Дурацкий расклад (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович
А уж когда выяснилось, что у него осталась карта, на которой он что-то ранее показывал Радину… В общем, просрали. И хорошо, что просрали! Что-то я сомневаюсь, что этот парень не положил бы всю компанию, не увидь он такого шанса на бескровный побег. Максимум бы феечки уцелели, которые за каким-то фигом залезли к Салиновскому за пазуху.
— Эй, парень, ты чего это тут? — сварливо спросили меня сзади, — Чего встал?
— Думаю я, дедушка, — не оборачиваясь, заявил я, — Думаю, где женщину найти.
— О как, — удивился мой собеседник, — И какая ж тебе, милок, нужна-то?
— Ну, ей где-то около ста лет, а еще она китаянка, — без задней мысли заявил я. На самом деле я действительно думал о том, не превратиться ли мне в туман? Неборадово деревня немалая, тут дворов с тысячу, а вокруг как-то не бегают сотрудники НИИСУКРС со свежими надоями. Единственный нормальный способ поиска был превратиться в туман и полетать, но я пока сомневался.
— Совсем молодежь охренела, — оторопело заявил дед, обходя задумчивого меня, а потом добавил, глядя прямо в маску, — Еще и хрень какую-то на морде носит! И волосы эвона как завил!
Кстати, да, не выходя из задумчивости, понял я. Маска. Коробок на меня хорошо так попялился, верно? А если вспомнить Безликую, то можно предугадать, чем это все кончится…
— А кожа-то какая, — не унимался самый обычный деревенский старый пердун из всех обычных старых пердунов, — Ты что, на солнце вообще не вылезал, вурдалак?!
— Дед, мне, конечно, старушка нужна, — пробурчал я, резко теряя приязнь к местному жителю, — Но, возможно, и ты сгодишься. Продолжай в том же духе…
— Да иди ты! — отскочил от меня колхозный патриарх.
— Вот и не мешай думать, куда мне идти, — продолжил я извергать на пейзанина недоизвергнутую на Окалину вредность, — Стою, курю, никому не мешаю.
— Я т-те… я т-те щас участкового приведу! — нашелся дед, стратегически отступая от меня задом. Идея была вполне достойной, но зима же, снег нет, сплошные говны вокруг. Знаете, как нормально груженый трактор своей шиной такую хлябищу разворачивает? Хорошо он разворачивает, да. А та потом подмерзает.
Дед, короче, полетел. Я его поймал за фуфайку, правда, слегка поздно, в смысле не так, как в танго, а так, за грудки. Поставил на землю, аккуратно убедившись, что крестьянин стоит четко и не шатается. Похлопал по плечу, а затем, сделав пару шагов назад, начал раздеваться. Ну заметил, понимаете, что моя трансформация в туман плохо на майки, носки и прочие нежные вещи действует. Уже три резинки в трусах порвал, кстати. А вставить или связать как-нибудь порванную советскую резинку в советских трусах? Пф, не рекомендую. Проклянете всё. И не получится. Такие вот там резинки.
— Малой, ну не надо, а…, — жалобный старческий голос для вновь задумавшегося меня был, наверное, последним, что я готов был услышать.
Обернувшись, я удивленно диагностировал деда на том же месте, где я его заякорил, от чего и спросил:
— Отец, ты чего здесь делаешь-то до сих пор?
— Что-что! — плачуще заскрипел дед, как-то напряженно стоя на одном месте, — Спина, *ля! Ты ж меня как встряхнешь! Ой…
Угадайте, кто теперь первый на деревне стратегический дедоноситель?
Ну не бросать же его…
И вот, несу я аккуратно постанывающего пенсионера, тщательно выбираю дорогу (дорогу, ха!), следую его относительно мудрым, хоть и сдавленным комментариям… как навстречу идет женщина. Высокая такая, уверенной подходкой (от того и спотыкаясь на каждом шагу, говны же). Женщина, конечно, хорошо, но идет она тут у нас с пустым ведром. А навстречу я, с дедом на руках. И, для полноты картины, женщину зовут Цао Сюин, которая, напоминаю, насквозь китайского происхождения. А еще она одета в что-то китайское и довольно яркое.
— Шипоголовый! — первой подала голос предвестница бед и несчастий, — Где тебя носит?!
— Вас ищу! — отрапортовал я, вызывая изумленный дедов взгляд. Нет, ну ведь китаянка же? Высокая? Да. Пусть и выглядит всего на какие-то 65, а не на сто, ну и ладно?
