Юрий Корчевский - Атаман. Гексалогия
— Весело ты живешь, князь! — озираясь, промолвил визитер. — Надеюсь, — крокодилов нигде не прячешь?
— Шутник! Это уже вторая змея за вечер. Ночной гость присвистнул.
— Думаешь, гады сами в избу заползли?
— Полагаю, нет. Специально подбросили; Так Кучецкому и доложи.
— Ответ будет?
— Передай — спасибо за предупреждение. И еще… Я заколебался. Отдать визитеру найденную мной бумагу? Нет, пожалуй, рискованно. Гонец один, уснет на отдыхе, не приведи Господь, — обнаружат письмо недруги мои. Или, не ровен час, выследят от моего дома и схватят. Тогда — хана! Письмо есть, гонец в наличии. Точно — дворцовый заговор готовят.
— Нет, на словах передай — вскорости сам приеду. Гонец поклонился и вышел в сени.
— Князь, ты бы еще у себя пошарил. Две змеи — это серьезно. Никак, душегубы энти сгубить тебя схотели.
— Перебьются. Счастливо добраться.
Я запер дверь и резко выдохнул. Только тут до меня дошло, что я снова был на волосок от смерти. Ведь если бы я утром сунул ноги в сапоги, как всегда это делал, то тут бы мне и конец пришел. Ну, Телепнев, тебе это так просто с рук не сойдет! Я пока еще не знал конкретно, как ему отомщу, но если он убить меня захотел, то я ему отвечу аналогично.
До утра я уже уснуть не мог, ворочался в постели и строил различные планы мщения коварному князю.
А перед рассветом — как отрубился напрочь.
Разбудил меня резкий стук в дверь. В комнате было уже светло — знать, солнце уже давно встало. Я выглянул в окно. Во дворе толпились ратники, перебрасываясь отрывочными фразами со служивыми из управы.
Прошлепав босыми ногами к двери, я открыл засов.
На крыльце стояло пяток человек во главе с наместником. Вид у него был встревоженный.
— Ну, слава тебе, Господи, жив!
— А почему это я должен преставиться? — постарался удивиться я.
— Ночью люди выстрел и шум слышали в этой стороне, а утром тебя на службе нет, вот и подумали, не стряслось ли с тобой беды какой?
— Да жив я, как видите, и ничего у меня не произошло.
Конечно, проверить пришел наместник — укусили ли меня змеи, и если — да, жив ли я еще? По-моему, я уловил в глазах Шклядина разочарование.
— Да вы пройдите, коли уж пришли. Только за внешний вид, что не одет, не взыщите. Да стесняться некого, все мужи зрелые.
Я стал одеваться. Наместник по-хозяйски расположился за столом, подобрав края длинной шубы и грузно осев на лавку.
Я подошел к сапогам. Шклядин замер.
— Да что вы все так встревожились, жив я, Гаврила, жив! — заставил я себя улыбнуться.
Я нырнул в сапоги и встал, как ни в чем не бывало. Лицо Шклядина начало краснеть, он очумело поглядывал на мои ноги, силясь что-то понять и пытаясь что-то спросить, но видно, как ком в горле застрял. Он уперся в меня взглядом и тяжело сопел.
Я подпоясался, нацепил саблю и сел напротив, изображая радушие. Наместник очнулся, дернулся и — рванул с места в карьер:
— Вот что, воевода, есть сведения, что в дом к тебе приходил посыльный от изменника подлого.
— Это кто же изменник? — кажется, мне удалось сильно удивиться.
Но наместник не ответил на мой вопрос, повернулся к своим людям и махнул рукой: «Приступайте!» То, что это были его люди, прикормленные, я не сомневался. Не сомневался я и в том, что они и под присягой подтвердили бы все, что угодно. Но видимость надо было все-таки соблюсти.
Один из его людей в сундуке моем рыться стал, другой — белье на постели ворошить.
Я молча наблюдал за служивыми, но, когда один из них к иконам полез, привстал:
— Руки от икон убери, — спокойно сказал я.
— Боярин, здесь бумага есть, за иконами! — радостно завопил служивый.
Все бросили заниматься обыском. Служивый торжествующе положил на стол перед наместником сложенный лист.
— Посмотрим, что в бумаге схороненной, — стрельнул в меня глазами Шклядин. А во взгляде — плохо скрытая радость.
Гаврила развернул бумагу и начал читать — громко, чтобы все слышали, но уже на второй фразе споткнулся. Спросил, недоумевая:
— Это что же — посты христианские?
— А что ты ожидал увидеть? — засмеялся я. — За иконами такому листу самое место.
На градоначальника было жалко смотреть.
— Терентий, глянь, там, за иконами — ничего боле нет?
