Валерий Большаков - Сага о реконе
Круглые щиты увешали оба борта «Черного лебедя», швартовы были отданы, а Хегни занял место кормщика.
Сидя лицом к корме, Костя различил Гунульфа – сэконунг стоял у борта и зычно отдавал приказания «Морскому коню» с «Вепрем волн» – снеккам, отчаливавшим следом.
– Весла на воду!
– Чего ждешь?! – рявкнул Одд Бирюк. – Весло хватай!
Плющ подскочил и бросился к козлам, на которых сохли весла, споро разбираемые гребцами.
Одд вынул затычку из гребного лючка, и Константин просунул в него весло – весьма увесистое, вытесанное из мелкослойной сосны, длиной в два человеческих роста.
Ну это еще ничего – кормовые, а пуще того носовые весла куда длиннее будут. Это потому, что гребцы, сидящие на носу или ближе к корме, располагаются повыше, чем те, что посередке, а весла должны доставать до воды все разом, не вразнобой.
Была и еще одна тонкость: орудующим гребями на носу не только тяжелее всех приходится, они же и первыми бросаются в бой, когда корабль пристает к берегу. Оттого места впереди считаются самыми почетными.
– Цепляйся, – буркнул напарник, и Эваранди ухватился за рукоять.
Он частенько, бывая на Шаморе[53], брал лодку напрокат, так что с греблей был немного знаком. Да и Маннавард поднатаскал его изрядно.
Однако оказалось, что скедия и драккар – это две большие разницы. Костя то сильнее, чем надо, тянул весло, то давал слабину.
Не поспевал за сидевшим впереди или излишне торопился. В общем, мешал Бирюку, как мог.
Викинг сопел все свирепее, но Плющ в конце концов приноровился-таки, попал в лад. Вернее, в лад попадал Одд, а он лишь добавлял ему силы.
Выбравшись на середину залива Троллей, корабли повернули к морю.
На мысу, что располагался с юга, и на том, что лежал севернее, горели большие костры, разожженные викингами, – это были своего рода маяки.
«Поджигателей» подобрали снекки, несколько отставая, и «Черный лебедь» первым покинул Тролльвик.
Да и потом гребцам на драккаре было трудней – за кормой на буксире тащился кнорр Андотта. Не бросать же…
– Суши весла! Поднять парус!
Костя дернулся было вскочить, но Одд буркнул:
– Сиди. Без тебя справятся. Весло на место положь.
Громадный парус был почти невидим и различался лишь тем, что его прямоугольник застил звезды.
Сэконунг, по всей видимости, не решился идти коротким путем вдоль берега, а следовал на запад, чтобы там, в открытом море, описать дугу и войти в устье Стьернсванфьорда.
Драккар ощутимо закачало, приподнимая нос и опуская корму, валя вперед и вскидывая «драконий хвост», венчавший корму. Океан!
Соленая пучина шумно дышала в темноте. Посвистывал в снастях ветер, поскрипывали деревянные члены корабля.
Костя представил себе колоссальный водоем, где драккар не скорлупка даже, а так, еле видимая соринка, занозинка.
Впрочем, Одда мысли о великом не посещали. Покашляв, покряхтев, викинг сполз со скамьи и растянулся на палубе, подложив под голову сумку с доспехами и шлемом. Через минуту он уже похрапывал. Наверстывали упущенное и все остальные.
Один Хёгни по-прежнему восседал у рулевого весла.
Кормщик поглядывал на звезды, на волны, слушал ветер, следил за течениями. Один раз даже опустил руку, ловя рукою брызги, и попробовал воду на вкус.
Небо было ясное, а воздух в IX веке, лишенном заводов и пароходов, обходившемся пока без мириадов дымящих труб, был чище чистого.
Поэтому и света звезд хватало, чтобы различить свою руку или высмотреть свободное место.
Ну разлечься и вытянуться Косте не удалось – «плацкарта» была уже занята, но кое-как он устроился.
Повертевшись с боку на бок, Эваранди подумал, что он вовсе не на увеселительной прогулке, и тихонечко двинулся к мачте, рядом с которой находился трюмный люк. Ежели кто поинтересуется, куда он нацелился, то получит достойный ответ: «Ищу, куда упасть да поспать хоть часок!»
Возле трюмного лаза он обнаружил Валеру.
– Выпустить решил?
– Да не-е… Ты чё? Враз порешат…
– Ну хоть откроем…
Бородин прилег на палубу и нащупал щеколду.
И как дать о себе знать? У викингов сон чуткий.
Не придумав ничего лучшего, Валера тихонько постучал: три удара подряд, три вразбивку, три подряд.
Не бог весть что, зато сигнал SOS известен всем, даже не знающим азбуки Морзе.
Вскоре из трюма донесся приглушенный шепот:
– Валета, это ты?
– Я, дед. Щеколда открыта!
