Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх
– Значит, отныне…
– Таким образом, – сказал я и перекрестился, – по воле и мудрости Господа нашего его замок и его земли присоединяются к вашим, что очень удобно, вы соседи. Но это дело обыденное, с этим даже не поздравляю, однако мои люди подсказали, что ваше мужество и верность принцу Ричарду должны быть отмечены и в титуле.
Он округлил глаза.
– К примеру, – сказал я, – мне всегда нравился титул кирхенфюрста… но самому, к великому сожалению, так и не удалось им побывать, хотя хотелось… гм, мне все же кажется, вы не слишком кирхен… так что может быть, ландесфюрста?.. Им я тоже не бывал, не повезло… И звучит, и ни к чему не обязывает…
Сэр Жерар произнес ровно:
– Ваше Величество, осмелюсь подсказать, преданным вам людям стоит жаловать и придворные должности. Они мало к чему обязывают, но дают возможность вращаться при дворе, оказывать какое-то влияние, поддерживать ваши начинания…
Фортескью промолчал, скромно опустив глазки, я подумал, переспросил:
– А что вы предлагаете? Обер-гофмейстера, то бишь гран-мэтра де ла кур или же обер-гофмаршала?
Жерар произнес так же мрачно:
– А чего мелочиться? Можно сразу камергера. Это высшая должность при дворе, а делать ничего не приходится.
Я посмотрел в изумлении.
– Вы серьезно?
– Вполне, – подтвердил он. – Камергеров может быть несколько. Все нормально с точки зрения права и законов…
Я подумал, повернулся к замершему Фортескью.
– Граф, сэр Жерар абсолютно прав. Жалую вам титул ландесфюрста, а также придворную должность камергера. Мне кажется, в Сен-Мари ландесфюрсты вообще не водились, так что вы первый и единственный! Это повод гордиться и задирать нос перед теми, кто на вас посматривал свысока. На ближайшем торжественном приеме я вам пожалую официально. Нужно, чтобы присутствовала вся знать королевства… А теперь работать, работать, работать!.. Устраивайтесь там внизу, быстренько наберите помощников. Работы будет больше, Куно вас введет в курс дела.
Он широко улыбнулся в ответ на смену моего покровительственно-ласкового тона на суровый и требовательный, поклонился и быстро вышел, уже весь собранный и переполненный идеями, как быстро наладить работу Министерства.
Он еще не знает, мелькнула мысль, что это будет Министерство не Сен-Мари, а чего-то такого, что я сам еще масштабы вижу весьма смутно и нечетко.
Еще в первый же день переезда в бывший дворец Рюккерта перетащили из королевского дворца и установили в моем кабинете зеркало в мой рост, через которое могу выйти из точно такого же в Савуази, Брабанте и даже в подвале леди Элинор. Кстати, его забрать нужно обязательно.
Пусть у этих зеркал и меньше возможностей, чем у Зеркала Горных Эльфов, однако эти быстрее набирают энергию для следующего переноса. А Кейдану ни к чему.
Эх, не забрать пентаграмму аббата Дитера… Если бы только пентаграмма, ничего нет проще, но это же вскрывать пол и вытаскивать девайсы… Хотя, конечно, можно предупредить Кейдана, что перебираться на новое место буду долго и трудно, здесь прижился, кое-что вмонтировал в стены из фамильных ценностей, которые просто обязан забрать по завету предков.
Пентаграммы установлены в Геннегау, Савуази, Варт Генце, Скарляндии и Ламбертинии, а вообще я дал аббату Дитеру самые широкие полномочия, пусть роется по всем загашникам монастырей и собирает из деталей эти странные и непонятно как работающие порталы.
Вообще-то могу перемещаться еще браслетом Гонца, хотя он признает только эльфов, есть еще возможность с помощью Подземного Вихря, а также недавно найденный способ с Эркхартой.
Так что не сказать, что не ищу варианты, все время ищу, почти всякий новый лучше предыдущих, но все-таки далеко до желаемого…
Альбрехт заскочил на минутку, сказал свистящим шепотом:
– Ваше Величество!
– Ну?
– Вы забыли о самом главном.
Я насторожился.
– О чем? О Маркусе я все время помню.
Он отмахнулся.
– Да что там какой-то Маркус, кто о нем думает? Я говорю о пире в честь победного возвращения!.. Это нужно и нам, и побежденным.
Я вздохнул.
– Да, конечно. Организовывайте.
Для пира вообще-то подходит любой повод, но наше победное возвращение – куда уж более, потому слуги открыли все закрома Рюккерта и начали таскать в главный зал, где могущественный лорд обычно принимал важных гостей и похвалялся богатством и влиянием.
В большом зале на уровне второго этажа три балкона, один для оркестра, второй для стражи, а третий ведет из моих покоев, что включают в себя как спальню, так и кабинет, библиотеку, рабочие комнаты.
