Валерий Большаков - Сага о реконе
Пальчики им каменюкой поплющить, а ежели выдюжат и все равно запираться станут, пожечь те пальчики на медленном огне, соблюдая очередность – сперва большой, потом указательный… Мигом запоют, птички!
Гунульф ленивым жестом угомонил особо кровожадных.
– Хёгни говорит, – протянул он, – что ты, Эваранди, обещал выложить мне нечто важное, что подобает знать только конунгам. Хм. Как я понимаю, ты просто спасал свою жизнь и здоровье. И еще Рыжий Змей признался, что ты едва дырку в нем не проделал.
Плющ пожал плечами.
– Он напал, я дал сдачи. Не вышло. Ничего, в следующий раз буду удачливей.
– Ага! – удовлетворенно каркнул Гунульф. – Значит, ты как бы мой враг?
– Я как бы твой друг.
Викинги, сидевшие рядом с сэконунгом, оживились.
– И что я буду иметь от этой как бы дружбы? – ухмыльнулся сэконунг.
– Нашу верную службу, мою и Роскви. Мой меч в твоем распоряжении, сэконунг.
– У тебя есть меч, Эваранди?
– Будет!
Викинги рассмеялись над такой наглостью.
– Что я смешного сказал? – дерзко проговорил Костя. – Разве лучший меч не тот, что взят с бою?
– Тот, – пророкотал один из викингов, особо густо заросший. – Вот только разобраться надо. Ты с кем биться собрался? С нами?
– С кем сэконунг прикажет, – раздельно проговорил Плющ, глядя в глаза Гунульфу С Красным Щитом и отвечая ему, а не какому-то там приближенному к особе государя. – Мы оба из семьи бонда, хотели к Торгриму ярлу в хирд пристроиться, да только он нас прогнал. А тут нашлись добрые люди, подсказали, что видели в Тролльвике корабли Гунульфа С Красным Щитом. Мы сразу сюда. Если не веришь, можешь Хёгни спросить – он нас прямо на дороге застал.
– Ну не знаю, не знаю… – Глумливая улыбочка зазмеилась по губам сэконунга. – Нужны ли мне бойцы, которых так легко было словить.
Валерий вздернул подбородок.
– Мы молоды, сэконунг, – сказал он не без вызова, – а их с Хёгни было трое, бывалых и опытных. Только где же дренгу набираться опыта, как не в битве? Если ты решишь, что мы достойны грести на твоем корабле, то мы готовы.
Гунульф с минуту смотрел на него с блуждающей усмешечкой. Простодушная лесть Роскви была ему приятна, а по нагловатой уверенности он узнавал в молодом воине самого себя.
– Хунди, – обратился он к белокурому, – проводи этих на корабль.
– Куда посадить?
– В трюм!
Эваранди похолодел. Не помогло их красноречие, не уболтали они сэконунга! В трюме только трэлям и место, рабам на продажу.
И стоило тогда столько учиться обращению с мечом, чтобы дни и ночи проводить в душном трюме, а потом быть выставленным на невольничьем рынке? Не бывать тому!
Костя переглянулся с Валерой – тому, видать, в голову пришли те же мысли – и они стали действовать.
Бородин крутанулся, подсекая Хунди ногой.
Дренг есть дренг, хоть и неопытный, но викинг – он не упал, удержавшись в приседе, однако Валерию это было лишь в помощь. Открытая шея Хунди просто просила удара, и она его получила – Валерин локоть вырубил дренга, и тот упал ничком.
Широкое лицо белокурого еще не приложилось к земляному полу, а Бородин уже выхватил скрамасакс[51], висевший у Хунди на поясе.
– Держи! – крикнул он, перебрасывая клинок Косте.
Плющ поймал сакс за рукоятку.
Двое викингов, сидевших рядом с сэконунгом, тут же вскочили, хватаясь за мечи, но Гунульф осадил их и сделал знак ближнему из дренгов.
Молодой воин имел на вооружении саблю, вернее, кривой меч, вроде арабского скимитара. Надо полагать, никто из старших товарищей не покусился на гнутую железяку, добытую дренгом в походе.
Костя испытывал в эти мгновения отчаяние и ярость. Накидываясь на викингов, они обрекали себя на смерть. Но и сдаваться, соглашаясь на неволю…
Ну уж нет!
Два клинка сцепились с шипеньем и лязгом. Плющ бился не за очки, а за саму жизнь.
Его противник был силен и упирал именно на силу, маша скимитаром, будто колуном, со всей дури.
Один раз Костя пригнулся, и кривой меч втесался в резной столб над его головой. Чтобы вырвать клинок, увязший в дереве, дренгу хватило полсекунды, но за это время Плющ распорол ему бок, а правую руку рассек до кости.
– Роскви!
Валерка подхватил роняемый скимитар и встал спиною к столбу. Два уцелевших дренга навалились на друзей – тот, что пристал к Косте, орудовал секирой, другой был вооружен копьем.
– Хватит! – рявкнул сэконунг, покидая кресло. – Хёгни!
