Александр Прозоров - Воля небес
Промчавшись мимо потерявшей ход и управление каракки, шитик нацелился носом в нос идущего навстречу флейта. С мачт обоих кораблей загрохотали выстрелы, послышались крики – где разочарования, а где и радости. В воздух взметнулось несколько кошек, закрепленных на цепях вместо веревок – чтобы не перерубили. Холопы столкнули за борт тяжелые сетки с валунами – именно они, перехлестнутые веревкой за вбитые в палубу крюки, и натягивали цепи кошек. Не вручную же корабли стаскивать! Командам в бою не до того…
Цепи и веревки задрожали из-за нагрузки, затрещала обшивка столкнувшихся кораблей, еще раз бабахнули пистоли. Холопы, бросая их на палубу, схватились за веревки, гроздьями по четыре-пять человек перемахивая через борт к врагу. Трещали и скрипели мачты, полоскались паруса, закручивая сцепившиеся суда и раскачивая на волнах.
Обученные летать через пропасть холопы уже вовсю дрались на вражеской палубе, даже Тимофей успел перемахнуть на флейт, а подьячий мог только смотреть на высокий, словно крепостная стена, но притом куда более гладкий борт свейского корабля. По такому не полазишь, а скинуть боярину трап в этот раз никто не догадался.
– Вот, черт! Я что, белка?! – В бессильной ярости Басарга ударил рукоятью сабли в широкую трещину, выдающую существование в этом месте пушечного порта. – А ну, выходи!
К счастью, свеи оказались воинственны – внезапно сверху упали сходни, по ним побежали вниз чужие воины.
– Ну, слава Богу! – Подьячий кольнул снизу вверх, рассекая чью-то ногу, потом еще. Только после того как вниз кувыркнулся третий раненый, боярина заметили, сразу трое свеев ринулись в его сторону. – Теперь еще и плащ испортят…
Вытаскивая косарь, он отступил под сходни – чтобы напротив помещался только один противник, – принял первый выпад на косарь, уколол в ответ саблей в живот, поймал топорик скрещенными клинками, ударил ногой в пах, разрубил склонившуюся голову.
Свеи попятились, хотя теперь их стало заметно больше, да и по трапу бежали еще. Правда, большинство стремились не в бой, а в надстройки – вестимо, рассчитывая на добычу. Они не знали, что где-то там, как всегда, прятался Тришка-Платошка. Воин трусоватый – но умелый. Басарга именно с ним много лет тренировался, так что рубился холоп не хуже хозяина.
Перед боярином собралось пятеро врагов, но нападать не спешили. Перекинулись несколькими словами, двое побежали вокруг сходней, намереваясь обойти врага со спины, и подьячий быстро попятился, повернулся лицом к ним. Свеи шарахнулись назад, а вот под трап нырнул остролицый мореход с тонкими усиками. Поймал взгляд подьячего, попятился.
Почуяли, похоже, насколько враг опасен. Под вострый клинок соваться не рвались.
– И-э-эх! – Поняв, что придется начинать самому, Басарга кинулся на пару за трапом, рубанул, уколол. Никуда не попал, но сблизился. Левый свей ударил в живот – боярин повернулся боком, чтобы клинок скользнул по пластинам юшмана, резанул врага по плечу косарем, тут же резко присел, рубя назад. Кинувшийся к открытой спине остролицый налетел на саблю бедрами, рухнул вперед, сбивая с ног своего товарища. Подьячий отвел косарем клинок третьего храбреца, подсек руку – тело было слева, разить в грудь неудобно – метнулся к упавшему, походя проколол грудь, побежал дальше.
Один свей кинулся от него под сходни, второй ударил в грудь топориком – пришлось опять выворачиваться, превращая смертоносный удар в скользящий. В этот раз Басарга рубанул по голове, опять нырнул, спасаясь от пики со сходней, резанул по ногам, погнался за свеем, что прятался за трапом.
Тот добежал до кормы, оглянулся и прыгнул за борт. Поплыл к берегу.
– Черт! – разочарованно выдохнул боярин, подумал и двинулся в кормовую надстройку.
Двое свеев валялись там на полу в луже крови, еще трое наступали на Тришку-Платошку. Басарга крест-накрест рубанул их по спинам, уколол обернувшегося, побежал на нос.
– Хей! – окликнул его от сходней широкоплечий бледнокожий чужак, сидящий возле убитых мореходов, выпрямился, потянул из ножен длинную тонкую шпагу. Встал в позицию, жестом предложил наступать. Басарга усмехнулся, рубанул саблей воздух, направился к нему.
Свей вскрикнул, сглотнул и упал вперед – из спины торчало тонкое древко сулицы.
