Слово и дело (СИ) - Черемис Игорь

— Нет, — он помотал головой. — Мы только предварительную проверку провели. Задерживали его ребята из Киева. Туда же и увезли… следствие, насколько я знаю, ещё продолжается, но нам не докладают, так, знакомые кое-что говорили. Лет на пять закроют, думаю.

— Ясно, спасибо… А ещё что?..

* * *

Вопреки моим опасениям, диссиденты в Сумах были — не много, но достаточно. Конечно, не личности вроде Якира или Алексеевой, но на учете числились немецкие полицаи времен Великой Отечественной, которые недавно отсидели свои четверть века и вернулись в родные края. Правда, никакой видимой активности они не проявляли, поскольку были калеками не только морально, но присмотра всё равно требовали.

Встречались в Сумах и националисты вроде того философа Дудника. Власти УССР почему-то опасались бороться с подобной публикой с подобающим большевикам размахом, вместо этого устраивая что-то очень похожее на бои подушками в пионерских лагерях. В процессе рассказов новых подчиненных у меня сложилось впечатление, что примерно так в Москве идет борьба с тем же Якиром, про которого все всё знают, но почему-то держат на свободе и даже платят гонорары за воспоминания об отце, который в этих воспоминаниях предстает душкой и великим полководцем.

Была тут и местная достопримечательность — некий гражданин Солдатенко, который как раз и мог считаться настоящим диссидентом. Он несколько раз ездил в Москву, там посещал квартиру Алексеевой, привозил в Сумы экземпляры «Хроник» и распечатки трудов Солженицына. В общем, готовый антисоветчик, на котором клейма негде было ставить, если бы не одно большое «но». Дело в том, что привезенные из Москвы труды Солдатенко никому не давал, а прятал в своем деревенском доме, и основной своей заботой считал перепрятывание этих замызганных листков с места на место; самые затертые он переписывал от руки в подвале при свечах, а оригиналы сжигал. Ещё он считал, что за ним следят всеми возможными и некоторыми невозможными способами — поэтому, например, в его саду над тропинкой от дома до туалета была натянута сетка с нашитыми лоскутками. Участковому, который заинтересовался этой икебаной, Солдатенко пояснил, что так он укрывается от всевидящих объективов космических аппаратов.

Ещё Солдатенко любил бегать по городу, сбивая «слежку», причем перемещался он исключительно ночами, путал следы, устраивал засады, а в конце, убедившись по каким-то лишь ему ведомым признакам, что «хвост» сброшен, возвращался домой.

Самое любопытное — за Солдатенко действительно следили, но совсем по другим причинам. Полковник Чепак, ознакомившись с рапортами подчиненных, не поверил, потратил несколько ночей — и дал команду натаскивать на этом «диссиденте» опергруппы, поскольку тот действительно был очень изобретателен в прокладке своих маршрутов. Был даже своеобразный зачет для молодняка, без сдачи которого получить нормальную работу в управлении было невозможно.

Именно поэтому Солдатенко никто не трогал, и ему сходило с рук даже тунеядство — ведь он нигде не работал, а жил за счет жены, уборщицы в местной школе, посвящая всё время своей борьбе. Воронов и Чепак считали его полезным идиотом, который нужен, чтобы сумское болото госбезопасности не застаивалось. [2]

Были ещё, конечно, евреи-отказники, но их количество позволяло не слишком напрягаться на их счет. Ещё «пятка» присматривала за студентами местного филиала Харьковского политеха, поскольку именно в их среде наиболее вероятно зарождение антисоветских идей — пока Бог миловал, но я согласился, что лучше перестраховаться. Ну и городские культурные заведения тоже были под наблюдением отдела — там вообще стояла тишь да гладь, зато контакты в театральной среде позволяли сотрудникам Сумского УКГБ бесплатно ходить на спектакли.

Узнав всё это, я уверился, что через полгода успешно завершу свою миссию и вернусь в Москву за майорской звездой, которую мне почти прямым текстом пообещал полковник Денисов.

* * *

Я всё-таки долежал под свои мысли и легкий шум дождя до сигнала будильника, встал со старого дивана с потёртой обивкой, который заменял мне кровать, с тоской посмотрел на гитару, на которой вчера так и не поиграл, и прошлепал на маленькую кухню. Поставил чайник, с сомнением посмотрел на вчерашнюю чашку с остатками чая, но всё-таки сполоснул её под краном. Потом отправился в ванную и долго смотрел на уже привычное лицо, пока чистил зубы и брился.

Рутинные действия всё-таки заставили мой мозг включиться, и я заранее настроился на веселый лад. Я приготовил себе немудреный завтрак и долго пил чай, с надеждой глядя в окно — но дождь там не заканчивался и, по ощущениям, стал лить даже сильнее. Поэтому пришлось нацеплять и плащ, и кепку, хотя до службы дороги было — улицу Кирова перейти. Служебную квартиру мне выдали в пятиэтажке прямо напротив управления; правда, подъезды были только со двора, мне приходилось обходить всё здание, но всё равно больше ста шагов не набиралось. Хотел бы я в Москве жить в настолько пешей доступности от работы.

Промокнуть я не успел. Забежал в гостеприимно распахнутые двери, предъявил удостоверение усталому и сонному сержанту, который ждал смены после ночного дежурства, поднялся на второй этаж…

— Виктор, вот ты где! Ты ещё не получил пистолет?

Я оглянулся. Полковник Чепак стоял в дверях своего кабинета и дружелюбно смотрел на меня.

[1] Для названий глав использованы строчки песен группы «Круиз». Глубокого смысла в них не ищите, весь глубокий смысл песен этой группы остался в восьмидесятых.

[2] Я почти ничего не выдумал — такой товарищ среди советских диссидентов имелся, правда, не в Сумах, а в Эстонии. Насколько я понял, он спокойно (ну или беспокойно — при таком-то образе жизни) дожил до развала СССР и отчалил на историческую родину.

Глава 2

«Вы создали монстра и держите в клетке»

Для меня пистолет был предметом умозрительным. В прошлой жизни я, конечно, ходил в тир и сдавал нормативы, умел производить полную и неполную разборку и назубок зазубрил правила обращения с оружием. Но в жизни умение стрелять пригодилось мне лишь однажды, причем, думаю, я бы справился и без предыдущих тренировок и выученных инструкций. У «моего» Орехова был похожий опыт, к которому надо было приплюсовать три года армии, где его учили обращению с автоматом товарища Калашникова, а вот пистолет он видел ровно два раз — и оба раз на стрельбище.

На службе же все эти навыки были бесполезны, ну а лезть в толпу или идти на встречу с агентом, имея с собой боевое оружие — верный способ заработать неприятности. Поэтому в «пятке» ни я, ни Орехов нужных привычек не наработали, но он сейчас присутствовал только в виде набора воспоминаний, а мне оружие напоминало о самом страшном моменте в моей жизни, и поэтому я на бзик полковника Чепака не обращал внимания.

В Москве мне такое игнорирование начальственных просьбы аукнулось бы быстро — полковник Денисов самодуром не был, но за исполнением своих приказов следил строго. Чепак оказался более либеральным — если в отношении начальника областного управления КГБ допустимо использовать это слово. Так-то он был неплохим руководителем, и только поэтому его фамильярность меня почти не раздражала — всё равно я обращался к нему по имени-отчеству, что ему, кажется, даже льстило. В остальном он поддерживал со мной видимость неких дружеских отношений — общался на «ты», расспрашивал о родных и быте и вообще вёл себя в моём присутствии очень неформально, только что домой не приглашал. Я списывал его поведение на то, что он взял надо мной некое подобие шефства.