Барин из провинции (СИ) - Иванов Дмитрий

Я, понятное дело, уставился на него непонимающе. Латынью ни я, ни Лешка не владели.

— Перевожу, — хмыкнул он, снисходительно. — После многочисленных наблюдений я выделил девять основных разновидностей складок и борозд на кожной поверхности концевых фаланг пальцев, которые отвечают за осязание.

А потом добавил, что некий немецкий анатом, Йоханн Майер, ещё лет 30–40 назад заметил, что узоры на пальцах у всех разные, даже у близнецов.

— Ни фига себе! — вырвалось у меня.

Хотя, если честно, больше всего я поразился не научным достижениям в этой области, а памяти Евстигнея.

— Слушай, — перехожу я к делу, — а зачем тебе попусту тратиться на жильё? Поживи у меня в домике, что на Никольской. Мы, по плану, должны были там вчетвером обитать, но двое ушли: служба у них нашлась, с квартирой при ней. У меня комнатка имеется на втором этаже. Я туда, правда, не поднимался ещё, но думаю, места тебе хватит. И главное — до Императорского университета рукой подать. Да и дом-то мой, не съёмный — сам купил.

— Неудобно как-то, — засомневался Евстигней, почесав затылок.

— Да нормально всё! Чего ты носом вертишь? Уж не хуже твоей комнатушки, и денег не попрошу.

— Не хочу стеснять… — пробормотал он.

— Глупости это всё. И потом — временно, пока жалованья не получишь!

В самом деле, звать жить насовсем — это, мягко говоря, недальновидно. Вот поначалу кажется — человек учёный, степенный, а при близком общении выяснится, что у него причуды какие. А так, сказал, что временно — удобно. Если уж совсем невмоготу с ним придется — попрощаемся по-доброму, под предлогом, мол, комнатка понадобилась для хозяйственных нужд. А если окажется толковым — почему бы и не оставить? Дом большой, польза от Евстигнея может быть реальная, да и надёжный человек в доме — оно всегда пригодится.

— Нефть? Белая? — непонимающе переспросил Евстигней Урядов, когда мы шли забирать задаток за комнату, которую он успел снять. Лихача нанимать не стали — идти тут недалече, а медяк на дороге не валяется.

— А… чёрное масло! — оживился он, поняв о чём речь. — Видел я такую штуку ещё в прошлом годе. Привезли, кажется, из Баку. Есть, черная, и более очищенная, белая — для медицинских надобностей. Аптеку Гудмана, знаешь, на Мясницкой? Так вот, там прям пуд её закупили! Вшей выводит хорошо, кожные болезни лечит, суставы опять же… А про братьев Дубининых слыхал? Это смолевары, люди не бедные, переселились в Моздок, и вот уже третий год торгуют сим средством. Я, к слову, с самим Герасимом знаком. Человек он деловой и рассудительный.

— Что же до чёрной нефти, — продолжал умник, пыхтя и таща за собой оба своих тяжеленных баула, — то она для осей, да для пропитки дерева в ходу. Тоже вещь нужная.

Я нёс всего лишь связку его книг, и то — он бы и её мне не доверил, кабы не баулы. Идет и глаз с меня не сводит — боится, чтобы я ненароком не уронил ценные книгопечатные издания в грязь, что была повсеместно от недавнего проливного дождя!

Чёрт, да он просто кладезь информации! Что ни спроси — всё знает, обо всём читал. Не человек, а ходячая энциклопедия… Надо будет прикупить этой белой нефти, хоть литр, да попробовать поджечь. И если чадить не станет — значит, керосиновой лампе быть!

А моё предложение для парня — что манна небесная. Ведь эту комнату, которую он снял, и комнатой-то назвать совестно. Во-первых, место препоганое: рядом трактир для извозчиков, грязища, пьяные рожи, возможно, даже уголовные.

Во-вторых, сам домик в два этажа заселён так густо, что жители Гонконга будущего пришли бы в ужас. Да и комнатка весьма паршивая — кровати и той нет. Так, мешок с соломой бросили на пол — вот тебе и все удобства!

— Никак отдать не могу. Задаток он и есть задаток, что не возвращается… А как же — я ведь уже другим отказал в нумере, — разводит руками хозяин доходного дома — типичный увалень лет сорока, сам поперёк себя шире.

Смотрит на нас с Евстигнеем нагло, с ухмылкой, мол, и рад бы отдать, да ничего поделать не могу — законы, мол, таковы. А лицо при этом — довольное, лоснящееся: чувствует себя в полной правоте и при барыше.