– Больно уверен был, боярин, – сказал сверху, от борта флейта, Тимофей. – К чему рисковать?
– Благодарствую за помощь, капитан! – вскинул саблю Басарга.
– Смотрю, было жарко, – осмотрел палубу шитика безусый воевода.
– Они, похоже, не драться лезли, а от вас убегали. – Подьячий присел, вытер клинки о рубаху одного из убитых. – Квелые уж больно. Как флейт?
– Хороший, крепкий. – Юный капитан широко улыбнулся. – Теперь он наш.
Карст Роде имел под рукой вдвое больше людей – а потому со своим соперником управился быстрее. Пока холопы добивали последних отбивающихся врагов, датчанин подвел свои корабли к первой, искалеченной каракке и двумя залпами вынудил ее команду запросить пощады. Спустив две шлюпки, свеи покинули обреченное судно, предоставив победителям право обшарить трюмы и каюты, перегрузить пушки и припасы, после чего адмирал приказал поджечь оставшийся без мачт и с проломанной в нескольких местах палубой корпус.
Удвоив свой состав, но опять ослабив экипажи, эскадра повернула к Борнхольму.
Отдых продлился всего два дня. Поставив добытые у свеев пушки на шхуну, адмирал Роде повел эскадру на юг, прочесывая море широкой облавой. В руки охотников попали четыре польских когга[28] со вполне приличным грузом из тканей, пеньки, канатов, сала, шпажных клинков, дегтя и прочего обыденного товара. Несчастные торговцы не сопротивлялись, а потому были милостиво отпущены в шлюпках целыми и невредимыми. Расстояния в Варяжском море невеликие, никто не сомневался, что до берега они доберутся, среди волн не сгинут.
Новая остановка случилась в Ревеле. Главной бедой для русского адмирала была нехватка людей, и он опять выгреб из портового города всех свободных мужчин, обещая им быстрое и легкое обогащение. Следующий переход принес в добычу всего одну рыбацкую шхуну с полупустыми трюмами и закончился в Нарве. Здесь Басарга оставил воеводе под расписку три корабля и шхуну «в доход царской казны, проистекший от деяний ратных флота русского под командой адмирала Карста Роде и подьячего Басарги Леонтьева».
Расставаясь с добычей, датчанин застонал и изменился в лице, но… Но у него банально не хватало людей, чтобы собрать полные команды для девяти крупных кораблей. Пришлось ограничить аппетиты шестью.
Первого июля эскадра снова вышла в море, двигаясь вдоль южного побережья на запад – и собрала улов из еще семи кораблей, которые через десять дней успешно привела в Копенгаген. После их продажи команды получили жалованье – по двенадцать гульденов на нос, включая холопов, по сто двадцать гульденов на капитана – в том числе и Тимофея, и по тысяче двести на адмирала – это уже считая Басаргу. Серебро всем подняло настроение, команды даже пить не хотели – рвались снова в море.
– Зря силы расходуем, – решил адмирал Роде, созвав капитанов на совещание. – Эскадре, вроде нашей, в море сем противника ныне нет! Вместе ходючи вроде как из пушки по воробью стреляем. Посему повелеваю капитану «Веселой невесты» Тимофею на юг вдоль побережья польского идти, ему два корабля придаю. «Зайцу» капитана Клауса и шхуне «Селедка» строго на восток следовать приказываю, море посередь разрезая, сам с остальными кораблями побережье свейское прочесывать стану. Так мы весь простор охватим и никого не упустим. И пусть морские черти не отступятся от вас, мои капитаны! Вперед!
Датчанин, как ни крути, но ученика своего пестовал, заботился. Получи Тимофей в команду морских волков в первый выход – наверняка бы не слушались. Ныне же «Веселая невеста» и ее командир себя показать успели, а слово адмирала после выплаты жалованья в десять раз весомее прежнего стало. Посему теперь капитаны опытные восприняли приказ встать под руку мальчишки молча, без недовольства. Раз этого хочет адмирал – значит, нужно исполнять.
В один отряд с «Веселой невестой» попали две каракки, свейская боевая и польская торговая. Вооружением они от шитика почти не отличались, по ходкости тоже. Правда, каракки заметно лучше ходили под углом к ветру – зато плоскодонка при том оставалась куда более устойчива.
Два дня эскадра шла почти точно на юг, на ночь ложась в дрейф. Мореходы ведь никуда не торопились, для них видимость была важнее скорости. На третий день у горизонта показались сразу пять парусов – целый караван! Эскадра тут же повернула за добычей, «подняв все до последней тряпки», но при том двигаясь почти боком к ветру.
Пару верст корабли шли все вместе, но когда до цели оставалось еще столько же, каракки неожиданно вывалились из строя и пошли приземистым пинкам[29] наперерез.
