Алексей Замковой - Лесной фронт. Благими намерениями…
— …Наших з пивсотни полягло, — говорил полицай. — Скилькы нимцив – бис його знае.
— В плен сколько человек взяли? — повторил я первоначальный вопрос.
— Трохы бильше десяты, — ответил Мишко. — Поранэни вси булы, алэ легко. Тих, хто сам йты не миг…
— Понятно, — перебил я. Сам понимаю, что они с тяжело ранеными сделали. — Командира в плен захватили?
— Не знаю, хто в ных командыром був. Я бачыв тилькы як их до машин вэлы.
— Все остальные – точно убиты? Никто не прорвался?
Полицай кивнул.
— Куда повезли пленных?
— До Ровно повэзлы. З намы одын нимець був – казалы, шо з гестапо. Туды й повэзли.
— Ладно, — я поднялся и принялся сворачивать себе самокрутку с табаком, отобранным у этих же полицаев. Все четверо, понимая, что их судьба предрешена, но еще стараясь не думать об этом, пока роковые слова мной не произнесены, смотрят в землю.
— Якоб, у вас там как? — крикнул я.
— Все готово! — донеслось в ответ.
— Ну что, — я повернулся к полицаям, — курить будете?
Полицаи понурились еще больше, а за их спинами, под одним из четырех, растущих рядом, деревьев, на ветвях которых ночной ветер раскачивает веревки с петлями, Августин заканчивал надпись на последней табличке – "За предательство".
****По совету Максима Сигизмундовича, мы остановились на заброшенном хуторе, затерявшемся среди небольшого лесного массива в двадцати километрах от Ровно. В сам город мы не пошли – шестеро заросших мужиков и пацан, одежда которых прямо кричит о том, что последние месяцы они провели в лесу, не дойдут даже до первого патруля. Конечно, учитывая то, что наступила настоящая зима, мы, как смогли, приоделись. Я уже не щеголяю в рваной смеси красноармейской и немецкой формы, поверх которой топорщатся трофейные подсумки на самодельном подобии разгрузки. На мне сейчас поношенный, но еще довольно приличный, теплый бушлат и, пусть залатанные, но плотные штаны. А разгрузку пришлось снять – мое "произведение искусства" на бушлат не налезло. Все равно, с баней у нас туго. Да и "мыльно-рыльных" ни у кого нет. Достать их, конечно, можно, но, даже если приведем себя в порядок – у нас ведь нет документов, а акцент сразу выдаст, что мы не местные. В общем, в Ровно я решил не соваться.
Максим Сигизмундович навестил нас на пятый день нашего пребывания на этом хуторе. Как доктор сказал – в Ровно он вырвался под тем предлогом, что у него закончились запасы лекарств и следует еще прикупить кое-какие инструменты. В общем, по этому поводу у местных властей никаких вопросов не возникло и, обзаведшись соответствующими документами, Максим Сигизмундович сел на сани и отправился в путь.
— Товарищ командир, смотрите, кого я вам привез! — веселый голос Шпажкина, который должен сейчас сидеть в секрете и следить за дорогой к хутору, прогнал сон и заставил встряхнуться.
За окном, насколько видно с моей лежанки, только-только начало светлеть. Сколько сейчас? Часов шесть? Я посмотрел на трофейные часы – половина седьмого утра.
— Тпру! — донеслось со двора и скрип снега стих.
Вставать совсем не хочется. Я себе устроил такую теплую, уютную норку среди груды тряпья, служившей мне постелью… Однако, придется. Судя по радостному голосу бойца – к нам, наконец-то, приехал доктор. Я уже и волноваться начал… Входная дверь распахнулась и в дом, вместе с Максимом Сигизмундовичем, ворвался небольшой вихрь, блестящих серебром, снежинок.
— Доброго здоровья, — поприветствовал доктор, сбивая снег с валенок.
— Доброго! — ответил я, вставая, и закашлялся. — Мы уже заждались.
— Застудылысь? — Максим Сигизмундович, как истинный врач, тут же обратил внимание на мой кашель.
— Ерунда, — махнул рукой я. — Горло чуть першит.
— Гарячого бильше пый, — посоветовал доктор.
Я, следуя этому совету, заодно и проявил гостеприимство:
— Кипяток будете? — о чае, к сожалению, можно было только мечтать. Так что, я предложил единственное горячее, что у нас было.
После недолгих хозяйственных хлопот, во время которых мы перекинулись лишь парой ничего не значащих фраз, когда на столе запарили две кружки с кипятком, наконец-то начался разговор. Благо, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать план.
— С документами у вас все в порядке?
