаметно одеть браслет на руку, но он лязгнул и все уставились на меня. Все — это женщина с кожаной папкой в руке, по виду следователь из прокуратуры, начальник розыска, и молодой парень, кажется опер из числа, что таскал меня по РОВД вместе с Евгением.
— Серегин, уходи и у меня в кабинете с рапортом! — начальник розыска аж задохнулся от возмущения.
Безымянный опер бросился ко мне и попытался пристегнуть меня к наручникам, но не тут то было, руку я сунул под себя и повернулся боком. Вместо того, чтобы ухватить меня за другую руку, опер, с упорством британского бульдога, попытался меня перевернуть, но мало он по утрам поднимал гири. Мы почти минуту сипели, пытаясь перебороть соперника, но тут начальник розыска поступил совсем не спортивно — отодвинув мою кровать от стены, он перегнулся через спинку и начал душить меня сгибом руки, от чего я почти сразу сомлел.
Это что, вашу мать тут происходит⁈ — на шум и крики из ординаторской прибежал лечащий врач, а где-то, в конце бесконечного коридора, уже мелькал салатный операционный костюм заведующего отделения.
— Вы что творите? — невысокий доктор наступал на опешивших оперов: — Мы его после ваших побоев кое как откачали, а вы его добить приперлись? Пошли отсюда, пока настоящих милиционеров не вызвал!
— Ну, вообще-то он подозревается в совершении тяжких преступлений и должен находиться под конвоем…- с нажимом произнес начальник розыска.
Но доктора — они такие доктора. Начальник розыска может считать себя важной шишкой где-то у себя, за стенами больницы, но врачи, разговаривающие с самой смертью, таких начальников видели… в белых тапочках, не любят доктора, когда кто-то посторонний в больнице распоряжаться пытается.
— Бумагу мне дайте, что тут конвой должен находиться! — лечащий врач, поймав одобрительный кивок заведующего отделением, остановившегося поодаль, нетерпеливо защелкал пальцами: — Бумагу, бумагу мне дайте!
— Но мы же с вами вчера договаривались…
— Вчера договаривались, что ваш сотрудник тут тихонечко посидит… — кивнул врач: — Даже койку вашему сотруднику выделили в палате, но не для того, чтобы вы больного человека тут душили…
— Это кого тут душили? — поразился заведующий отделением: — Ну-ка, товарищи, давайте все на выход. Тут больные люди лежат, многие в тяжелом состоянии! Тут больница, а не ваши застенки…
— Да вы кого защищаете? — патетически ткнул в меня пальцем начальник «угла»: — На нем трупов, как блох на моське, ему вас всех ночью перебить — что высморкаться. И вообще, я уверен, что он симулянт, посмотрите, какой у него вид здоровый!
Врачи растерянно переглянулись — очевидно, что до этого момента в качестве безжалостного киллера меня здесь никто не рассматривал…
— Я вчера был здоровым…- заторопился я, пока моя репутация в глазах докторов медицины не обратилась в неуправляемое падение: — Пока я к вам в РОВД, причем сам, добровольно, по своей глупости, не зашёл…
Начальник розыска открыл рот, но тут-же его захлопнул, на что я не преминул отреагировать:
— Ну давайте! Расскажите сказочек, что я пришёл в милицию и напал на ваших сотрудников, или что вы там в своих фальшивых бумажках понаписали.
— Короче, вот следователь прокуратуры, она тут все решает! — милицейский начальник решил перевести стрелки и все повернулись к стоящей в сторонке женщине лет сорока, одетой в темный деловой костюмчик.