Рыжий Змей, привлеченный шумом борьбы, уже торчал у входа.
– Этих с утра, – Гунульф показал на Эваранди и Роскви, – на «Черного лебедя»! Посадишь за весла, в середку. Старого колдуна запрешь в трюме. Только осторожно с ним, а то мало ли…
…Валерке не спалось.
Бурные события дня минувшего все еще не унимались в нем, висели в душе, как муть в воде.
А у Костяна нервы покрепче – вон, сопит себе в две дырки. Эльвёр свернулась клубочком. Дед похрапывает. Один он мается…
Времени до отплытия осталось всего ничего, Хёгни сказал, что отбудут они ночью – это чтобы в Стьернсванфьорд на рассвете нагрянуть.
Бородин вздохнул.
Интересно он ощущал себя. Страхов полно, беспокойства всякого, опасностей вокруг – вагон и маленькая тележка, но не было угнетенности, отчаяния с унынием. Более того, под холодным покровом тревог и переживаний теплилось маленькое невинное удовольствие.
Он жил по-настоящему, без оглядки, и было ему хорошо.
А вчера-то они как дали?! Вдвоем против целой орды душегубцев!
Еще бы чуть-чуть, и было б им…
Тихонько вытащив из ножен кривой меч, Валера залюбовался работой неведомого оружейника. О-па! Да тут и вязь вьется!
Бородин приблизил лезвие к глазам и разобрал затейливую надпись, схожую с узором. Похоже на арабский, но тут он не силен.
…Покряхтывая, присел Костя, потер глаза, глядя на огарок свечи, чей трепещущий огонечек высекал блики на лезвии скимитара.
– Гляди! – шепнул Валерий.
– Ух ты…
– Типа, по-арабски?
– Знать бы… Обычно сарацины вырезали цитаты из Корана. Может, и здесь то же самое. Но, черт его знает… Вернее, тролль.
– Скорее уж, шайтан! – хмыкнул Валера.
– Угу…
– Стало быть, не такой уж этот Норэгр чужой, каким хочет казаться?
– А тролль его знает!
– Шайтан!
– Тс-с! Разбудишь…
– Да все уже.
Валерий задул свечу и лег на пол, подложил сумку под голову.
Тишина и темнота объяли его со всех сторон, мир закачался, зазывая в сон, но мысли все крутились в голове, вялые, правда. Господи, как это все отдалилось, стало почти нереальным – Уссурийск, работа, офис…
Он даже о Верке не вспоминал почти, сам образ ее слегка размылся, затушевался. Это ничего, с ним уже бывало такое.
Зато потом приходит беспокойство, тоска, он чувствует, как ему не хватает его Сердючки.
Ничего, даже если он не сможет расплатиться с Щепотневым, то Интермондиум стоил того, чтобы за него потерять прадедушкину шашку.
Но все же лучше вернуться с бонусами, чтобы можно было оправдаться перед Веркой. А если их привалит куда больше, нежели он надеется…
Ну-у, как говорится, хотеть не вредно. Вредно не хотеть.
И Роскви уснул.
Глава 22
Константин Плющ
Танец «черного лебедя»
«Черный лебедь» был, так сказать, флагманом – величиною в тридцать румов[52], с темными бортами, расплывавшимися во мраке, с зубастой башкой местного Горыныча, он плавно покачивался у причала, натягивая швартовы.
Остальные корабли сэконунга были поменьше размерами.
В принципе, и одного «Черного лебедя» хватило бы на весь хирд сэконунга. С избытком.
С другой стороны, сонно подумал Костя, меньше народу – больше кислороду.
Повинуясь знаку Хёгни, он перепрыгнул на гулкую палубу драккара. Валера занял десятый рум слева.
Дед Антон не стал дожидаться указаний и проворно полез в трюм, куда уже юркнула Эльвёр.
Рыжему Змею, может, и хотелось как следует шваркнуть крышкой люка, но корабль – это святое. Поэтому дубовая дверца опустилась тихо.
Да и зачем лишние проблемы создавать, особливо, ежели «кузнец Андотт» с нечистью знается?..
Поманив Костю, Хёгни качнул факелом и сказал:
– Будешь сидеть здесь. Погребешь вместе с Оддом Бирюком. Одд вывихнул левую руку, заменишь ее своими двумя. Если получится.
– Получится, – уверенно заявил Плющ.
– Ну-ну, – проворчал рыжий. – Видали мы таких прытких…
Костя присел на скамью – одиннадцатый рум справа – рядом с плечистым мужиком лет тридцати с лишним.
Лица его было не разобрать, несколько факелов не могли разогнать ночную черноту.
В короткой кольчуге, из-под которой выглядывал засмальцованный поддоспешник, в кожаных штанах, мужик ощутимо вонял застарелым потом, кожей и гарью.
Сопя, он оглядел Костю.
– Звать как?
– Эваранди. А ты – Одд?
– Он самый.
Затрубил рог. Викинги забегали, поспешая занять свои места.
Круглые щиты увешали оба борта «Черного лебедя», швартовы были отданы, а Хегни занял место кормщика.