Служивый даже иконы снял. Пусто! Я подошел к стоявшему в углу мусорному ведру, откинул крышку и поставил его перед Шклядиным:
— Гаврила, не это ли ты ищешь?
Наместник заглянул в ведро, увидел окровавленные куски змеиных тел, побледнел и в ужасе отпрянул. Не в силах вымолвить ни слова, он хватал открытым ртом воздух, прижимая правую руку к груди. Любопытные служивые, подойдя к ведру и увидев его страшное содержимое, с отвращением отскочили.
Я выпрямился и положил руку на рукоять сабли.
— А теперь объяснись, боярин, по какому праву обыск в доме моем учинил? Я тебя с людьми твоими пригласил к себе в избу, принял подобающе, а ты бесчинства творишь?! Я боярин и князь, воевода городской, государем ставленный, а ты в моем доме меня оскорбил?!
Я нарочно негодовал громко и отчетливо, чтобы и во дворе слышно было. Правота за мной. Проступок наместника — по «Правде» — серьезный.
Я шагнул вперед, намеренно споткнулся о ногу одного из людей Гаврилы, с грохотом упал. Вскочил и громовым голосом обрушился на градоначальника:
— Так ты еще своим людям и рукоприкладствовать позволяешь, негодяй?
Я выхватил саблю и плашмя ударил ею опешившего наместника по рукам, лежащим на столе. Сильно ударил, не жалея. Гаврила взвыл от боли, я же резко повернулся и кольнул в бок концом сабли служивого, о которого споткнулся. Он заорал — не столько от боли, сколько от неожиданности — и нелепо завалился в сторону, сбив еще одного.
Я набрал полную грудь воздуха, прыгнул к окну и выбил саблей стекло:
— Дружина, тревога! Нападение на воеводу! Все ко мне!
От удивления у наместника отпала челюсть, он перестал завывать и вытаращил глаза.
В избу, грохоча коваными каблуками сапог, вбежали несколько ратников. Я указал на людей Шклядина:
— Всех связать и — в темницу. Кляпы в рот, чтобы сговориться не смогли. Это предатели и изменники.
Дружинники шустро повязали людей наместника и остановились в нерешительности перед Шклядиным.
— А с ним что делать?
— Тоже в темницу.
— Ты что себе позволяешь, князь? — возмутился Гаврила.
— А, про звание княжеское вспомнил? Сейчас ты не еще напомни, что боярин ты. За нападение на воеводу на службе и обвинение облыжное — повешу всех!
Видно было, что наместник струхнул не на шутку, а что, с этого бешеного воеводы станется — в самом деле ведь повесить может! А как уж он перед государем потом оправдываться будет — дело десятое.
Наместника связали, заткнули рот кляпом и повели в темницу Шклядин брыкался и упирался, не хотел идти.
Среди его людей не было никого похожего на того мужика с кожаным мешком, что принес в мою избу шей и которого я лицезрел в своем видении. Значит, надо срочно найти незнакомца. Скорее всего, в управе сейчас сидит.
У избы моей уже толпилось много дружинников.
— Первый десяток — за мной бегом! Остальным — одеться по боевой тревоге!
Я побежал к управе, благо — она всего в квартале была. За мной, тяжело дыша, топали ногами ратники. Прохожие испуганно жались к стенам домов.
Вот и управа. А с крыльца ее спускался к нам навстречу тот человек, фантом которого я наблюдал в своем видении и которого сейчас так жаждал найти.
— Взять его, живым взять! — показал я рукой на служивого.
Мужик метнулся в сторону и побежал. Дружинники мои, хоть умом и не блистали, но в физической силе и ловкости им не откажешь. Они загнали мужика в угол. Он попробовал отбиться ножом, но куда одному против десятка! Бросили под ноги чурбак, повалили, связали, изрядно при этом помутузив. Был приказ взять живым, ну а уж если при этом — ну совершенно случайно — заденет кто, извиняйте: сам виноват. Зачем ножиком махать?
Задержанного приволокли ко мне.
— Кто таков? Почему убегал?
Под глазом его наливался багровый фингал.
— Мелентий, писарчук я, из управы. А побежал, потому как испужался, — служивый стучал зубами от страха и затравленно озирался — видно, искал глазами наместника, но, так ничего и не поняв, втянул голову в плечи и притих.
— Связать, кляп в рот и — в темницу. И палача ко мне!
Пленника уволокли.
Ко мне подошли трое дружинников.
— Прости, воевода, а ката в городе нету.
— Как нет? Раз город есть, значит — и кат должен быть! Ищите умеючих в дознании!
Воины лишь руками развели. Ладно, авось найдут палача. Не самому же этим заниматься.