— Аусвайс в порядку. Бумагу, що мэни дозволено до Ровно йихаты, полиция тэж дала. — Максим Сигизмундович потянулся было к карману, чтобы показать мне документы, но я остановил его. В порядке – так в порядке.
— Хорошо. В первую очередь, нам надо установить связь с подпольем, если оно есть в городе. Выйти на подпольщиков будет непросто, но есть одна задумка, — я замолчал, еще раз обдумывая порядок действий, и продолжил только когда разложил все в голове по полочкам. — В Ровно вам надо въехать на рассвете. Там есть базар или какое-то другое место, где днем ходит много людей?
— До вийны базар був, — ответил Максим Сигизмундович.
— Гостиница возле него есть?
— А як же! — доктор, похоже, даже удивился. — И не одна…
— Тогда, сразу направляетесь к базару. Патрулям, если остановят, скажете как есть – приехали за лекарствами. Назовете гостиницу возле базара, в которой собираетесь остановиться. Когда будете ехать по городу, особенно – когда подъедете к базару, обращайте внимание на стены домов. Если подполье в городе есть, то они, скорее всего, будут расклеивать листовки в людных местах. До рассвета эти листовки еще не успеют убрать. В общем, все это только для того, чтобы узнать, есть ли подполье вообще или нет в городе.
— Добрэ, — доктор отхлебнул, уже успевшего немного остыть, кипятку.
— Конечно, даже если вы не увидите ни одной листовки, — продолжил я, — это не будет означать, что подполья нет. Но, все же… Далее. У вас есть в Ровно знакомые?
— Е. До вийны був у мэнэ друг – доктор Либерман…
— Не пойдет, — перебил я. — Судя по фамилии, ваш друг – еврей. Если он и жив еще, то, все равно, не советую к нему обращаться.
— Якоб Херштоф, — чуть подумав, предложил Максим Сигизмундович. — Давно з ным не зустричався, та…
— Немец? — заинтересовался я и, получив утвердительный ответ, совсем обрадовался. — Очень хорошо! Вот и заедете к нему в гости. Сможете?
— Ну, мы добре знайоми… — доктор чуть помялся, но, в конце концов, кивнул.
— Сейчас он, наверно – фольксдойче, — продолжил я. — Обязательно зайдите к нему, поговорите. Расскажите о том, что недавно уничтожили партизанский отряд, посетуйте на то, что от бандитов житья совсем нет… В общем, как-то заведите разговор о сопротивлении. От него тоже можно что-то узнать. Может, он тоже пожалуется вам, что и в городе кто-то пошаливает.
Весь разговор занял не больше получаса. Первое посещение доктором оккупированного Ровно нам нужно только для того, чтобы выяснить обстановку. Никаких активных действий. Тем более – действий, которые могут скомпрометировать нашего единственного человека, который вхож в город. Наблюдение и очень осторожные разговоры, в которых Максим Сигизмундович должен занять позицию человека, преданного новой власти. Больше ничего. Закончив разговор, я отправил доктора спать. Он ведь провел в пути, почитай, всю долгую зимнюю ночь. А для того, чтоб добраться в Ровно к рассвету, доктору придется и следующую ночь провести на санях.
Очень хотелось бы, чтобы день пролетел быстро. Однако, как всегда, в ожидании дела, время растянулось до бесконечности и даже стрелки часов двигались, словно нехотя. Максим Сигизмундович спал. Я провел половину дня в секрете – нас слишком мало, чтобы воспользоваться привилегиями командира и увильнуть от работы. Потом, да вечера, занимался еще какой-то хозяйственной мелочевкой. Чуть полегче стало, когда доктор, наконец, проснулся. Остаток времени до его отъезда прошел заметно быстрее предыдущей части дня – в разговорах с умным человеком время летит быстро. Как-то сам собой у нас возник спор по политическим вопросам. Максим Сигизмундович все сетовал на перемены, произошедшие в этих краях с приходом советской власти. Он признавал, что происходившее здесь в то время, когда Ровно принадлежало Польше – не образец благополучия, но утверждал, что перемены, принесенные советской властью, тоже никуда не годятся. На вопрос – почему же тогда доктор помогает нам, воюющим за советскую власть, Максим Сигизмундович ответил, что поступает потому, что власть фашистов – еще хуже. А еще – потому, что мы защищаем простых людей. В этом споре мне пришлось постоянно контролировать себя, чтобы не сболтнуть лишнего. Со многим я был согласен, с чем-то – нет. Но, в любом случае, поддерживая легенду, я изо всех сил доказывал, что именно советский строй – самый передовой, а все недочеты и перегибы – это лишь пережитки тяжелых времен.
Наконец-то наступил момент, когда Максиму Сигизмундовичу пора выезжать. Сани уже почти час как готовы – доктор в последний раз проверяет упряжь.
