Илья Туричин - Приключения октябрёнка Васи Сомова в прошлом
Тут Вася не выдержал: за что Городовой ударил Миньку?
Вспомнил Вася, как однажды какой-то прохожий толкнул его приятеля Вову. Так того прохожего в милицию повели! В два счёта! Нельзя людей обижать! А тем более маленьких!
— И не стыдно? — сказал Вася, строго глядя на Городового. — Ведь взрослый человек, а мальчика ни за что ударили!
Городовой так удивился, что даже посинел.
— Отведём вас куда надо, будете знать, как драться! — запальчиво крикнул Вася.
Городовой часто-часто заморгал. Потом вытянулся и гаркнул:
— Рад стараться! — Но сообразил, что перед ним всего-навсего мальчишка, и из синего стал лиловым: — Эт-то что такое!
— Ага! — обрадовался Купеческий сын. — Хватайте их, они воры, разбойники! Пятак мой украли!
— Давайте сюда пятак, — сказал Городовой. — Как вещественное доказательство.
Купеческий сын отдал ему пятак, порылся в кармане и достал оттуда серебряный рубль.
— А это вам за беспокойство, — сказал он. — И построже с ними, с разбойниками!
— Рад стараться! — гаркнул Городовой, пряча рубль, и спросил: — Которого хватать?
— Обоих.
— Рубля мало… — сказал Городовой.
— Тогда хватай этого, — Купеческий сын ткнул пальцем в Васю, — пятак у него был.
Схватил Городовой Васю и повёл в полицейскую часть.
А Купеческий сын вдруг почувствовал голод и крикнул:
— Эй, кто там! Тащите мне каши!
Глава седьмая
Полицейский пристав бьёт мух, а Васю сажают в холодную.
— Привёл, ваше благородие, вора, — сказал Городовой. — Он у Купецкого сына пятак украл. Вот этот, — и Городовой положил пятак на стол перед полицейским приставом.
Пристав молча взял мухобойку и — бац! — убил муху на краю стола.
— Семьдесят первая, — объявил он и повернулся к Васе: — Значит, украл?
— Это неправда, — сказал Вася. — Я ему дал сломать.
— Зачем?
— Просто так, — ответил Вася.
— Гм… Как это так, просто так? — спросил Пристав. — Кто ж это будет просто так пятаки раздавать?
— Ещё он говорит, что Купецкий сын, ваше благородие, пятака не смог сломать!
— Ха-ха-ха, — засмеялся было Пристав, но увидел на стене муху, схватил мухобойку, на цыпочках подошёл к стене и… бац! — Семьдесят вторая. Обыскивали?
— Никак нет! — рявкнул городовой.
— Обыскать!
— Слушаюсь! — Городовой вывернул Васины карманы.
На ладонь его вывалились металлические шарики.
Пристав взял тяжёлый блестящий шарик, повертел его в пальцах — никогда не видывал такого.
— Так вот, мальчик, за кражу этого пятака, — он указал мухобойкой на Васину волшебную монету, лежавшую на столе, — я велю посадить тебя в холодную.
— Не крал я ничего, — сказал Вася.
— Всякий, если ещё не украл, то когда-нибудь непременно украдёт! Честных людей не бывает! Любого сажай в холодную — не ошибёшься! — Пристав протянул руку, зажал пальцами Васино ухо. — Признавайся, мальчик!
Больно было Васе. На глазах проступили слёзы. Он часто-часто заморгал.
Головы орла на монете дружно щёлкнули клювами: сейчас мальчишка заплачет.
Вася прикусил губу: не плакать! А шеи орлов так и вытянулись: ну же, ну, капай слезу.
Стерпел Вася боль, сдержался, взглянул Приставу прямо в глаза:
— Это не я у Купеческого сына, а он у меня хотел украсть пятачок! Я ему дал, чтобы он разломил.
Пристав отпустил Васино ухо и сказал хвастливо:
— Когда-то и я ломал пятаки!
— Так точно! — рявкнул Городовой.
Пристав взял пятак, положил его на край стола и нажал. Пятак даже не погнулся. Пристав нажал изо всех сил. Безрезультатно.
— Пятак фальшивый! — сказал он. — Получается, что ты или украл его, или сделал фальшивую монету. Сейчас мы составим протокол! Как твоя фамилия?
— Сомов Вася.
Пристав внимательно посмотрел на Васю, и неожиданно губы его расползлись в улыбке:
— Уж не генерала ли Сомова сынок?
Васе даже стало смешно. Взять да и сказать, что этого самого генерала сынок. Вот переполох поднимется! «Ваше благородие», видать, боится генерала! А ещё кричит, других пугает!
— Мой папа никакой не генерал! — отчётливо сказал Вася. — Мой папа — знатный токарь на тракторном заводе!