– Ага, понял…
Поозиравшись, Костя успокоился – экипаж «Черного лебедя» продолжал дрыхнуть. Заметят ли викинги, что люк открыт?
Утром будет видно – в обоих смыслах.
Определенного плана у Эваранди не существовало, он просто создавал возможности для будущих действий. А уж как там дело повернется, время покажет.
Одно он уяснил для себя: Эльвёр надо помочь добраться до дома. И валеркиному деду.
– Расползаемся.
– Ага…
– Сумка с собой?
– Вот.
– Дай мне.
Тихонько вернувшись к своей скамье, Плющ кое-как устроился покемарить. Разобрав стон Одда, он тихо сказал:
– Слышь? Испей моего лекарства!
– На кой оно мне? – отозвался викинг. – Руку мне вылечит?
– Руку, может, и не вылечит, зато боль снимет. Хоть выспишься.
– Ну давай…
– Один маленький глоточек, – предупредил его Эваранди, доставая болеутолитель из сумки.
– Давай, давай.
Хлебнув, Одд опустился на «спальное место».
– Что-то незаметно, – проворчал он.
– Ну, не сразу же. Погоди малость…
Костя уже задремывал, когда до него донеслось удивленное ворчание:
– Ты глянь, действует!
Улыбнувшись, Плющ закрыл глаза. Отношение его к миру стало странным.
Вроде как они с Валеркой определились, кто у них тут друг, а кто враг.
Валеркина бабушка в Сокнхейде, значит, там как бы наши, а они пока в глубоком тылу противника.
Тьфу ты, в передовых частях вражеских войск.
И что ему прикажете ощущать? Ненависть?
Да, спору нет, с Хёгни он бы рассчитался да и Гунульфу бы всыпал. А с Оддом как быть? Рука ведь не поднимется клинок всадить напарнику.
Вот и думай…
Эваранди повздыхал маленько да и уснул.
Сон был разрывчатый и непонятный. Сначала он за кем-то гнался, потом устремлялись в погоню за ним. А после был подъем.
– Спустить парус! – приказал сэконунг.
Костя протер глаза и разглядел почти что над собой полосатый парус.
Было то пограничное время между ночью и днем, когда свет почти не отличим от тени и весь мир прячется за привиденческими одеждами. Но уже смутно виднелись горы, их зубчатая линия вырисовывалась на фоне серевшего неба. А вот волны едва проглядывали, колыхаясь под пеленой тумана, к счастью, редкого.
– Весла на воду!
«Черный лебедь», словно полусотней лап загребая, медленно двинулся к устью Стьернсванфьорда, погруженного в глубокий сумрак.
Незнакомый Плющу дылда с рыжими косичками, спущенными на могучую грудь, стоял на носу драккара и длинным шестом промерял глубины.
Построить корабль стоило больших трудов и затрат и потерять его, посадив на камни, было бы верхом безрассудства.
Тем более для сэконунга – весь респект, ему оказываемый, сводился к признанию силы Гунульфа, а сила была в кораблях.
– Сушить весла, мачту долой, – негромко скомандовал сэконунг.
Викинги мигом ослабили снасти и уложили мачту на палубу, развернув рей вдоль. Теперь уже ничего не будет мешать морскому бою, ни рангоут, ни такелаж. Если, конечно, Торгрим ярл не проявит здравомыслие.
– Оружие раздать, брони вздеть!
Из захоронки под палубой достали тяжелый дубовый ящик, битком набитый кожаными мешками на завязках, а в них – мечи, секиры и прочие орудия убийства.
По рукам пошли луки и колчаны-тулы, набитые стрелами, дротики вынимались вязанками.
Викинги зашевелились, задвигались, напяливая шлемы, кольчуги и прочие доспехи.
– А мне? – сказал Плющ.
– Рука в говне, – проворчал Одд, развязывая свой мешок, и крикнул раздающему: – Вагн, подай-ка секиру Добряка!
– Так Добряк же помер, – удивился Вагн, парень с широченными плечами и глуповатым лицом деревенского увальня.
– О том и речь… Держи.
Одд передал Косте бородовидный топор на крепкой рукояти, виток к витку обмотанной ремешком из акульей шкуры.
Ну вот, совсем другое дело!
– Весла на воду!
Выходя на гладь фьорда, драккар бесшумно заскользил, и впрямь как змий, подкрадывающийся к добыче.
Из тумана выплыл пологий берег, прилегавший к горам, заросшим лесом.
Смутно обрисовались холмы… Да какие холмы, дома это!
– Мечи к бою!
За суетой да за туманом никто не заметил медленно подходившего корабля. Он был сходен по размерам с «Черным лебедем», только совершенно новый, буквально вчера спущенный на воду. Неокрашенный, без мачты и носового украшения, драккар шел, толкаемый всего шестеркой гребцов.
С берега, противоположного тому, на котором раскинулся поселок, донесся долгий звон кузнечного молота, и все стало ясно – новенький драккар переправляли через фьорд для оснастки.