Андрей Посняков - Шпага Софийского дома
Качка заметно усилилась, за бортами зашипела вода — видно, корабль прибавил скорость. Наверху раздался довольный смех вперемешку с руганью. Прогнулся под чьими-то шагами потолок, откинулась шкура.
В узкий прямоугольник лаза заглянула противная улыбающаяся рожа козлобородого Митри!
— Што, шпыни, поймалися? — Митря довольно затряс жидкой свалявшейся бороденкой.
— Отвали, чучело, — угрюмо бросил Олег Иваныч. — А то сейчас как плюну в глаз!
— Ужо поимеешь за чучело-то! — погрозил кулаком Митря и, обернувшись, прокричал кому-то: — Стяпашка, глянь, развязались, шпыни-то. Нут-ко, слазьте-ка вниз, робяты!
Он отступил в сторону, и в узкое обиталище пленников спрыгнули двое молодых крепких парней в застиранных, выбеленных солнцем и ветрами, рубахах. Незлобиво пнув пленников, они тщательно перевязали стягивающие руки ремни, обильно смачивая их какой-то дурно пахнущей жидкостью. Пока перевязывали, Олег размял затекшие запястья…
— Ну все, бывайте! — двинув попавшегося под ногу Олега под ребра, весело попрощались «робяты», ловко выбираясь на палубу.
Олег Иваныч задумался. С чего это они так радуются? Ну, поймали кое-кого, и что? Не такая уж и заслуга. А! Может, проскочили удачно мимо кого-нибудь? Типа стругов Костромича или Феофилакта. Совсем скверно, ежели так: выходит, могли б Олег с Куно немного шумнуть и… Что «и», майор не додумал, помешал Куно, поинтересовавшись дальнейшими планами «господина Олега».
— Для начала хорошо б осмотреться, а то черт его знает, где мы? Куда плывем-то? Ежели в открытом море… пардон, в озере, — один расклад, а если рядом берег — совсем другой. Кстати, не попробовать ли развязаться? Мне что-то кажется, наша недалекая охрана чересчур самонадеянна. А ну-ка…
Олег Иваныч подтянул ноги к животу. Миг — и стягивающие руки ремни оказались перед его зубами. Ну и пахло ж от них!
— Стой, господин Олег! — непритворно ужаснулся ливонец, разгадав явные намерения Олега. — Ты что, никогда не сталкивался с подобным?
Олег Иваныч пожал плечами. С чем «подобным»-то?
Рыцарь только покачал головой. Оказывается, люди козлобородого Митри не были такими уж «лямыми». Во-первых, как пояснил фон Вейтлингер, жидкость (он называл и состав, да Олег не запомнил — к чему?) была ядовита. А во-вторых — она быстро твердела и простые сыромятные ремни приобретали крепость цемента. В чем и убедился Олег Иваныч, попытавшись пошевелить руками.
— Как же они нас потом сами-то развяжут, сволочи?
— Зачем развязывать? — удивился рыцарь. — Можно распилить осторожненько!
— Ну и суки…
Олег Иваныч сплюнул на пол и раздраженно ударил связанными руками в заднюю стенку. Доска чуть спружинила. Что-то полетело на палубу, открыв в заднем борту судна маленький — в полсантиметра — глазок. Сучок, чтоб его… Через такую дырку не удерешь. Однако посмотреть вполне можно, все ж лучше, чем пялиться в щели наверху — окромя неба да сапог пиратов ни хрена не видно.
Нет, Бог никак не хотел сжалиться над несчастными пленниками — никакого берега поблизости было не видно. Да и не только поблизости. Безбрежная даль Нево-озера. Впрочем… Что-то маячило за кормою, поднимая пенистые брызги. Олег присмотрелся. Лодка! Маленький челнок, привязанный к стругу прочной веревкой. Фон Вейтлингер тоже вдосталь поразглядывал его, поцокал языком зачем-то. Потом оторвался от дырки, взглянул на соседа и перевел внимательный взгляд серых, почти как у Олега Иваныча, глаз на кормовую стенку. Стенка как стенка. На вид — вполне крепкая. Но ведь и стягивающие руки ремешки отнюдь не мягки — замечательно хорошо затвердели, качественно! Постарались «шильники», дай бог, на свои дурные головы!
— Какой хороший цемент! — довольно произнес Олег Иваныч с акцентом «Василия Алибабаевича». — Как ты считаешь, Куно, вышибем?
— С трех ударов! — улыбнулся ливонец. — Если не помешают… Доски совсем прогнили.
— А мы сейчас и не будем, — зашептал майор. — Подождем. Глянь-ка на небо! — он кивнул на верхние щели, сквозь которые виднелась уже не нежная синь неба, а угрюмая тучевая серость. Да и качка стала явно сильнее! Чтобы сидеть ровно, пленникам приходилось сильно упираться ногами в противоположную стенку.
— Надо успеть, — прислушиваясь к доносящемуся снаружи вою усилившегося ветра, предупредил рыцарь. — В бурю они пристанут к берегу. Хотя… — он помрачнел, — …хотя могут и уйти на широкую воду. В море бывалые моряки именно так и делают. Что ж, у нас, похоже, нет большого выбора!
Ветер становился все сильнее, свинцом угрюмилось небо, волны — спины морских коней — бросали струг в разные стороны, словно неумелый игрок легкий теннисный мячик. По верхней палубе забарабанили крупные дождевые капли. Все чаще и чаще… Громыхнуло. А потом та-а-ак качнуло! Словно в яму ухнули!