— Гмм… Такого завода нет!
— Будет, — сказал Вася.
Пристав нахмурился.
— Объявляю пятак фальшивым и украденным! — сказал он. — В холодную мальчишку!
Городовой схватил Васю за шиворот и поволок его по коридору. Открыл скрипучую дверь, впихнул Васю в полутёмный подвал, а сам вернулся к Приставу.
— Тебе что, Филимоныч?
Городовой потоптался на месте.
— Виноват, ваше благородие. Зачем-то шёл, да запамятовал. Дозвольте идти?
— Иди, Филимоныч.
Городовой ушёл.
А пристав уставился на металлические шарики и медный пятак, лежащие перед ним на столе.
«Откуда всё это здесь очутилось?»
Он посидел немного, потом смахнул ладонью в ящик стола и шарики, и монету. Увидел на стене муху и схватил мухобойку.
И городовой, и пристав про Васю забыли. Ведь он был из будущего, а помнить можно только прошлое.
Один Минька не забывал Васю, потому что знал тайну медной монеты и очень хотел Васе помочь. Он сидел на каменной тумбе против полицейского участка и думал, как бы выручить товарища.
Глава восьмая
Головы орла не теряют надежды, а Вася надувает городовых.
В темноте ящика орлиные головы замотались на тонких шеях.
— Мальчишку в холодную повели. Ему там, наверно, страшно. Он там, наверно, плачет. А мы здесь, — сказала сипло левая.
— Так-то оно так, да не совсем, — прохрипела правая. — А может, он и не плачет. Или плачет, да не пустыми слезами.
— Помолчи, — сердито сказала левая. — Вечно ты во всём сомневаешься! Надо выбираться из этого ящика. Надо — к мальчишке…
— Так-то оно так… — начала было правая, но левая клюнула её, и они замолчали.
Монета подкатилась тихонько к углу ящика, и головы увидели щель. Щель была узкой.
— Надо пролезть, — сипнула левая.
— Так-то оно так… — начала было правая, но левая снова клюнула её.
Они поставили монету на ребро, сунули её в щель и свалились на пол.
Пристав услышал, как что-то брякнуло, заглянул под стол, но ничего там не увидел. Монета уже откатилась к двери.
Тем временем Вася сидел на голых дощатых нарах.
Что же дальше будет? Может, Минька догадается, что его посадили в холодную, и как-нибудь выручит? А если не догадается? Или не сможет выручить? Так и придётся сидеть в этой холодной?
Жутко Васе стало. Он съёжился совсем в комочек и заплакал. Теперь уж что! Теперь плакать можно, монеты-то нет!
А монета лежала по ту сторону обитой железом двери. Головы орла слышали, как всхлипывает Вася, и сами чуть не плакали от досады. Бились головами об обитую железом дверь и зло скрипели клювами.
Звякнул засов. Дверь отворилась, вошли двое городовых.
— А это что за гусь? — спросил один городовой.
Второй взглянул на бумаги, которые держал в руках, пожал плечами.
— По списку не числится.
«Надо их перехитрить», — подумал Вася, поднял голову, сдвинул брови, посмотрел грозно на городовых да как крикнет:
— Что значит гусь? Кто тут гусь? Я — гусь? А я вот вовсе не гусь! Я — октябрёнок! Понятно? Ок-тя-брё-нок! — отчётливо повторил он.
Городовые растерянно заморгали глазами. Ведь они не знали, что такое октябрёнок. И подумали, что это, должно быть, какое-нибудь важное, сердитое начальство.
А Вася неожиданно вспомнил, как командуют войсками на парадах, и закричал:
— Смир-но! К торжественному маршу, поротно, первая рота прямо, остальные на-пра-во! Шагом марш!
И зашагал к двери.
Городовые только и успели испуганно вытянуться и отдать честь.
Вася переступил порог холодной и заметил на полу свою новенькую медную монету. Она, тоненько позванивая, нетерпеливо вертелась на месте. Вася нагнулся, словно бы ботинок зашнуровать, и тотчас монета прыгнула в его ладонь.
Когда Вася вышел на улицу, ветер разогнал серые тучи, и в голубом «окне» показалось яркое весеннее солнце.
Вася зажмурился.
— О-о! Вася! — крикнул неподалёку знакомый голос. И Вася увидел Миньку.
— Вася! — Минька улыбался. — А я всё хожу. Всё думаю, как бы ф-фараонов надуть!
— Я их надул, ф-фараонов, — улыбнулся Вася.
— Тогда пошли скорее к Генералу.
— К какому Генералу?
— Я узнал: у него, у того Генерала, — сила. Войска! Может, он пятак разломит?
Глава девятая
