Александр Прозоров - Воля небес
Надо отдать должное зацепившемуся в Москве провинциалу – паренек был хватким и решительным, поручения исполнял со всем тщанием, ни от какой работы не отказывался, тянул, как вол. И чем больше тянул – тем больше хлопот сбрасывал на него Иоанн и тем реже проверял, как все исполнено. Верил. Как можно не верить брату столь искренне любящей свекра «невестушки»?
Подьячий ничуть бы не удивился, если бы этот азартный и напористый паренек в один прекрасный день не оказался реальным властителем Руси возле сидящего на троне доброго и благодушного царя. Тем самым «цепным псом», которого так и не нашел вместо себя Иоанн несколько лет назад.
Мирославе Бориска Годунов тоже нравился. Ибо не без его стараний Пушкарский приказ с каждым годом получал все больше денег из казны, закупал все больше новых пищальных и пушечных стволов, клинков, бердышей, неуклонно расширялся. В нем появились новые места, на которые, по особой оговорке царского указа, не ставили бояр, несведущих в науках литья и огненного зелья… И все, конечно же – токмо ради пользы державной.
В году тысяча пятьсот семьдесят девятом от Рождества Христова османский наместник в Польше, собрав на турецкие деньги десятки тысяч наемников со всей Европы и получив от султана в помощь двадцать тысяч венгерских пехотинцев, выступил против Полоцка. Иоанна это известие поначалу сильно не обеспокоило – он не верил в то, что вечно пьяные, не знающие порядка и трусливые ляхи способны воевать. Однако Баторий поляков в этот поход не взял вовсе – и под ударами умелых немецких наемников и отчаянных османских пехотинцев город пал. Вслед за Полоцком Баторий смог взять крепость Сокол, в которой тоже вырезал все население от мала до велика и, насытившись человеческой кровью, отступил восвояси.
Перед лицом такой опасности Иоанн выехал зимой к Новгороду, куда призвал и Басаргу. Пока еще – одного. Здесь подьячий и остался. Куда послать хранителя с могучей святыней, государь не знал. Лазутчики, доброхоты, купцы и послы засыпали его самыми разными противоречивыми известиями о том, где начнется новая война следующим летом. Оказалось, что на Россию намерены одновременно напасть и свеи – в Карелии и на Белом море, и покорная султану Ногайская орда – откуда-то с юга, через Оку; другой османский вассал готовился воевать с запада, из Польши – и тоже невесть в каком месте.
Увы, но царь просто не знал, где чудотворный убрус окажется наиболее полезен…
Как ни печально, но правы оказались все доносчики. За один год свеи взяли и вырезали Корелу, а затем Нарву, войска Батория захватили и вырезали Великие Луки, а потом попытались прорваться к Смоленску – однако там были отброшены. На юге ногайцев ждал князь Дмитрий Хворостинин – к нему пришла орда в двадцать пять тысяч татар, каковую он сдержал с немалым трудом – но до зимы выстоял, по первому снегу распустил ополчение и приехал с отчетом к Иоанну. Через два месяца с собранными под Можайском несколькими полками поместной конницы и двумя тысячами казаков Дмитрий Иванович вторгся в польские земли и долго их разорял, взяв Оршу, Копысью и Шклов, добравшись до самого Могилева, собрав более двадцати тысяч пленников[42], огромную добычу и не понеся почти никаких потерь.
Войск в Польше просто не было – все они сидели под неприступными стенами Пскова. Османскому наместнику не было дела до Польши – султан приказал ему воевать Русь.
К осени тысяча пятьсот восемьдесят первого года Стефана Батория ждала катастрофа. Псков стоял все так же прочно, как в начале осады – а у короля уже кончилось золото. И османское, и казна, и польские налоги за два года вперед, и даже золото германского императора, данное под залог драгоценностей польской короны. В ноябре, опасаясь бунта наемников, османский наместник тайно удрал в Литву. Следом за ним потянулись войска, не желающие воевать задаром.
В декабре Стефан Баторий запросил у России мира, пообещав вернуть все, завоеванное за три года, в обмен на прекращение войны.
* * *Они столкнулись на дворе у патриарших палат – уставший от безделья подьячий и веселый остробородый воевода, налатник которого еще пах походными кострами и горькими луговыми травами.
– Здрав будь, боярин Леонтьев! – улыбнулся князь. – Что невесел? Где шатры твои целительные, где новики ловкие? Как сражаются, чем прославились?
– Да нигде не сражаются, Дмитрий Иванович, – махнул рукой Басарга. – Не исполчают.
– Отчего так? – замедлил шаг воевода.
– Они при мне, я при государе, государь же мне поручений не находит.