Олег Иваныч — человек насквозь сухопутный — внезапно почувствовал себя плохо. Этого еще не хватало! Стиснув зубы, он подполз поближе к корме и с силой ударил в нее ногами. Кроме отбитых пяток, никакого видимого эффекта действия его не произвели — то ли удар был недостаточно силен, то ли доски, вопреки предположению фон Вейтлингера, оказались не такими уж и гнилыми.
— О, нет, господин Олег, не так! — ливонец поднял повыше руки. — Вот этим узлом… Вот сюда… — он показал на пару досок, видимо, более гнилых. — С ударом грома — разом ухнем!
С ударом грома ухнули! Разом!
Да так, что бедная доска треснула сразу аж в двух местах! И тут же огромный водяной пласт с непостижимой силой ворвался внутрь, припечатав сотоварищей к стенке. Каморка быстро наполнялась водой, так что еще немного и…
Одно утешение — разбойникам явно было не до Олега с рыцарем — судя по оглушающему сухому треску, у них обломилась мачта.
Напор воды вдруг ослаб — судно заметно «клюнуло» носом, то ли напоролось на камни, то ли просто скатывалось с волны, черт его знает, вовсе не этот вопрос тревожил сейчас пленников, внезапно почуявших близкую — вот она, рядом! — свободу.
Выломав еще пару досок, Олег и фон Вейтлингер, уцепившись сцепленными пальцами за веревку, поочередно ухнули в воду… Слава богу, хоть не холодно, лето все-таки, но тем не менее в бурных волнах со связанными руками — приятного мало. Олег Иваныч так, например, очень обрадовался, когда с помощью ливонского рыцаря оказался наконец в лодке. Хотя, если рассудить хорошенько, радостного в этом было мало — утлый дощаник посреди разгулявшейся стихии. Веревку скоро сорвало — не пришлось и перебивать, — и оторвавшаяся от корабля лодка пустилась в вольное плавание.
Выл ветер протяжно и гулко, бесновались вокруг свинцовые волны. Покрытые белесовато-коричневыми шапками пены, они накатывались на утлый челн, словно огромные живые горы. Казалось, каждая из них может стать последней. Впрочем, что — казалось — так оно и было!
«Два дурака в одном тазу пустились по морю в грозу», — вспомнилось вдруг Олегу Иванычу. Примерно такие стишки читала ему бабушка в раннем детстве.
Выбрались, блин, на свободу, два придурка. Один дурацкие стихи вспоминает, другой… А другой вообще с ума спятил — принялся терзать лодку, и без того утлую, пытаясь отломить кусок кормы. Это чтоб поскорее потонуть, наверное. Чтоб не мучиться… Таки отломил, собака! Затем выбил ногой скамейку, бросил Олегу:
— Гребите, майн герр!
Хм… Гребите… Куда, интересно?
— Держим лодку носом к волне, ясно?
Да ясно, куда уж яснее. Олег Иваныч кивнул. Носом к волне… Да хоть хреном — похоже, один черт!
Особенно наглая волна накрыла вдруг беглецов с головами. Олег Иваныч уж думал — все, амба, ан нет, выплыли. Водичку изо ртов повыплевывали, вновь веслами замахали, вернее досками…
Разбойничьего струга уже давно не было видно. Сгинул, пропал, словно призрак. То ли на берег выбросился, то ли унесся в глубь озера, то ли разбился о подводные камни. А может, и так затонул, нахлебавшись водицы, — дырочку-то Олег с рыцарем не фиговую в корме проделали, так что туда ему и дорога, на дно, стругу бандитскому, окаянному. Впрочем, похоже, и им то же светит…
Вот еще одна волна захлестнула лодку, еле выплыли. Позади шла, нагоняла, другая. Вполне можно и не вынырнуть.
Рыцарь неожиданно обернулся. Улыбнулся ободряюще, ткнув доской в небо. Действительно, плотная пелена облаков, похожая на овсяный кисель, заметно посветлела, улыбнулась голубоватым разрывом, сквозь который показался на мгновенье золотистый луч спрятавшегося солнца. Блеснул, упал на вершину волны, враз сделав ее бирюзовой, жутковато красивой, и пропал, словно и не было. Обозленная волна яростно подхватила лодку. Что-то узрев впереди, ливонец вскрикнул от ужаса. Олег Иваныч присмотрелся — черная громада острова внезапно замаячила перед ними. Лодку неудержимо несло на скалы… Беглецы даже не успели ничего сообразить, как подхваченное волною утлое суденышко с размаху шваркнулось о прибрежные скалы. Слава богу, не очень сильно! Нет, лодка, конечно, сразу потопла, но ее пассажиры никаких травм не получили, а, оказавшись в воде, сноровисто погребли к берегу. Правда, слово «погребли» не совсем подходило к способу передвижения невольных пловцов — ну-ка погребите-ка со связанными руками, попробуйте… Передвигались как могли: где — отталкиваясь ногами от дна, где — «по-собачьи», — по определению Олега Иваныча, именно таким стилем он плавал в далеком детстве. Очередная коварная волна сбила его с ног. Несмотря на это, Олег обрадовался, поскольку почувствовал коленями песчаный, чуть притопленный волнами берег.