Сейчас я тихонько встал в дверном проеме, чтобы никто не заметил снизу, и наблюдал, как заполняется зал.
Кроме моих немногих лордов, в первую очередь Альбрехта, Норберта, Мансфельда и Мандершайда, несколько знатных рыцарей из их армий. Так что я окружен по большей части турнедскими героями, а также вестготскими, что прибыли на кораблях, готовые для яростного штурма города.
Сейчас они, несколько разочарованные, что не стяжали воинской славы и не совершили великие подвиги, с другой стороны, плоды победы достались им легко, и все благодаря умелой дипломатии их сюзерена, который ведет их от победы к победе.
Барон Эйц тоже за столом, ему я просто велел присутствовать, объяснив, что нас, армландцев, и так капля в этом людском море, а сен-маринцы хоть здесь вроде бы все наши лояльные сторонники, но все же их слишком много, слишком…
Послышались шаги, нарочито громкие, это Альбрехт предупреждает о себе, все-таки в моих личных покоях, куда доступ пока открыт, а потом даже ближайших друзей гвардеец остановит строгим: «По какому делу? Я доложу».
– Все начинается пиром, – сказал он, остановившись рядом. – А дальше плавно перетекает в дискуссию, на кого бы напасть…
– Не будет таких дискуссий, – ответил я мрачно. – Это муравьи бьются друг с другом, не замечая лесного пожара, а вот нам нельзя поднять головы, чтобы Маркус не напомнил о себе.
– Маркус, – проговорил он, лицо его потемнело, но вскинул голову и сказал с натужным оптимизмом: – Встречную атаку не проведешь, так что будем дожидаться, когда появится… А пока будем осваиваться. Как вам здесь?
– Во дворце? – спросил я. – Да мне как-то все равно, дворец или шатер… Вижу только, знакомых морд маловато.
Он спросил понимающе:
– Вы о женщинах?
Я ощетинился.
– Что, по мне видно?
Он покачал головой.
– Успокойтесь, Ваше Величество. Вы держитесь как скала, поросшая мхом. Зеленым таким, добротным. Даже как бы с плесенью. Хорошей такой плесенью! Как на сыре. Просто ваше состояние естественно и понятно…
– Что вам понятно?
– Женщине нужен мужчина, – ответил он, не отрывая взгляда от толпы, – мужчине нужны женщины… желательно все на свете.
– У вас и запросы, – сказал я. – У меня поскромнее. Я уверен, что верно и преданно человек может любить не больше трех-четырех женщин. От силы семь-девять…
Он грустно улыбнулся.
– Но жизнь такова, что и на одну не у всех хватает времени, сил, денег, решимости. Зато кому-то достается больше, чем одна.
– Я тоже из тех, – отрезал я, – у кого недостает времени, сил и решимости. Господи, тут вот-вот Маркус рухнет на головы, а мы будем предаваться любовным утехам?
Он пожал плечами.
– Я разве сказал, предаваться? Так, перекусить на ходу. Не слезая с седла.
– Не снимая, гм, сапог со шпорами, – сказал я. – Ну да, это понятно…
– Розалинда, – сказал он без всякого перехода, – мирно и счастливо живет с мужем в далеком имении. Азагердию выдали замуж, как только вы отправились на север.
Я проворчал:
– Чего это вы их вспомнили?.. Я вот совсем не думаю.
– Да ладно, – сказал он, – если не о них, то все равно о них, пусть даже у них другие имена и прически, зато все равно это они. Могу порекомендовать…
– Заткнитесь, граф, – сказал я в раздражении. – Недоставало, чтобы мне еще и баб рекомендовали!
Он поклонился.
– Нет-нет, Ваше Величество, что вы… Я уверен, что в женщинах вы разбираетесь лучше, чем в политике, в которой, если честно, не разбираетесь вовсе.
Я засопел, это наглая ложь, в политике я вообще орел, но Альбрехт и не пытается что-то доказать или опровергнуть, просто растормашивает меня, чтобы не зацикливался на одной-единственной идее, способной свести с ума.
– Ладно, – сказал я, – Маркус подождет, вы правы. Все равно еще не готовы, маяк пока что растет, как непонятный гриб.
Он посмотрел искоса.
– Присматриваете?
– Чувствую, – отрезал я. – Такой вот я чувствительный! Баб не чувствую, а маяк за триста или сколько там миль чувствую.
– Повезло нам с государем, – ответил он.
– Не язвите, граф, – сказал я строго. – Я уже весь в язвах. К счастью, пока невидимых, но я их чувствую. Мне кажется, там в зале недостает перемешивателя?
– Перемешивателя?
– Ну да, – сказал я, – как повар перемешивает большой такой цветной суп в большом котле.
