Андрей Посняков - Шпага Софийского дома
За гладью озера садилось солнце. Шитая серебром короткая куртка рыцаря и золоченая рукоять его меча отсвечивали красным. Кровавым… как почему-то подумалось Олегу Иванычу, никаких хороших слов о ливонских рыцарях он в прежней своей жизни не слышал, вернее — не читал. Жадные и трусливые псы, мечтающие только об одном — поработить и ограбить великодушный русский народ. Неизвестно, как насчет жадности, но впечатления, что он трус, рыцарь Куно никак не производил — вон как здорово орудовал мечом, один против десятка! Да и вообще, он был Олегу Иванычу чем-то симпатичен — учен, красноречив, вежлив.
— Прошу вас, сир, принять от меня этот скромный дар! — с этими словами фон Вейтлингер протянул Олегу тонкий кинжал в черных изящных ножнах, инкрустированных золотом. — Знайте, в Ливонии у вас есть надежный друг!
— Весьма благодарен, сэр! — торжественно ответствовал Олег Иваныч и замялся. Следовало тоже что-нибудь подарить рыцарю, какую-нибудь безделушку типа двуручного меча или ожерелья из изумрудов… Вот только, как назло, ничего подобного в наличии не наблюдалось… разве что «рэнглеровский» ремень в джинсах. А что? Чем плох подарок? Настоящая кожа… по крайней мере, так уверял продавец на «Звездном» рынке. Впрочем, у них тут вообще нет ничего искусственного. Но и такого ремня тоже ни у кого не сыщется!
Уже ближе к вечеру, когда гости собрались уходить, Олег Иваныч наконец решился. Он вообще не любил казаться неучтивым. Снял ремень, скрутил жгутом, поискал глазами рыцаря… Черт побери, да где же он? Ага, стоит в сторонке, беседует о чем-то с игуменом.
Обойдя костер, не спеша направился к ним… и вдруг замер, не пройдя и половины пути. Феофилакт и ливонец беседовали по-немецки! Олег Иваныч передернул плечами. Сам он в детстве учил — если так можно выразиться — английский, но и немецкую речь мог узнать, хотя и не понимал. Но ведь рыцарь Куно фон Вейтлингер прекрасно знает русский! Так какого же черта… А может, тут дело не в рыцаре, а в игумене… уж больно ухватки у Феофилакта-инока своеобразные… Словно б и не молился всю жизнь, а изучал основы оперативно-розыскной деятельности в спецшколе при ГУВД Санкт-Петербурга и области. Ох, не прост игумен, ох, не прост. Да и вообще, кто тут прост-то? Олег Иваныч сплюнул. Окружающие люди мало соответствовали его представлениям о «древних русичах», простых, доброжелательных и открытых. Ну, Феофилакт с рыцарем, понятно… Однако и Иван Костромич — ему-то какое дело до их беседы — уши навострил, привстал с бревна, на котором сидел, поближе к реке придвинулся — понятно, по воде-то звук лучше идет. Рядом Силантий Ржа… бесхитростный воин, прямой и честный. Ну, честный, это, пожалуй что, и так, а вот насчет бесхитростного… Олег Иваныч хорошо помнил, как не хотел Силантий ввязываться в бой из-за немцев. И видел, как здесь, у костра, тот же Силантий весело хлопал рыцаря по плечу, улыбался, рассказывал что-то веселое, в общем, вел себя так, словно встретил лучшего друга после долгих лет разлуки. И что ему от этого немца надо?
А Гришаня? Ведь следит, змей, за Костромичом и Силантием, осторожно, правда, так, что и понимающему человеку не очень заметно. Но если хорошо присмотреться… Вон, у кострища, служки сняли котел, собрались тащить к реке, мыть… А вот Гришаня сидит, не шевелится, только нет-нет да и зыркнет синими своими глазищами то на Ивана, то на Силантия. Вот спустился Силантий к реке — дивное дело — и Гришаня туда же! Котел помочь мыть якобы… Нужен ему тот котел… Может, спросить его начистоту? А пожалуй, так и сделаю, как случай представится.
Феофилакт с фон Вейтлингером закончили свои тайные беседы, и игумен начал прощаться. И то правда — ночь на дворе, вернее в лесу. Пора и честь знать. Тем более — завтра плыть. И так задержались — дальше некуда, эдак вовек до Новгорода не добраться. Ливонец изъявил желание дожидаться своих в устье Волхова, два орденских судна наверняка еще болтались по Ладоге, в лучшем случае — чинили такелаж где-нибудь в укромном местечке. Игумен Феофилакт любезно предложил рыцарю свои услуги, что никаких подозрений ни у кого не вызвало — ну в самом деле, не на голой же земле спать благородному рыцарю, на игуменском-то струге куда как сподручней. Олег Иваныч лишь только хмыкнул.
Благословив Ивана Костромича и его людей, Феофилакт со служками скрылся в темнеющих кустах. Фон Вейтлингер чуть задержался, собираясь… интересно, а что ему было собирать-то? Ливонец походил себе по берегу, зачем-то взошел на струг Костромича, спустился по шатким мосткам обратно, оглянулся… Почти все уже разбрелись по стругам спать, лишь Олег задумчиво сидел у догорающего костра, да Гришаня зачем-то шастал вдоль берега — раков, что ли, ловил.