Хрясь! Меня вдруг накрыла волна гнева, и удар пришелся прямо в широкий нос кельнера.

— Будет ещё быдло неумытое указывать мне — дворянину в двенадцатом колене! — что дозволено, а что нет. Быстро деньги на стол! — зло выплюнул я.

Мужик, изумленно вытирая кровь из носа, попытался было возмутиться:

— Да что же это творится… честного человека… Я буду жаловаться.

Хрясь! Добавляю я.

— Отдам, отдам… Право, барин, вы как зверь! — взмолился он и, пошарившись где-то под прилавком, выложил серебряный рубль. Всего-то.

Я сплюнул. Это я за рубль так старался? Тьфу, пропади он пропадом! Зря только топали сюда, ноги били и время тратили… Но главное — сам я от себя такой реакции не ожидал. Видать, здорово вжился в роль барина-самодура!

Евстигней забирает деньги, и мы идём нанимать пролётку. И тут меня посетила мысль: а ведь неплохо было бы мне и самому такую штуку приобрести. Вот она, ладная, проворная пролётка — и тент от дождя есть, и пара человек, а то и трое сзади сядут, и багаж пристроить куда можно. Удобная вещь!

А ещё тут водятся «картки» — лёгкие такие экипажи на двух колёсах, с одной лошадью, рессорами и крышей. Цена — до пятидесяти серебром, если с торгом.

Карета… она, конечно, для дальних переездов вещь незаменимая. Продать? Моя уже, не сказать, чтоб развалюха, но возраст у неё — почтенный. Может, пятьсот рублей кто и даст, но вот купить такую же — это уже тысячи полторы, если не больше. Надо учитывать, что мне ещё в Кострому возвращаться предстоит. Хорошо бы здесь найти что-нибудь типа гаража и карету туда пристроить на хранение, а самим на пролётке по городу передвигаться.

Так что думай, Алексей Алексеевич… думай головой, а не барскою задницей.

— Эко ты его лихо! Мне бы этот шельмец и медяка не отдал! — парень смотрит на меня с восхищением — расправа с жадным арендодателем его впечатлила.

— Ну а как ты хочешь? У меня больше сотни душ. Если их не бить — на голову сядут, — самодовольно говорю я.

Дома нас встречает Тихон, живо подтверждая правоту моих слов.

— Барин, дай три рубля тридцать семь копеек, — обратился он ко мне с порога.

— Это ещё что за новости? — морщусь от панибратства ары при посторонних.

— Рубль плотнику, на два я досок разных купил и прочего в дом, а тридцать семь копеек стоит гусь жирнющий, соседский. Его я нам приготовлю сегодня на ужин.

— Погодь, плотник вроде десять копеек просил? — напомнил я.

— А ты зайди за дом! — хитро прищурился ара.

— Не сильно он у тебя воспитан, — заметил Евстигней, когда мы обходили дом и карету, которая уже порядком задолбала. Правда, не далее как сегодня утром она спасла нас от ограбления.

— Да мы с малолетства с ним вместе. Я и вольную ему обещался дать в любой момент. Просто он сам не хочет, — пояснил я, разглядывая… обновленный сортир.

Пока меня не было, к навесу над отхожей ямой прибавились стены и удобный стульчак из свежеструганных досок. Не хватало только дверей, но их плотник, вижу, уже доделывает.

Ну, за такое действительно рубля не жалко! Микола, подсвечивая себе застарелым фингалом под левым глазом, трудился с редкостным усердием. Мужик был космат, одет в рванину, при том сразу видно: человек он пьющий, тут уж и к гадалке не ходи. Но работать умеет!

— Ну как? — торжествует сзади Тимоха.

— Молодец, сообразил! А что там с комнатой наверху? Сделали лестницу?

— Сделали! Побывал я там, и ты сильно удивишься сейчас…

— Вот только не надо сюрпризов, — занервничал я.

— Тебе понравится, — заверил Тимоха.

Глава 20

Глава 20

Поднимаюсь по винтовой лестнице, примечая на ходу, что новые ступеньки сделаны на совесть — ни скрипа, ни люфта.

А наверху, скажу откровенно, мне нравится. Причём второй этаж — это не просто комнатка под крышей, а вполне себе комфортное жилище: две комнаты — одна большая, даже громадная, аккурат над моей спальней и кухней, а вторая — поменьше, над Тимохиной.