— Я за вами пришла к поезду! — нахмурилась комендантша, — Янлинь сказала, что ты сбежал!
— Любой бы сбежал…, — пробурчал я, вспоминая потное утро. Наверное, всё-таки не стоило мне вламываться в этот сельсовет с нытьем и руганью, возбуждая в занятой Нелле Аркадьевне жажду крови. Ну, кто старое вспомнит…
В общем, дальше пошли вместе. Цао Сюин здраво решила, что задачу с ведром можно поручить позже мне, поэтому для начала нужно избавиться от деда. Старик тревожно молчал, лежа у меня на руках. В принципе правильно, так как добравшись до дедовой хаты и указывая пальцем на дедову кровать, баба Цао ультимативно потребовала у меня положить деда мордой вниз. Тот слабо скрипел возражения и даже пробовал звать на помощь, но недолго. Бабуля, содрав с пенсионера тулуп и рубаху, начала проделывать над ним какой-то особый китайский массаж, от которого ветеран сельского труда урчал, хрюкал и повизгивал, а затем расплылся на скрипучей кровати, умирающе простонав, что лучше бы я его «это самое», чем «вот это вот».
— Слышь, дед, — обидчиво сказал я, выталкиваемый освободившейся китаянкой из помещения, — Я тебя запомнил!
Оказавшись на улице и получив ведро, я резко посерьезнел, принявшись узнавать у явно сведущего человека, что тут у нас вообще творится. Цао Сюин, фыркнув и чуток поделав обиженный вид… призналась, что и сама не понимает. Единственное, что известно точно и железно — в Четвертом и Пятом районах Стакомска сейчас нет ни единого неосапианта. Зачистка шла до сих пор — машины с «ограничителями» ходили по регулярно изменяющимся маршрутам, шло очищение от дымовых дырок, плюс…
— Ничего там непонятно! — угрюмо говорила лишенная родного дома баба Цао, — Тебе скажут, наверное, скоро.
— А где все-то? — удивлялся тащащий полное ведро молока я (дед был удобнее), — Куда вы такую прорву людей подевали?
— А нечего самолично сбегать из поезда, засранец!
— Вы бы знали, что со мной там творили! Знали бы кто! И чем!
— Шипоголовый…, — я был удостоен снисходительного взгляда искоса, — Думаешь, я не знаю, чем вы занимаетесь?
— Ну…, — пришлось делать вид, что смутился. Знаю же, что периодически Цао Сюин внучку подменяет, а камеры у нас везде, но, как говорится: ты можешь любить колбасу, пока не попал в колбасный цех. Поэтому это мы игнорируем.
— Пф! — отреагировала старушка, — Да ваши выкрутасы еле-еле тянут в лучшую десятку того, что я видела!
Я, подавившись, чуть не расплескал молоко. Пока откашливался, эта мегера, иначе и не скажешь, победоносно добавила:
— Так твоим и передам!
— Пощадите! — тут же взвыл я, вспомнив поезд, — Ни нада!!
— А почему шубу грязную принесли? — наконец-то обозначила баба Цао претензию, — Где я тебе её чистить буду?!
— Вы что, то меховое чудище сюда приволокли?! — ужаснулся я.
— Нет, я её сырую гнить оставлю! Имей понимание! — рявкнула в ответ старушка.
Женщины.
Какое-то время шли молча, но это было грустно и тоскливо.
— А молоко кому столько за вредность? Мне?
— Только попробую отхлебнуть! Это детям!
— Каким детям?
— Обычным, шипоголовый! Нормальным.
— Где вы детей взяли?
— Всё! Надоел! Молчи твой рот! Скоро все увидишь!
Чем расстроена баба Цао я понял вскоре после того, как мы с ней доковыляли до овощебазы, притулившейся на краю деревни. Ну такое огороженное хреноблудище с разными зданиями, амбарами, зернохранилищами и прочим сельским инвентарем. Там даже надпись была. «Овощебаза 14/33-2». Пустующая такая территория, пронизанная тленом поздней зимы. Ну, в смысле, без людей. Настолько все было тут грустно, что я даже подумал, что с бабой Цао что-то случилось. Ну мало ли, от переживаний, от всего такого, да? Потерялась, пришла на овощебазу, слегка тут двинулась от всего этого давящего запустения, пошла в люди за молоком… детей каких-то придумала.
Но нет.
— Я как-то даже разочарован, — поделился я своими чувствами с женщиной, спускаясь вместе с ней в огромном лифте вниз из замаскированной под подсобку кабины сверху, — Постоянно нас прячут под землю. Это даже надоедать начинает.