Ага, раков, как же! Фон Вейтлингера — вот кого! Подойдя к немцу, отрок сказал что-то вполголоса, оборачиваясь незаметно на струги (ну, это он думал, что не заметно, Олег Иваныч-то еще не окончательно в бревно превратился, хоть и выпил изрядно). Внимательно выслушав отрока, рыцарь кивнул, о чем-то заговорил сам. Олег Иваныч напряг слух, сам не понимая, зачем ему это нужно, просто с детства страдал любопытством. В ночной тишине было отчетливо слышно каждое слово. Ну, почти каждое… Слышно, но ни фига не понятно! Говорили-то по-немецки! Ну, Гришаня, ну, фрукт… Интересно, откуда он знает немецкий? А откуда и Феофилакт… Может, у них тут, в Новгороде, немецкий в каждой школе учат по этим… берестяным грамотам…
Наконец, видимо, договорившись, рыцарь пожал Гришане руку, прощаясь. Высокая фигура ливонца растворилась в ночи за деревьями.
— Слышь, Гриша, а кой ляд игумен по озеру на лодьях плавает, ему что, в монастыре делать нечего? — поднявшись с бревна, как бы невзначай поинтересовался Олег. С вопросом о немецком языке он решил погодить, успеется. Гришаня засмеялся и пояснил, словно первокласснику, что монастырь-то у Феофилакта далеко, аккурат у самого Новгорода, а земли монастырские и по брегам Нево-озера есть, тот же монастырь Никольско-Медведский, что в устье Волхова, недавно отремонтированный. Да и людишки Феофилактовы рыбкой промышляют, зверем, бортничают, за ними пригляд нужен, а какой пригляд без хозяина? Вот Феофилакт и ездит иногда, приглядывает. А как людишкам без пригляду? Эдак монастырская братия без рыбы останется, чем тогда чернецы постничать будут, корой, что ли, березовой?
— Экий ты, Олег Иваныч, право слово, непонятливый, — посетовал слегка захмелевший отрок. — Допрежь чем спросить, головой подумать надо!
— Спасибо за науку, Григорий свет Федосеевич, — обиделся Олег. — А то ведь куда уж нам уж.
Слегка щелкнув Гришаню по лбу, чтоб не очень задавался, он подошел к догорающему костру, уселся на поваленное дерево и долго, до ряби в глазах, смотрел на сине-красные угли, думал. В голове шумело от выпитой медовухи.
Захрустели хворостом чьи-то шаги. Олег Иваныч повернул голову — Гришаня. Причесанный, в красивой лазоревой рубахе, шитой серебристыми нитками. Примостился рядом, протянул принесенный туес:
— Испей-ко, Иваныч.
Олег глотнул. Квас исполненный, хмельной. Вкусно. Нет, все-таки неплохой парень Гришаня, хоть и ушлый слишком.
— Чевой-то ты, Олег Иваныч, пояс свой в руках держишь, бить кого-то собрался? — приняв туес обратно, поинтересовался отрок. А и правда, чего? Олег усмехнулся: ну надо же — хотел ведь ливонцу подарить пояс-то, а вот поди ж ты, совсем из башки вылетело.
— Так догоним! — почему-то обрадовался Гришаня. — Рыцарь-то вдоль реки идет, а мы напрямик, лесом. Пойдем, а, Иваныч?
— Ну, сходим, пожалуй. А то что-то совсем сна нет.
Ага, нет, как же! Башка, как бубен, в веки хоть спички вставляй, чтоб не закрывались. Чем шляться черт-те где по лесу, Олег Иваныч, конечно, всхрапнул бы сейчас на струге минут шестьсот будьте-нате, однако вот поперся вслед за Гришаней. А все любопытство, чтоб его…
Ливонца нагнали быстро — то ли тот еле шел, то ли просто стоял, дожидался.
Увидев Олега Иваныча, рыцарь обрадовался, улыбнулся широко, будто родного брата встретил, Гришане «данке» сказал, а тот, дурак, и кивнул, прокололся, ну уж теперь-то от вопросов не отвертится, налим скользкий.
Рыцарь чуть поклонился:
— Не позволит ли достопочтенный сир Олег сказать ему пару слов наедине?
Олег Иваныч хмыкнул:
— Позволит… Гришаня, исчезни!
Отрок кивнул и скрылся в зарослях ореха-лещины. Пошел обратно? Ну, это вряд ли, наверняка затаился за кустами и подслушивает. А какая ему в том корысть? А ливонец какого черта с ним, с Олегом, собрался секретничать? Ведь Гришаня-то, надо полагать, и без того в курсе всего. Вот только чего «всего»?
— В суровые времена даже друзья не должны знать лишнего, — проводив отрока взглядом, тихо произнес рыцарь. — Пройдемте ближе к реке, любезнейший господин Олег, ибо каждое дерево в этом лесу может иметь уши…
«Любезнейший господин Олег» молча спустился к реке вслед за ливонцем.