– А ты не к нему, ты ко мне подойди, – подмигнул ему Хворостинин. – У меня ратным людям место завсегда найдется!
– Верно ли сказываешь, Дмитрий Иванович? Али шутишь? – на всякий случай переспросил подьячий.
– Нешто этим шутят, боярин? Приводи. У тебя новики славные. Как же их в скуке и безвестности держать? Пусть себя покажут. За храбрость излишнюю еще никого не карали!
– Я ведь приведу!
– До февраля приводи, пока зимники стоят. Дело найдем, – еще раз пообещал воевода и слегка поклонился: – Здрав будь, боярин!
Басарга не колебался ни дня. Сразу поднялся в седло и помчался на восток: через Валдай, Волочек, Бежецк к болотам Железного поля, благо прочные звонкие зимники открыли для пути все болота и ручейки.
Усадьба боярина Весьегонского напоминала сказочный терем: сверкающие под луной инеем хоромы на высоком крутом берегу, ярко светящиеся в сумраке желтые окна, белый дымок из пяти труб, пухлые сугробы на крышах домов и сараев. Все вокруг было чистым, нетронутым, сияющим – особенно ледяная горка, идущая почти от ворот по отвесному склону и на лед широкой реки.
Дети…
Литейное дело, затеянное поначалу прямо здесь, рядом с домом, потихоньку уползло далеко к болотам, на острова. Как сказывал Ярослав – больно много руды пережечь на фунт металла надобно, а она тяжелая, таскать муторно. Проще печь рядом с болотом илистым поставить да там железо и выплавлять. Уголь легкий, его возить проще. Криницы отправлялись на мельницу, срубленную на каком-то ручье в болотах, там же и горн литьевой стоял с механическими мехами. Ныне в усадьбе токмо амбары остались для товара готового да причал.
Поднявшись наверх, подьячий постучал в ворота. Вскорости щелкнула щеколда, распахнулась калитка, и тут же с радостным криком:
– Боярин приехал!!! – у него на шее повисло сразу несколько человек.
– Уроните, окаянные! – качнулся он, но душа стала наполняться сладким теплом. – Эх вы, милые мои!
– Качать боярина!
– Нет, нет! – В этот раз Басарга испугался всерьез. Но противников оказалось слишком много, да еще от крыльца бежало новое подкрепление. Подьячего опрокинули, подхватили, покачали из стороны в сторону, потом три раза подкинули, громко крича: – С приездом! – а потом понесли в дом, в трапезную.
– Кого вы там на этот раз сцапали?
– Боярин наш приехал! – торжествующе объявили молодые люди, ставя пленника возле печи.
– Ну наконец-то, – облегченно перевел дух подьячий. – Я думал, уронят на лестнице, не иначе.
– Боярин Басарга! – Как было и у всех встречающих, на лице подьячего Тимофея Весьегонского появилась широкая детская улыбка. – Приехал!
Выручила рыжеволосая румяная Пелагея, жена хозяина усадьбы. Она торопливо налила из самовара в ковш горячего, словно огонь, едко пахнущего пряного сбитня, подошла к Басарге, протянула с поклоном:
– Испей с дороги, гость дорогой!
Подьячий напился, перевернул ковш, протянул обратно широкобедрой Пелагее:
– Благодарствую, хозяюшка.
– Откушай, чем бог послал. А я велю ныне баню истопить…
– Не нужно, хозяюшка. Я ненадолго. Переночую, дальше на рассвете поскачу.
По трапезной прокатился разочарованный гул.
– Как же так, боярин? – за всех удивился Тимофей. – Только приехал!
– Ненадолго я и с вестью. – Басарга повернулся к столам. – Вы уже взрослые все, дети мои, и служба у вас своя. Неволить не могу. Однако же знаю я, что за розмыслов все вас посчитают и по месту сему к вам относятся. И для приказа вы розмыслы, и по разряду, и в мыслях, и планах государевых. Есть только один способ доказать, что не ремесленники вы, не люд черный. Что право на слово и мнение свое имеете. Что бояре вы русские и слушать вас должно, как бояр, а не слуг! Вы должны выйти в поле бранное и доказать, что вы воины. Ныне я с князем Хворостининым уговорился, что, коли в Новгород до конца января подъедем, место он нам в строю даст. Я завтра в поместье поскачу, новиков подросших кликну. Вы же сами решайте. В бояре силой не гонят. Такое уж это звание… За него кровью платить надобно.
Басарга обвел взглядом притихших пареньков и девушек, потянулся к пирогам, взял сразу несколько и обернулся к Пелагее:
– Покажи светелку мою, хозяюшка. Утомился я, а завтра в путь с рассветом. Пойду, лягу.
