Валерий Большаков - Сага о реконе
Узнав своих, они добавили шуму, а потом и Костя заголосил, приметив Бородина.
Встреча прошла в теплой, дружеской обстановке.
– Ну как?! – набросился Роскви на Эваранди, едва покончив с ритуалом приветствия, включавшим тычки, шлепки и тумаки.
– Побили мы их! Почти. Половину точно уложили, а другая половина в лес умотала.
– А Эльвёр?
– А что Эльвёр? – Плющ независимо пожал плечами. – Дома Эльвёр.
– Да-а… – с чувством протянул Валера. – Здорово!
– Ах, ты… забыл совсем!
Плющ торопливо снял с себя пектораль и гривну.
– Держи! Это тебе.
– Что это? – спросил Роскви подсевшим голосом.
– Бонусы!
– Да не-е… – затрепыхался Бородин. – Ты чё? Знаешь, сколько эти штуки стоят?
– Не болтай ерунды, ладно? У тебя в миру жена и ребенок, а жить негде. Вот об этом и думай. Квартира у меня есть, а семьи нет, так что мне легче. И вообще, не зли меня! Бери, а то выкину!
– Я те выкину…
Валера бережно принял ювелирку и повесил на шею.
– Рост благосостояния трудящихся! – радостно ухмыльнулся он.
Беловолосый, между тем, времени зря не терял и напряг местных кашеваров.
– На обед будет овсянка, – громогласно объявил хевдинг. Подумал и добавил: – С печенью трески. Хавгрим! Тюркир! Весла в руки и на тот берег – доложите конунгу, что драккары на месте, целые и невредимые!
Радостные дренги бросились к той самой лодке, с которой похитители поджигали снекки. Минуты не прошло, а их и след простыл – молодые воины жаждали обрадовать Хьельда.
Почувствовав громадную усталость, Плющ сел на траву и бездумно уставился на воду.
Ох, и погоняли его эти викинги… Утомилась каждая мышца, каждый нерв.
Но все равно Костя был доволен. Очень.
Интермондиум – это именно то, о чем он всегда мечтал, чего хотел, пусть даже и не верил, что подобное бывает.
А вот свершилось!
Хранитель Романус может быть доволен – они не допустили альтернативки, все будет так, как написано в учебниках истории.
Быть Харальду Косматому конунгом!
Если разобраться по-хорошему, то ничего чудесного Терминал не открывает.
Вон, вокруг кипит жизнь. Обычная, ничем не примечательная жизнь.
Просто в Норэгр она другая, нежели в миру. Трудная, опасная, напряженная.
Конечно, такую можно отыскать и там.
Где-нибудь в Центральной Африке. Или в Азии. Или в Латинской Америке. Там, где трущобы, джунгли, партизаны и прочая дрянь.
Но кто, находясь в твердом рассудке, отправится куда-нибудь в Колумбию отстреливать наркобаронов? Или в Либерию алмазиков приискать?
Да тут дело не в рассудке даже, а в положении, ибо затевать игры с тем же Медельинским кокаиновым картелем означает создавать искусственные трудности, которые потом придется героически преодолевать.
Вот эта-то искусственность и есть экстрим того мира.
В Норэгр же все натурально, здесь нет цивилизованного общества и мировых окраин.
Тут повсюду одно и то же – во Фландрии, в Гардах, в Бургундии, в Халифате.
Здешнее рабство – не аномалия, а бытие.
Разборки на мечах? За океан под парусом?
Только так, иначе просто не бывает.
Для IX века все эти страсти-мордасти совершенно естественны. Правда, сам ты попал сюда не случайно, а как раз в поисках экстрима – и окунулся в самую что ни на есть подлинность.
Рядом присел Бородин. Он был слегка напряжен.
– Чего ты такой вздернутый? – лениво спросил его Костя.
– Не знаю, – медленно проговорил Валерка. – Как-то не по себе. Уж слишком все хорошо и ладно, просто идиллия какая-то! С викингами и теми побратались…
– Да успокойся. Прорвемся! Тут главное – понять, что к чему, проникнуться!
– Господи, – пожал плечами Валера, – да что вообще можно понять за несколько дней? Вот когда вернемся Регуляторами, как закатимся сюда на весь отпуск!
– На каникулы, – поправил его Костя.
– Да какая разница!
– Разница в том, что мы еще не Регуляторы.
– Между прочим, до конца срока осталось четыре или пять дней. Потом портал… того… закроется.
– Перспектива получить меч в бочину у тебя еще есть, не волнуйся.
– Умеешь ты подбодрить!
– Жизнь такая…
– А нам еще обратно возвращаться, к пещере.
– Посуху выйдет быстрее.
– Ну да вообще-то.
После сытного обеда прибыли Тюркир и Хавгрим.
Они передали благодарность командования и приказ привести «Цверга» к пристани.
– В общем, – сказал Хавгрим, волнуясь, – конунг решил высадить отряд у Запретного леса, чтобы ударить по дружине Гунульфа с гор. Проводники будут ждать на берегу. Другой отряд выступит с равнины, от поселка. Зажмем вражин и перебьем!
Плющ вздохнул и закатил глаза, смотря в небо.
Солнце сошло с зенита, склоняясь к западу, однако одолело лишь полпути по небосклону.
День не торопился угаснуть…
Глава 29
Семен Щепотнев
«Шоу должно продолжаться»
Шимона переполняла дикая злость.
Он злился на этого надутого индюка-сэконунга, что возомнил себя великим полководцем, а на деле оказался сродни тупому красному командиру, что в 41-м гробил тыщи солдатских душ, да все без толку.
Семен злился на отморозка Эйвинда, которого битва возбуждала, и тот бросался в самую гущу боя, неистовствуя, пьянея от крови.
И на Торгрима он злился – ярл рубился с чисто крестьянской основательностью, не обращая внимания на «главнокомандующего».
Да и кто из викингов слушал приказы Гунульфа?
Три дружины, три хирда попросту перли буром вперед, надеясь на силушку богатырскую. Авось победим! Щас как ломанем, как надавим!
А фиг вам!
Хьельд конунг оказался умнейшим стариканом – он использовал тактику двойного охвата, окружил и раздолбал воинство сэконунга по частям.
И это ему, Шимону херсиру, принадлежит вся честь спасения хваленых вояк! Слава Богу, он вовремя остановил зарвавшегося сэконунга, иначе разгром был бы полный.
Но самую великую злость, переходившую в бешенство, он испытывал по отношению к правителю Сокнхейда, ибо этот хитрый стратег сделал блестящий ход за их спинами – увел драккары!
Сгореть быстрее снекк лодьи просто не могли, стало быть, конунг где-то припрятал корабли.
Ну да, а потом он их вернет – за соответствующую мзду!
Однако викинги, выбежавшие на берег и вопившие, как души грешников в аду, испытывали не гнев и не ярость – впервые за этот долгий день их храбрые сердца сжались в предчувствии мрачного финала.
Чадный дым от пылавших «Вепря волн» и «Морского коня» мстился этаким зловещим пологом, предвещавшим смерть.
Словно горел их собственный погребальный костер.
Им не уйти отсюда!
Путь к отступлению отрезан…
…Путаясь в густой траве, спотыкаясь о подгнившие сучья, потрепанная дружина уходила все дальше и дальше в лес.
На большой поляне решили отдышаться – все дико устали после битвы, а проигранное сражение тяготит куда сильнее.
Угрюмый Эйвинд неожиданно развернулся и выхватил меч.
– Это он виноват! – проревел Мудроречивый, указывая клинком на Гунульфа. – Он подбил всех нас на эту битву!
Часть викингов заворчала одобрительно.
Сын Рёгнвальда Клапы рассмеялся с некоторой натужностью, а Шимон выступил вперед, взяв на себя обязанности адвоката.
– Сэконунг не виноват в том, – медленно проговорил он, – что ты оказался полным дураком и не слушал его приказов!
Губы ярла искривила довольная усмешка.
– Значит, я дурак? – пропел он.
– Придурок, каких мало! – подтвердил Семен. – Из-за тебя, тупицы, полегло немало храбрых воинов, поверивших в то, что ты ведаешь толк в битве, а боги к тебе благосклонны! Они ошибались – ты полное ничтожество, Эйвинд, по недоразумению ставшее ярлом! Будь я на месте сэконунга, приказал бы тебя повесить на ближайшем дереве, ибо ты не заслуживаешь смерти от меча, длиннопятый ярл!
В первые мгновенья Мудроречивый онемел от подобных речей, но скоро кровь бросилась ему в голову, выступив горячечным румянцем, а после смертельная бледность омертвила щеки. Несколько хускарлов выступили вперед, перехватывая секиры, но Эйвинд утишил их мановением руки – не мешайте, мол, сам справлюсь с наглецом.
– Огляди эту поляну, херсир, – сипло протянул он, картинно вытягивая клинок, – ибо тут ты умрешь! Погляди на небо в последний раз и прими свою смерть!
Щепотнев не стал плести пышных фраз, а совершил мгновенный нукиути, отрубая ярлу правую кисть вместе с мечом.
Мало кто из викингов заметил само движение, а в следующий момент Шимон разрубил Эйвинду горло.
Крик, родившийся в легких Мудроречивого, прервался, выступив кровавыми пузырями.
Ярл умер, а херсир не менее театральным жестом стряхнул с лезвия тягучие капли. Вот только стряхивание вышло никаким не ритуальным, а самым обыкновенным.
Оглядев лица викингов – бесстрастные, злые, восторженные, насупленные – Щепотнев сказал:
– Если бы мы все четко исполняли приказы, если бы рубились вместе, а не врозь, то праздновали бы нынче победу и делили добычу!
